Киал-Балы-хан хотел заставить его к тому силою. Он подошел с войсками к границе, отделяющей Грузию от Карсского пашалыка. Отряд его состоял, по сведениям, из 12 000 конницы, 2500 человек пехоты и двух орудий. Кнорринг, узнав об этом, приказал расположенным в памбакских грузинских селениях двум мушкетерским ротам Тифлисского, трем ротам 17-го егерского полков и 70 казакам, всего 381 человек, и 200 памбакским татарам, присоединенным к отряду под начальством полковника Карягина, подвинуться к границе, стать против Киал-Балы-хана и наблюдать за его движением. В то же время Кнорринг спрашивал хана о причинах его приближения к границе Грузии. Тот отвечал, что причина эта не относится до России, а потому отвечать на вопрос считает не нужным.
Такой ответ и просьбы карсского паши защитить его от нападения Киал-Балы-хана заставили Кнорринга согласиться на это. Карсский паша, по совету главнокомандующего, собрал свои войска в числе 6000 конницы и 2000 пехоты и присоединил их к отряду Карягина.
28 мая нахичеванцы атаковали наши войска и турецкие войска карсского паши. Турецкая конница была сначала опрокинута, но сильный артиллерийский огонь из шести орудий, трех русских и трех турецких, дал совершенно другой оборот делу. Нахичеванцы начали сперва отступать, а потом обратились в совершенное бегство.
Киал-Балы-хан, столь самоуверенно говоривший, должен был отказаться от своих намерений.
Глава 21
Объявление манифеста. Открытие верховного грузинского правительства
9 апреля 1802 года, в среду на Страстной неделе, Кнорринг, в сопровождении действительного статского советника Коваленского и многочисленной свиты русских чиновников, имел торжественный вход в Тифлис, столицу Грузии.
Через три дня, 12 апреля, в Великую субботу, был обнародован в Тифлисе манифест о присоединении Грузии к России. В соборных храмах грузинском, армянском, римско-католическом и в магометанской мечети одновременно читался манифест, после прочтения которого начата присяга.
Собрав к себе всех князей, знатных особ и прочих обывателей Тифлиса, Кнорринг приказал окружить их войсками, «аки штурмом», и в таком положении совершать присягу. Народ, сам искавший покровительства и просивший подданства, был озадачен такою бестактностью главнокомандующего[536]. Многие из князей спешили оставить церковь и не хотели присягать насильно. По приказанию Кнорринга некоторые лица были за то арестованы[537].
Нужно ли говорить, какое впечатление произвело на народ подобное действие новой для них власти.
Такой поступок привел грузин, вовсе не ожидавших подобного распоряжения, в уныние и поселил в них ропот. Призванные к присяге, царицы высказывали Кноррингу свое неудовольствие и порицали его действия. Они укоряли его в том, что, будучи в Грузии, он
обещал ходатайствовать об утверждении в царском достоинстве того, кому по праву наследства оно будет принадлежать. Как та, так и другая имели, по их мнению, основание к таким укорам. Царица Дарья основывалась на завещании своего супруга Ираклия II, по которому должен был царствовать царевич Юлон, а царица Мария на том, что сын ее, царевич Давид, признан и утвержден императором Павлом I наследником грузинского престола. Таким образом, каждая из цариц хлопотала о сохранении престола в своем роде. Сознавая затруднительность своего положения, Кнорринг еще более увеличил недоразумение, сказав, что относительно царствования никаких повелений не имеет; что царствование прекращено в Грузии по представлению тайного советника Лошкарева, князя Герсевана Чавчавадзе и прочих послов грузинских[538], – а ему повелено только привести в исполнение новое положение о Грузии.
Вскоре Тифлис узнал, что генерал-майор Тучков, по приказанию Кнорринга, был у царицы Марии, супруги последнего царя Георгия XII, и отобрал у нее все царские регалии[539]. Подобные действия до крайности раздражили все сословия народа.
Царевичи Давид и Вахтанг были недовольны правительством. Незначительные обстоятельства послужили поводом к тому. Первому Кнорринг, в ноябре 1801 года, сообщил, что ему пожалован орден Св. Александра Невского, но орден не был дан Давиду, а вскоре затем он был уволен в отставку без прошения и мундира, который был всегда «предметом его усиленнейших желаний». Царевичу Вахтангу был дан орден Св. Анны, а грамота, по ошибке, была написана и выслана на орден Св. Александра Невского. Кнорринг отобрал эту грамоту для замены другою, а Вахтанг, приняв это «в уничижение себе, почел за чувствительную обиду».
«Весь здешний народ, – писали грузины князю Чавчавадзе, – вас просит не оставить всех нас уведомлением, подлинно ли Кнорринг поступает так по высочайшей его императорского величества воле или здешнему дворянству и всем обывателям делает самовольно такие огорчения. По извещении вашем будем стараться себя защитить, ибо таковых неприятных поступков мы не в состоянии более сносить. Весь народ ожидал и ожидает от вас уведомления, дабы узнать достоверно о высочайшей воле и намерении. Но как поныне от вас о том еще не извещен, то и остается в крайнем изумлении и не знает, на что решиться».
В ожидании ответа все состояния жителей присягали между тем на верность нового подданства. Присяга шла настолько успешно, что Кнорринг мог донести, что она совершена «при радостном восклицании народа». В течение апреля и в начале мая вся Грузия присягнула русскому императору. Страна разделена была для этого на несколько епархий. В каждую епархию посланы чиновники для объявления манифеста и принятия присяги в местных церквах.
После торжества объявления Кнорринг отправился для обозрения границ Грузии, преимущественно со стороны Персии и Эривани, а правителю Грузии, действительному статскому советнику Коваленскому, поручил сделать приготовления к открытию правления. Имеретинский царь Соломон, паша Ахалцихский, хан Ганжинский и джаробелоканские лезгины получили письма Кнорринга, в которых он, объявляя об обнародовании в Тифлисе манифеста, приглашал их оставаться спокойными, не нарушать доброго согласия и присовокуплял, что император Александр готов оказывать свою помощь и пособие всем тем, которые будут искать ее и своими искренними поступками того заслужат. От джаробелоканцев главнокомандующий требовал, чтобы они прислали своих старшин в Тифлис для объявления им «некоторых миролюбивых предложений».
Между тем приготовления к открытию правления приходили к концу. 7 мая комендант Тифлиса, с барабанным боем и музыкою, объявлял на открытых местах и площадях города, что на следующий день последует открытие верховного грузинского правительства, со всеми его экспедициями, и приглашал всех царевичей и чиновников, назначенных в правление, собраться в дом, нарочно для того избранный.
В 7 часов утра 8 мая произведено последовательно три пушечных выстрела с получасовыми промежутками. За последним выстрелом, в половине девятого часа, начался во всех церквах благовест и продолжался до начала церемонии.
В доме, избранном для правления, собрались тифлисские жители всех званий и состояний. Туда же прибыл и Кнорринг. Встреченный на крыльце и залах дома чиновниками и князьями, он занял место у стола, на котором положено было: учреждение о губерниях, манифест, штат и постановление о Грузии.
После речи главнокомандующего и ответа на нее князя Ивана Орбелиани прочтен сначала список всем чиновникам, назначенным в состав верховного грузинского правления, и затем последовало торжественное шествие в Сионский собор.
Впереди шел комендант с полицеймейстером и полицейскими служителями, двенадцать грузинских князей и дворян по два в ряд. Двое из первейших князей Карталинских, Иван Орбелиани, и Кахетинских – Андроников, несли на парчовых подушках: первый учреждение о губерниях, а второй – манифест, штат и постановление о Грузии. Четыре князя-ассистента при каждом поддерживали за кисти края подушек.
Далее следовал главнокомандующий со свитою и генералитетом; Коваленский с чиновниками, царевичи, князья, дворяне и народ замыкали шествие.
Впереди и сзади процессии следовали войска.
На паперти Сионского собора процессия встречена духовенством. Два архиерея, приняв от князей подушки, отнесли их в церковь, разместили на столах, покрытых парчою и поставленных по обеим сторонам амвона.
Тифлисский митрополит Арсений совершал Божественную литургию. По окончании ее два чиновника, один по-русски, а другой по-грузински, читали обвещение Кнорринга, в котором тот, заявляя об открытии верховного грузинского правительства, обязывался: «ограждать области сии от внешних нашествий, сохранить обывателей в безопасности личной и имущественной и доставить всем покров, уверенность и спокойствие правлением бдительным и сильным, всегда готовым дать правосудие обиженному, защитить невинность и, в пример злых, наказать преступника.
«Любящие мир да убедятся, – писал Кнорринг, – что прилежание и труды, а не происки, избыточество обывателей, а не нищета их, твердая и непоколебимая надежда на благость Господню, а не отчаяние, наконец, ни коварство, кровопролитие, буйство, жестокости и дерзости, но простодушие, человеколюбие и снисхождение, – добродетели, долженствующие отличать христианина, – суть источники спокойствия и благоденствия народов».
Затем прочтен штат, постановление, о Грузии, и все чины, назначенные в состав правления, приведены к присяге.
После благодарственного молебствия, сопровождаемого колокольным звоном и 101 пушечным выстрелом, процессия в том же порядке отправилась в дом, назначенный для присутственных мест, где и совершено было также молебствие.
В присутственной комнате было тотчас же открыто первое заседание верховного правительства и составлен протокол «к сведению и незабвенную память на вечные времена высокомонаршего к грузинскому народу благоволения и милости».