«Одним словом, – писал князь Цицианов в другом донесении, – дом г. Коваленского был верховным местом правительства, откуда рассылались повеления, розыски, аресты и конфискации.
Злоупотребления чиновников доходили до крайних пределов. Грузия, избегая от ига многочисленной царской фамилии, ее разорявшей, по свидетельству современника, получила тягчайшее для себя иго, наложенное родственниками Коваленского, которые занимали главнейшие места в правительстве.
Коваленский угнетает людей, к России приверженных, состоя в тесных связях с фамилиею царскою, которая, покровительствуя участников в своих замыслах, ходатайствует за них у правителя».
Исправники, объезжая деревни, запрещали крестьянам повиноваться и платить подати помещикам, говоря, что они поступили в состав государственных крестьян, обязанных податью только одной казне, но это не мешало самим исправникам брать с крестьян все, что только можно. Грузины должны были исполнять все требования их беспрекословно, потому что в нуждах своих не могли иметь ни к кому прибежища, «ибо, куда ни обратятся, везде находят или родственников Коваленского, или его приверженцев, или судей из князей и дворян, преданных царской фамилии, коими наполнил Коваленский верховное правительство».
Грузины были вообще очень недовольны Коваленским и его частными исполнителями, «коих большая часть состоит с ним в родстве или преданы по прежним связям ему и которые естественно в исполнениях своих руководствуются его правилами и взысканий от него ни в каком случае опасаться не могут. Глава сия или правитель в управлении высочайше вверенных ему народов, как известно, занявшись более спекуляциями о своих выгодах обширнейшими, по-видимому, более прилагая попечений о сохранении оных, нежели благоденствия народного, возымел еще ложную и вредную политику сеять в народе ненависть к храброму воинству российскому, спасающему и сохраняющему оный от врагов, разными подущениями через исправников. Привлекает к себе умы не оказанием правосудия, но обольщениями, имея, может быть, в виду стяжание наград на счет слабостей и легкомыслия необразованного сего народа. И наконец, озлобивши народ и поселивши в оном единодушный ропот и вопль на правительство, вовлек его в заблуждение и, так сказать, вынудил, чтоб народ принимал действие за причину».
Правило, изложенное в инструкции управе земской полиции, чтобы никто не смел отягощать народ никакими поборами, кроме установленных, с самого начала не исполнялось. Точно так же не исполнялось и то постановление, по которому члены земской полиции обязаны были, для производства следствия, отправляться на место происшествия, для того чтобы не отрывать жителей от их работ. Напротив того, по одному только подозрению жителей хватали, связывали назад руки, накидывали на шею петлю и как уголовных преступников отводили пешком за 50 верст и далее. Чиновники и офицеры силою увозили женщин и девиц из селений и насиловали их.
Общее ослабление и настоятельность тамошнего правления все более и более обнаруживались[544]. Грузины с каждым днем терпели большие притеснения. Военные начальники вмешивались во внутреннее управление страны. Самовольно, по своим прихотям, делали наряд подвод и лошадей; при проездах не платили прогонов, допускали похищение у жителей «скота, живности, плодов и прочего». Лазарев должен был написать строгий приказ и объявить войскам, что виновные в оскорблениях и насилиях жителям подвергнутся примерному наказанию.
Положение страны было неестественное. Народ был крайне недоволен и жаловался «на многочисленность мелких чиновников, снедающих жалованьем своим доходы здешние». Простой народ терпел разорение, преданные нам князья были недовольны тем, что остались не только ненагражденными, но даже лишились тех отличий и доходов, которые по местам своим имели. Напротив того, многие «из противников российских награждены или отличиями, или жалованьем», но награды не привязали их к русскому правительству, а усилили лишь одно искание в лице правителя.
Всеобщий ропот грузин достиг до Петербурга и императора Александра. Воспользовавшись отправлением в Имеретию из Коллегии иностранных дел коллежского советника Соколова, петербургский кабинет поручил ему ознакомиться с положением дел в Грузии и доставить свои замечания в Петербург. В особой секретной инструкции Соколову поручалось: «По поводу слухов, сюда доходящих, о неудовольствиях и ропоте народа грузинского, а особенно тамошнего дворянства на тех особ, коим высочайше поручено привести в действо нынешнее образование сего к Российской империи присоединенного царства, нужно, чтоб вы тщательнейше обратили внимание на все, что там происходит». Соколову вменено в обязанность доносить обо всем подробно и «вести журнал или дневные записки».
Не зная о поручении, данном Соколову, но видя в нем лишний и опасный для себя глаз, Коваленский советовал ему ехать как можно скорее в Имеретию и оттуда, не заезжая в Грузию, прямо на Кавказскую линию. «Краткость времени, – писал Ковалевский Соколову, – не позволяет мне объяснить вам вдаль обстоятельства здешние, но извлекаю из оных то, что к вам может относиться. Я бы советовал вам ехать прямою дорогою при возвратном вашем пути[545]. Внутреннее положение дел в Грузии хотя и поколебалось несколько в Кахетии, но сие не есть тому совету повод, а пресечение коммуникации с Кавказскою линиею, возбуждением против нас осетин, по прямой отсель дороге живущих, есть главная причина, что нельзя, кажется, безопасно вам проехать отсюда».
Получив это письмо, Соколов поверил словам Коваленского и, не заезжая в Грузию, отправился прямо в Имеретию.
Глава 23
Происшествия в Имеретии до вступления на престол Соломона II. Бегство вдовствующей царицы Анны и спасение ее нашими войсками. Прибытие ее в Санкт-Петербург. Просьба Анны об освобождении из заключения сына ее царевича Константина. Посылка Соколова в Имеретию. Переговоры его по этому делу с царем Имеретинским и несогласие последнего освободить царевича. Отъезд Соколова в Тифлис
Царство Имеретинское, со времени отделения своего от Грузии, весьма долгое время находилось под властью Турции. Владычество турок продолжалось до вступления на имеретинский престол царя Соломона I, когда, в 1768 году, началась война России с Турциею. Отправленный тогда в Закавказье корпус русских войск под начальством графа Тотлебена действовал преимущественно в Имеретии и Мингрелии. При содействии русских земли эти освобождены от турецкого владычества, и Имеретия возвращена была законному царю ее Соломону I, прозванному впоследствии великим, а до того времени укрывавшемуся в горах от преследования турок.
Турки, знавшие силу характера Соломона и опасавшиеся возраставшего его могущества, возмутили против него собственных его подданных, восставших под предводительством могущественного и сильного тогда эристава Рачи (или Верхней Имеретии), и поставили царем двоюродного брата его Теймураза. Изгнанный Соломон должен был с немногими лицами, ему преданными, скитаться по лесам, и в таком горестном положении встретил он Пасху, что даже не имел при себе священника для возглашения радостных гимнов воскресения. Благочестивый царь торжествовал, однако, как мог, великий день сей; на столетнем дубе вырезал он знамение креста и с малым числом верных трижды обошел освященное им дерево, воспевая во мраке ночи и дубравы: «Христос воскресе из мертвых». С помощию русских войск отразив турок, царь Соломон I, по общему совету с союзниками, взорвал на воздух верхний город Кутаиси и все главные замки, чтобы не дать возможности туркам держаться в его пределах. Отразив давнишних своих врагов и закоснелых хищников лезгин близ Сурама, он не успел, однако же, упрочить начатое им устройство и благосостояние своей земли.
Соломон I имел только одного сына Александра, который скончался ранее отца.
По словам современников-имеретин, Александр был красавец собой, отличный товарищ и на войне, и на охоте, храбрый в боях и ловкий в обществе дам, которых побеждал своею красотою. Однажды во время скачки он заметил «небесно-лазоревый взгляд» одной красавицы, роскошные формы которой дышали полною вольною жизнию.
– Что это за красавица? – спросил царевич одного из приближенных. – Я подобной не видывал.
– Мудрено и видеть, – отвечал тот, – это утренняя роса, которая на минуту показывается только одному солнцу и то для того, чтобы отразиться в тысячах бриллиантовых переливах.
Царевич хотел взглянуть еще раз на красавицу, но ее уже не было: вскочив на коня, она исчезла в толпе всадников и всадниц. Александр бросился в ту же сторону. Преследования ее оказались напрасны – красавица исчезла для него безвозвратно. Прошел год, в течение которого Александр беспрерывно искал свою красавицу, но, не найдя ее, стал задумчив и угрюм. Печаль царевича не укрылась от родителей; отец и мать решили тогда женить сына.
– Но где же отыскать ему неведомую? – спрашивала мать.
– Собрать всех княжон, – отвечал отец, – может быть, в числе их он увидит свою таинственную красавицу.
Созваны были на царский обед все княгини и княжны, но между ними не было той, о которой мечтал царевич. Он стал еще задумчивее: ни горы, ни воздух, ни колдовство и гадание над ним ничто не облегчало его страданий. Так прошел еще год. Скитаясь по горам и лесам, Александр однажды сидел на берегу реки Сулари и заметил, как на противоположной стороне реки мелькнуло какое-то белое существо и стало быстро подыматься в гору. Сердце царевича замерло; он перебежал по мостику через реку и вмиг догнал уходившую; на вершине горы они встретились – то была его голубоокая красавица.
«Оба мы остановились в каком-то онемении, – говорил царевич, – ни я ей, ни она мне ни одного приветственного слова. Не могу сказать, долго ли мы пробыли в таком положении, как вдруг между нами явилось третье существо – это брат ее.