Возвратившись в Сурам, Симонович привел с собою 13 человек аманатов от осетинского народа, которого насчитывали тогда до 35 000 душ обоего пола.
Волнения в Осетии усмирены и окончились неблагоприятно для членов царской фамилии: вовсе не так, как они ожидали. Все внимание их было обращено на Персию и на те меры, которые предпримет Баба-хан. Властитель Персии был один, на чью помощь они могли теперь рассчитывать.
В январе в Эривани получено известие, что Баба-хан поручил одному из своих военачальников, Аббас-Кули-хану, отряд войск, с тем чтобы он, отправившись в Тавриз и присоединив к себе тамошние войска, следовал к Нахичевани, выгнал тамошнего хана и сам занял бы его место. Потом, если эриванский хан не исполнит требований властителя Персии, то Аббас-Кули-хану приказано было двинуться к Эривани. Туда же обещал прибыть и сам Баба-хан.
Эриванский хан приготовлялся к обороне и отправил посланника к Лазареву. Он писал теперь, что считает свое ханство составной частью Грузии, а себя подданным русского императора. Он просил разрешения отправить своего чиновника в Петербург и, сложив с грузинских купцов по 2 рубля пошлины с каждого вьюка, обещал платить нашему правительству ту дань, которую платил царям грузинским.
Отправленные Лазаревым в Эривань лазутчики принесли известия, подтверждавшие сведения о приготовлении персиян к неприязненным действиям.
До властителя Персии, говорило одно из писем, полученных в Тифлисе, дошло «известие, что в Грузии дымится, и надобно сей дым искоренить». Шах сделал распоряжение о сборе 45 000 войска, поручил их своему сыну Аббас-Мирзе и сардару Сулейману и приказал с окончанием Навруза двинуться к Эривани и, оставив у этого города 10 000, с остальными 35 000 идти в Грузию. Побуждением к этому было полученное Баба-ханом письмо царевича Александра, просившего о помощи. Театром военных действий избраны Казахи и Памбаки. Склонив на свою сторону тамошних татар и заняв эти провинции, Аббас-Мирза должен был, по повелению своего отца, отправить посланника в Тифлис с требованием очистить Грузию и вывести оттуда русские войска.
Справедливость слухов как бы подтверждалась тем, что эриванский хан укреплял город и запасал в нем военные и съестные припасы. Вместе с тем хан снова отправил своего посланника к Лазареву с уверением о приверженности своей к России, просил покровительства и дозволения принять присягу на верность, если будет удостоверен в том, что наши войска будут его защищать и «он не будет уже иметь никакой опасности от своих неприятелей».
Лазарев отвечал, что без разрешения не может вступать ни в какие переговоры, и обещал спросить о том Кнорринга. Посланник остался в Тифлисе до получения ответа. Кнорринг обнадеживал хана, высказывал свою готовность вступить с ним в переговоры и заключить акт о принятии хана в покровительство России. Посланник не имел письменной доверенности Мамед-хана, поэтому Кнорринг просил уполномочить или его, или прислать другого доверенного в Тифлис к его приезду. Вместе с тем хан должен был написать форменное прошение на имя императора Александра с объяснением условий, на которых желает вступить в подданство России.
Приготовление эриванского хана к обороне и его искательства о подданстве хотя и не давали права заключать об искренности расположения хана, но зато указывали на достоверность намерений Баба-хана вторгнуться в его владения, а в случае успеха двинуться и в Грузию. Для обеспечения ее Кнорринг предписал гренадерскому батальону из рот Кабардинского и Кавказского полков, с находящейся при них артиллерий, флигель-ротам Кавказского гренадерского полка, Нарвскому и Нижегородскому драгунским полкам быть готовыми к походу с Кавказской линии в Грузию. Атаману войска Донского генерал-лейтенанту Платову сообщено, чтобы он поспешил выслать в Моздок один казачий полк из числа пяти полков, назначенных на линию, для смены полков, там находившихся. В Моздоке заготовлялись сухари в месячной пропорции, а в Екатеринограде предписано заготовить их для 7000 человек. В Грузию отправлен второй комплект боевых патронов и артиллерийских припасов. Для обеспечения Кавказской линии собрано с разных полков 700 казаков.
Кнорринг спрашивал императора, как поступить с искательством хана Эриванского, и просил разрешения отправить в Грузию, кроме полков, туда уже назначенных, еще один гренадерский батальон и флигель-роты Кавказского гренадерского полка из Моздока и Кизляра, мест их расположения.
Покорность и искание покровительства ханом Эриванским было весьма важно в политических сношениях наших с Персией. Грузия была открыта со стороны Эривани до такой степени, что вторгнувшемуся неприятелю нельзя было противопоставить никаких естественных препятствий. Персияне, всегда вторгавшиеся со стороны Эривани или Ганжи, думали и теперь сделать то же самое. Встретив их в границах Эриванского ханства, мы избавляли от разорения грузин, разорения, неизбежного для народа, во владениях которого производятся военные действия. Не обременяя народ грузинский требованием о доставлении всего необходимого для войск, оставляя его при своих земледельческих занятиях, мы могли обеспечить себя провиантом и фуражом на счет жителей Эриванского ханства, «по изобилию в оном жизненных потребностей». Поэтому Кнорринг просил разрешения не только поддержать хана нашими войсками, но и искать случая встретиться с персидским войском в пределах Эриванской области. Император Александр согласился на просьбы Кнорринга, как об отправлении в Грузию новых войск[534], так и о принятии хана Эриванского под покровительство России и встрече персидских войск в пределах его владений.
«Привязанность сего владельца во всякое время для Грузии полезна, – писал Александр, – а в настоящем случае она необходима». Император поручил Кноррингу настоять на том, чтобы хан предоставил охранение Эриванской крепости нашим войскам. Эривань и Ганжа были два пункта, владея которыми мы могли быть совершенно обеспечены от всякого нечаянного вторжения персиян в Грузию.
Важность эта и заставляла наше правительство желать, чтобы ханы их искали покровительства или подданства России. «Заняв два важные сии места, – писал император главнокомандующему, – вы поставите Грузию не только вне опасности, но и вне действия войны, отнимете у неприятеля лучшие его способы и, что всего важнее, дадите весьма нужные владельцам сих мест убеждения в покровительстве России и усилите их доверие».
Вскоре Джевад, хан Ганжинский, подал причины к неприязненным против него действиям.
22 марта Лазарев доносил Кноррингу, что ганжинский хан, заявлявший права свои на Шамшадыльскую провинцию, прислал туда с войсками своего сына Хусейн-Кули-агу, который, с целию перевести жителей в свои владения, прибыл в шамшадыльскую деревню Акрум. Кнорринг писал Джевад-хану, удивлялся поступкам сына, когда отец уверял его в добром расположении к России, и требовал удовлетворения за причиненное шамшадыльцам разорение. Главнокомандующий обещал, в противном случае, достигнуть того же силою оружия.
Хан молчал. Кнорринг предписал Лазареву следовать с отрядом в Шамшадыль и защищать ее от покушения ганжинского хана. В состав отряда назначены из Тифлиса 17-го егерского полка батальоны: генерал-майора Лазарева четыре роты, подполковника Ляхова три роты; одна рота Тифлисского мушкетерского полка, бывшая в Шамшадыле, три полевых орудия и 70 человек казаков донского Щедрова 2-го полка[535].
23 мая Лазарев прибыл в Шамшадыльскую провинцию и стал при реке Гассан-Су на самой ганжинской дороге. Он примкнул свой левый фланг к Куре и находился в 30 верстах от пограничного местечка Шамхора и около 60 верст от Ганжи.
Имея провианта только до 1 июня, Лазарев просил о скорейшей его доставке, потому что на месте получить его было негде.
«Провинция, в коей я теперь нахожусь, – писал он, – совсем пуста, как людьми, так и произрастениями. Я еще ни одной деревни не видал, исключая находящейся перед лагерем верстах в пяти, да и та теперь пустая».
25 мая отряд подвинулся на 16 верст и к вечеру достиг границы, отделяющей Шамшадыльскую провинцию от Ганжинского ханства. Здесь Лазарев узнал, что из 33 деревень осталось не более четырех, кочевавших в горах в верховьях реки Гассан-Су. Прочие 29 деревень с татарскими агаларами и армянскими кевхами находились во владениях ганжинского хана. Число ушедших простиралось до 1900 семей. Причиною такого переселения жителей были подговоры шамшадыльского старшины Мамад-Хусейна. Претендуя на звание и достоинство шамшадыльского султана, Мамад, сидевший уже за это в Тифлисской крепости и успевший освободиться, искал защиты у Ганжинского хана. Джевад-хан послал в Шамшадыль свои войска и, при содействии их и подговоров Мамада, перевел в свое ханство большую часть жителей. Переселившиеся кочевали сначала в верховьях реки Шамхора, но с приходом наших войск ушли в глубь Ганжинского ханства.
Простояв некоторое время на реке Ахансе, Лазарев придвинулся ближе к Борчалам, а вскоре затем должен был возвратиться в Тифлис по случаю отъезда Кнорринга на линию.
Перед отъездом его Джевад-хан прислал своего посланника в Тифлис с доказательствами своих прав на владение Шамшадылью. Кнорринг не соглашался с мнением хана, основываясь на том, что при жизни последнего царя Георгия XII провинция эта находилась под властию Грузии, а потому и теперь должна оставаться во владениях России. Упорные с обеих сторон переговоры были продолжительны: ни та ни другая сторона не хотела уступить. Поэтому решено было оставить жителей в том положении, в котором находились, но с условием, что ганжинский хан не будет более беспокоить «оставшихся в Шамшадыли народов, во взаимство чего и область Ганжинская тревожена от победоносных войск российских не будет».
Вскоре после экспедиции против ганжинского хана войскам нашим пришлось действовать против нахичеванского хана. Киал-Балы-хан Нахичеванский, лишенный зрения Ага-Магомет-ханом, был человек властолюбивый и предприимчивый. Зная свойства его характера, царевич Александр, оставив Имеретию, пробрался сначала в Ахалцих, а потом в Нахичевань. Царевич успел уговорить обоих владельцев действовать совокупно против Грузии. Соединение паши Ахалцихского и хана Нахичеванского могло произойти только через Карсскую провинцию, владетель которой имел миролюбивое расположение к Грузии, удерживал равновесие между соседними владельцами и отказывался принять участие в деле союзников.