ре, отправил своего брата Аскера к Тумановскому с просьбой, чтоб он принял на себя защиту Энзели, а его, Гедает-хана, с семейством и родственниками отправил в Россию на одном из фрегатов[298].
– Без позволения главного начальника, – отвечал Тумановский, – я не могу принять на фрегат Гедает-хана и его детей. Если бы заявлено было об этом прежде, то я испросил бы повеления и исполнил приказание. Что же касается защиты Энзели, то мы приступим к этому, если встретим неприязненные действия против нас Ага-Магомет-хана.
Такой ответ заставил Аскера вступить на иной путь. Отправив Тумановскому в подарок два персидских платья ценой 250 рублей, одно платье женское, кинжал и пояс с драгоценными камнями, он просил, чтобы по крайней мере его с сыновьями Гедаета и имуществом отправили в Астрахань, но Тумановский, приняв подарки, отвечал, однако же, что сделает это, если получит 50 000 рублей. Аскер не имел возможности дать требуемую сумму и долго переговаривался с Тумановским как лично, так и через доктора Гедает-хана. Скиличий был устранен от этих совещаний и спрашивал Тумановского, о чем они переговариваются между собою.
– Единственно о том, – отвечал Тумановский, – чтобы ему с детьми хана ехать в Астрахань на фрегате.
– Что же вы отвечали ему на это? – спросил Скиличий.
– А как бы вы желали, чтоб я отвечал? Я ему отказал.
– Прекрасно, вы точно следуете приказаниям. Разве в том состоят данные вам предписания? Я не понимаю ваших поступков, но знаю, что вы упустили случай, который никогда не повторится.
– Это не ваше дело, – сказал с сердцем Тумановский, – я знаю, что делаю.
– Но имеете ли вы другие повеления кроме тех, какие даны мне?
– Конечно имею.
– Если имеете, то покажите, и я вас беспокоить больше не буду в отношении всего, что вы впредь станете делать.
– Повеления эти вас не касаются, я один отвечаю за хорошие или дурные последствия моих дел.
Скиличий настаивал на необходимости воспользоваться случаем, согласиться на просьбу Гедает-хана и отправить его семейство в Россию, но Тумановский отвечал, что еще рано и он сам не упустит удобного времени. Время проходило. Аскер-хан продолжал переговоры с Тумановским и предлагал ему 200 батманов (72½ пуда) шелка, но тот не принял такого подарка и просил больше. Доктор Гедает-хана по четыре раза в день приходил договариваться о вознаграждении наличными деньгами, но его хождения не увенчались успехом. Доведенный до отчаяния неуступчивостью и корыстолюбием Тумановского, Аскер-хан решил прекратить переговоры.
– Лучше, – сказал он, – погибнуть от руки неприятеля, чем быть обязанным жизнью Тумановскому, который вдобавок, получив деньги, может нам изменить.
Аскер-хан уехал в Пери-Базар, а Тумановский сумел убедить Скиличия в необходимости потребовать, чтобы Гедает-хан приказал уничтожить две береговые батареи, под тем предлогом, что от их действия мог быть нанесен вред нашим судам, а на самом деле чтобы отнять у хана последний способ защиты[299]. Решив погубить Гедаета, Тумановский под видом собственной защиты и будто бы для обороны русской колонии вытребовал у капитана 2-го ранга Аклечеева огнестрельные припасы и тайно передал их врагам гилянского хана.
Вытесненный из Пери-Базара, Гедает 1 сентября отступил к Энзели. Три дня спустя войска Ага-Магомет-хана подошли к городу и, остановившись в двух верстах, стали окапываться. До 30 сентября обе стороны не предпринимали ничего решительного, хотя перестрелка с обеих сторон шла постоянно. Гедает защищался весьма упорно, так что начальник войск Ага-Магомет-хана отчаялся в возможности взять Энзели, и ему уже было прислано повеление, если найдет много затруднений в покорении города, стараться заключить выгодный договор с Гедает-ханом и отступить. Как только Тумановский узнал об этом, он стал делать все, чтобы ободрить осаждавших: посылал к ним курьеров и обещал им помочь. Союзники его требовали, чтобы русские первые сделали выстрел по Энзели. Тумановский, конечно, не мог на это согласиться, и Ага-Топчи Салманский напрасно провел с ним несколько ночей. Тумановский убедил его наконец в нелепости требований, но обещал оказать содействие во время штурма[300].
В ночь на 30 сентября войска Ага-Магомет-хана атаковали Энзели, и Гедает защищался там до тех пор, пока не был зажжен его дворец. Видя, что дольше держаться нет возможности, он сел с одним из сыновей в лодку и направился к русской флотилии, надеясь найти там убежище. Сначала он причалил к судну, на котором должен был находиться консул Скиличий, но, узнав, что он у Тумановского, хан отправился к ним. Подъехав под самое судно и скрываясь от посторонних, Гедает послал своего секретаря, чтобы вызвать к себе бывшего при консульстве капитана Калмыкова и переговорить с ним. Калмыков стоял возле Скиличия, который и приказал ему сходить посмотреть, кто находится в лодке. Увидев Гедает-хана, просившегося на фрегат, Калмыков сообщил Скиличию и получил приказ не пускать его.
– Наденьте на меня крест, – кричал Гедает, – пошлите куда угодно в Россию, только примите к себе со всеми детьми и имуществом.
Калмыков вторично пошел к Скиличию, который, по соглашению с Тумановским, сам вышел на палубу и, видя, что Гедает-хан ухватился за конец каната, спущенного в море, и лезет на судно, приказал вырвать веревку и не пускать. В то же время он послал Калмыкова отыскать талышенского хана Ала-Верды-бека, непримиримого врага Гедает-хана, и отдать последнего в руки неприятеля.
Калмыков спустился на киржим Гедает-хана и оттуда пересел на лодку.
– Куда вы? – спросил хан у Калмыкова.
– На судно консула Скиличия, – солгал тот.
На середине пути Калмыков встретил Ала-Верды-бека, уже искавшего Гедает-хана, и, пересев на киржим Талышенского хана, сказал ему, что Гедает-хан находится у судна Тумановского.
Предатель и преследователи подъехали к судну.
– Где Гедает? – громко спросил Калмыков.
– Я здесь, – отвечал хан, не подозревая измены.
Последовал выстрел из пистолета, и пуля попало прямо в грудь
несчастного хана. Он упал, Ала-Верды-бек вторично выстрелил и, отрезав у Гедает-хана ухо, как доказательство совершенного преступления, тело выбросил из киржима в море.
Энзели был разграблен, ханский дворец тоже, персияне ходили по домам и грабили. Они разделили между собой ханских жен и по их указанию отыскивали деньги и драгоценные вещи, принадлежавшие Гедает-хану и частично зарытые в земле. Грабеж города продолжался целый день, и к вечеру зажжены были почти все дома.
Несчастные дети, скрываясь от убийц отца, забрались на судно и умоляли Скиличия спасти им жизнь и отправить в Россию, но на третий день были выданы начальнику Ага-Магомет-хановых войск Мустафе-хану, а через день было передано ему же нагруженное на наших судах имущество злополучного хана[301].
Тело Гедаета около трех дней было под водой, а затем всплыло на поверхность…
«Бог, возводящий судьбу человека на высоту, – писал Ага-Магомет-хану генерал Потемкин[302], – введенный в заблуждение первыми лживыми донесениями о смерти Гедает-хана, – даровал вам, знаменитый хан, желаемые успехи. При последнем завоевании вашем провинции и Энзели видели вы ясно, сколь российские начальники и корабли, в порте Энзелинском находящиеся, способствовали вашим успехам. Из сего заключить можете, что Российская империя вам доброжелательствует, и я надеюсь, что при настоящих делах ваших в Персии к утверждению власти вашей благорасположение России и благость мудрой и славою блистающей императрицы нашей Екатерины Алексеевны потребны».
Захватив Гилянскую провинцию, Ага-Магомет-хан, как увидим, считал излишним входить в дружественные отношения с Россией.
Под предлогом поздравления с победой Тумановский послал к Ага-Магомет-хану за обещанными деньгами армянина Хастатова, снабдив его подарками тысячи на две[303], но, лишившись и этих вещей, Тумановский не получил ни одной копейки из обещанной суммы. Приняв подарки, Ага-Магомет заявил претензию, что ему выдано не все имущество Гедает-хана, а только часть и что остальное скрыто консулом и Тумановским. Заявление было сделано, конечно, чтобы не платить обещанных денег и не придать слишком большего значения помощи, которую оказал Тумановский в его борьбе с гилянским ханом. За расхищенные вещи Ага-Магомет требовал от Скиличия два миллиона рублей серебром, и, так как консул отказался платить и отрицал возводимое на него обвинение, Ага-Магомет приказал со всех товаров, идущих из России, брать пошлину по 25 копеек с рубля.
Тумановский был жестоко обманут и вскоре после возвращения в Энзели заболел лихорадкой и 17 ноября умер[304].
«По возвращении с судна, – говорил Скиличий в своих показаниях, – Тумановский выходил весьма редко и с великим трудом. Стыд и огорчение, что он был обманут и не получил обещанных денег, угрызение совести и опасение наказания за свои поступки заставили его желать смерти. В течение двух месяцев он не вставал с постели, не принимал ни лекарства, ни пищи и только грыз пальцы».
Печальная судьба Гедает-хана и его кончина не возбудили сожаления в России. «Все притеснения, – писал князь Таврический[305], – деланные русским купцам от Гедает-хана, и его обманы потерю его не делают чувствительною. Наблюдаемое же доселе поведение Магомет-хана Исхафанского подает повод надеяться всегда доброго с ним согласия».
Так думал князь Потемкин в первое время по получении известия о том, что Ага-Магомет-хан завладел Гилянской провинцией, но, когда он узнал о поступках хана, о наложении новой пошлины и, наконец, когда до него дошел слух о неблаговидных поступках нашего консульства, он должен был изменить свое мнение и принять иные меры для помощи нашему купечеству. Возраставшее могущество хана Исхафанского и его небезуспешное стремленее к единовластию в Персии заставили русское правительство назначить в Персию своего поверенного в делах. Им был избран канцелярии советник Сергей Лошкарев