бы получить, по обычаю страны, часть штрафных денег в свою пользу. Царевичи, в свою очередь, не переставали волновать и грабить народ, который желал, чтобы всех царевичей «от них взяли, также и царицу Дарью, которая всему злу и разорению корень».
Положение страны было таково, что лицам недоброжелательным было легко ловить рыбу в мутной воде. Многие из грузин, поставленные для управления народом, своими поступками увеличивали общее несчастие. Они сами приглашали лезгин на хищничество, указывали им пути и сообщали о том, что происходило в стране. Правления не существовало никакого: «от грузинского отстали, а к нашему не пристали…» «Весьма нужно, – писал Лазарев, – чтобы решительное воспоследовало положение, дабы уже все знали, чему держаться, а без сего все еще между страхом и надеждой. Кто поумнее, те понимают, но притворяются неразумеющими; кто же простее, те совсем не понимают, сколько я им ни толкую».
Имевшиеся в руках нашего правительства сведения о стране были чрезвычайно скудны во всех отношениях. Этот недостаток сведений заставлял во многих случаях действовать наугад, ощупью и, не зная страны, ограничиться применением к ней порядка, существовавшего в России. По указу сенату б марта 1801 года, вся страна составила одну Грузинскую губернию и, таким образом, вошла в состав России.
Центральное владение нынешнего Закавказья, Грузия граничила к северу Кавказским хребтом; к западу Имеретиею, от которой отделялась Хопинскою долиною, а от Ахалцихского пашалыка горами, на продолжении от урочища Топаравана до Ахбабы. С юга от Карского пашалыка она отделялась рекою Арпачаем, а от ханства Эриванского озером Гокча. К востоку река Джагор отделяла Грузию от ханства Ганжинского, а река Алазань от Джаро-Белокан.
Присоединенная к России страна заключала в себе Карталинию и Кахетию, разделенные одна от другой течением Арагвы. В Карталинии насчитывалось тогда 1682 деревни и села, а в Кахетии 324; все они были по большей части разорены. Карталиния разделялась на Верхнюю, Среднюю Грузию и Сомхетию (состоявшую из Триолеты и Борчалы), Казахи, Шамшадыль, Памбаки и Шурагель. Земли хевсуров, пшавов, тушин и осетин входили также в состав Грузии. Все пространство ее не превышало 280 верст от востока к западу и 300 верст от севера к югу. Народонаселение было около 160 000 душ[520].
Новое положение Грузии, как составной части России, дало ей новое административное разграничение.
Река Нора разделила ее теперь на две провинции: Карталинскую и Кахетинскую. В Карталинии губернским городом назначен Тифлис, который вместе с тем сделан губернским городом и всей Грузии; в Кахетии – город Телав.
В Карталинской провинции учреждено шесть городов с округами: Тифлис, Душет, Гори, Сурам, Лори и Кайкулы; в Кахетинской два города: Телав и Сигнах. К этим городам приписано было несколько селений, которые и составляли округ каждого. Остальные же города, которые находились в Грузии до присоединения ее к России, оставлены в том положении, в котором они были.
Всею губерниею должен был управлять генерал-губернатор, а каждою провинциею – вице-губернатор. Главным присутственным местом назначено губернское правление. Правлению подчинялись провинциальные канцелярии, «коим быть в Тифлисе и Телаве, с разделением дел их на два департамента: первый – суда и расправы, а второй – камеральный или казенных дел. От сих канцелярий зависят уездные суды и земские полиции, коим быть во всех уездных городах. Все магистраты городов уездных и ратуши городов безуездных ведаются в ратгаузах, коим быть в двух провинциальных городах».
В отношении духовного управления в Грузии предполагалось учредить две епархии: тифлисско-карталинскую и телаво-кахетинскую, первую во втором, а последнюю в третьем классе. В обеих епархиях предполагалось учредить дикастерии, семинарии, а в городах духовные правления. В епархии тифлисско-карталинской учредить коадъютора, под названием епископа Горийского. Жалованье духовным лицам положить такое же, какое получали лица российских епархий.
Кончина императора Павла оставила все эти предположения неисполненными и остановила на время решение вопроса о присоединении Грузии к России.
Известие, полученное в Тифлисе о смерти императора, опечалило грузин, полагавших, что, с переменою в правлении, по примеру прежних лет, будут выведены из Грузии русские войска и страна будет предана опять грабежу и междоусобию царевичей.
Страх народа был тем более основателен, что партия грузин, не желавших присоединения к России, начала распространять слухи о том, будто русские войска в самом непродолжительном времени оставят Закавказье. Обстоятельство это произвело волнение в народе. С помощью нескольких преданных России лиц Лазарев успел убедить грузин в ложности слухов и уверить их, что войска не только не оставят Грузии, но, напротив, число их будет увеличено и часть их находится уже в походе. Народ успокоился и поверил Лазареву тем охотнее, что в Тифлис уже пришло известие о скором прибытии в столицу Грузии гренадерского Тучкова-второго полка, отправленного туда еще по приказанию императора Павла.
Мы имели случай указать на то, что наше правительство сознавало необходимость увеличить число наших войск во вновь присоединенной стране. Без такого увеличения защита Грузии от вторжений хищников была невозможна. Кнорринг получил приказание отправить новые полки в Грузию. Командующий Кавказской линией затруднялся только обеспечением продовольствия на пути и трудностью зимнего перехода через горы. Он высказывал свои затруднения императору Павлу, который в ответ на это писал: «Вы говорите мне о невозможностях. Я их знаю, но измеряю оные усердием войск моих ко мне, а они должны измерять свои заслуги по мере моей признательности и щедрот. Генерал Растопчин объяснит о том вам подробнее».
Растопчин обещал от имени императора награду всем чинам за этот трудный поход. Призвав к себе Тучкова 2-го, Кнорринг показал ему рескрипт императора Павла и приказал ему ринуться в Грузию с гренадерским его имени полком.
Переправясь в городе Моздоке через реку Терек 16 марта, Тучков следовал с батальоном своего имени через Малую Кабарду, пройдя которую на границе был встречен старшинами осетин и тагаурцев, предуведомленных о походе. В сопровождении этих представителей народов он дошел до Балты, первого их селения.
Дорога от Владикавказа до Балты пролегала по берегу реки Терека, проникающего в теснины Кавказских гор. Начинавшееся у Балты ущелье было еще довольно пространно, но от Балты до разоренной тогда крепости Дарьяла начались все трудности, которые представляли громады Кавказских гор нашему отряду. Зимнее время года еще более усиливало затруднения. Шесть орудий[521], бывших при отряде, составляли главную заботу Тучкова 2-го. Обоз был оставлен позади; большая часть лошадей запряжена под орудия, и, несмотря на то что им кроме того помогали люди, отряд не мог проходить более трех верст в день. Достигнув с такими затруднениями до Дарьяла, Тучков остановился тут, чтобы дать отдохнуть людям и дождаться прибытия обоза.
Здесь настиг отряд нарочно посланный Кноррингом с известием о кончине Павла I и о вступлении на престол Александра I. Присягнув на дороге новому императору, полк двинулся от Дарьяла к селению Казбеку, лежащему неподалеку от одной из величайших гор кавказских, того же имени. Отряд на этом пути терпел менее затруднений: ущелья гор становились просторнее, подъемы и спуски были не так высоки и круты, а каменья по дороге менее крупны.
«Прибыв в Казбек, – пишет Тучков в своих записках, – захотел я посетить монастырь, на вершине горы находящийся. Пригласив с собою полковника Симоновича и несколько офицеров моего полка, поехали мы из лагеря верхом. Прибыв в деревню при самом всходе на гору, где жил священник, хранивший ключи от монастыря, должны мы были оставить лошадей и идти на гору пешком по излучистой тропинке, пролегающей близ ужаснейшей стремнины. Отдыхая по нескольку раз, мы достигли наконец до монастыря. Перед оным расстилался луг на гладкой равнине, кончающейся высоким сосновым лесом. Мы с любопытством осмотрели внутренность сего здания, и, войдя в церковь, священник отслужил нам молебен. Во время нашей молитвы, продолжавшейся не более получаса, погода менялась беспрестанно: снег, дождь, град, буря, великолепное сияние солнца следовали одно за другим».
По возвращении из монастыря отряд двинулся далее и прибыл в деревню Сион, где и расположился лагерем. Спустя несколько часов, посмотрев на лагерь, трудно было бы сказать, что солдаты устали. В лагере произошло смятение. Солдаты со всевозможною поспешностию и торопливостию таскали на ближайшие возвышения палатки, провиант, экипажи и всякий скарб. Все бежало на гору от бешеного Терека, разлившегося от падения трех снеговых обрывов, последовавших один за другим, но, к счастию, на значительном расстоянии от деревни Сион, где расположился наш отряд.
Через час вода начала убывать, и вскоре за тем бешеная река вступила в свои берега. Простояв три дня в лагере, запасшись санями для перевозки артиллерии и обоза через снеговой хребет Кавказских гор, Тучков двинулся далее и дошел до деревни Коби, последнего селения, лежащего с северной стороны хребта. Тут отряд должен был ожидать известия о возможности пройти через снеговые горы. Не ранее как через пять дней дали знать, что можно приступить к очищению дороги от снеговых завалов. Трое суток 800 человек осетин занимались этою работою и успели настолько, что можно было начать переход через горы небольшими частями полка.
Сначала Тучков отправил две роты для занятия Кайшаур, первой деревни, лежавшей на южной стороне хребта. Потом он отправил туда же целый батальон и артиллерию, которая была разобрана и положена на сани. Первый эшелон дошел благополучно до места назначения; но едва скрылся из вида второй отряд, как в лагере услышали гром упавшего нового снегового обрыва.