С 300 человек царевич Иоанн врубился в глубь толпы персиян «и вырвал своего деда почти из рук их».
Тем не менее Тифлис был взят и предан разграблению. Ираклий, покинув город, скрылся в ущельях Арагвы; при нем было только до 150 человек грузин, по большей части раненых.
«Царь сам в Кахетии, – писал Гудович, – с царицею и с детьми, но войска при нем нет; большой царевич Георгий имеет тысячи три; он стоит тут же в Кахетии, но особливо. Общим голосом грузины ропщут, что войска грузинского совсем в собрании на границах с царем не было и что будто сие по совету царицы, надеясь на внука – царя Имеретинского; но имеретины, увидя, что одним им остается драться, ушли».
С удалением Ираклия из Тифлиса в городе произошло страшное смятение.
Оставшиеся жители искали спасения, а ворвавшиеся персияне грабили и опустошали дома, покинутые их хозяевами. Один только царевич Давид твердо держался на своей позиции и несколько раз опрокидывал нападавших персиян. «Но когда он увидел, что толпы их занимают город, когда сведал, что царь покинул свою столицу, то решился отступить к северу в горы. Узкими и крутыми тропинками проник он туда и через три дня прибыл на Арагву в Мтиулсты, с намерением не покидать своего деда, пока персияне не уберутся восвояси».
С удалением царевича Давида Тифлис всецело перешел в руки персиян. «Сие сделалось так странно, – писал Гудович, – что похоже, как будто хотя не сам царь Ираклий Теймуразович, а приближенные его умышленно отдали Ага-Магомет-хану».
«Ага-Магомет-хан не завладел Тифлисом, – сказано в одной частной современной записке, – а ему отдали Тифлис тамошние раздоры и интриги. Все приезжающие оттуда так сказывают, и на царя, а особливо на царицу жалобы горькие приносят. Говорят, что совсем не защищали и не имели намерения защищать».
Если бы грузины сколько-нибудь хотели отстоять свою столицу, они легко могли это сделать и даже отразить неприятеля. Царю и всей Грузии давно были известны неприязненные намерения Ага-Магомет-хана, и более четырех месяцев было времени для приготовления к защите. В день штурма в городе было тридцать пять пушек, тогда как во всей армии Ага-Магомет-хана было только два дурных орудия. Насколько нетрудна была защита, видно из того, что цитадель тифлисская, «ничего не значащая и развалившаяся», защищалась и неприятелем взята не была. По всему видно было, что Ага-Магомет-хан имел себе преданных среди подданных царя Ираклия, вел с ними переписку и шел смело, заранее зная, что не встретит значительного сопротивления.
В течение шести дней персияне грабили Тифлис; увели в плен более 10 000 человек и оставили вдовыми до 7000 грузинских женщин; из 61 000 населения едва осталось 35 000. Город был обращен в груду развалин; христианские храмы разрушены, Авлабарское предместье все выжжено, мост через реку Куру сожжен, и во всем предместье один только дом мелиса князя Бебутова уцелел от пожара.
Ага-Магомет-хан вступил в Тифлис в сопровождении Джевад-хана Ганжинского, показавшего ему дворец Ираклия. Шах осмотрел все внутренние покои, присвоил себе все сокровища и украшения, которые ему понравились, а затем остальные богатства отдал на расхищение своему войску, которому прежде всего приказал ограбить и разрушить христианские храмы.
Узнав о существовании в Тифлисе царских бань, Ага-Магомет-хан отправился осмотреть и их. «Построенные из твердого камня и мрамора, они понравились ему своим устройством и богатством. Он с охотою и удовольствием нежился в них, искал в теплых струях минеральной воды исцеления от болезней, не нашел и приказал разрушить бани».
Из бань он отправился в арсенал, забрал оружие, а все остальное приказал разрушить и уничтожить.
Опасаясь располагаться на ночь в самом городе, Ага-Магомет-хан расположился лагерем в Саганлуге. С каждым рассветом дня толпы персиян, вместе со своим повелителем, устремлялись в столицу Грузии, где предавались полному неистовству, не щадя даже и мусульманского населения города. Татары были убиваемы своими единоверцами. Многие из них заперлись в мечетях и молили о пощаде; персияне ломились в запертые двери.
– Оставьте нас! – кричали муллы. – Мы такие же правоверные…
– Отворяйте! – отвечали им персияне. – Мы пришли истреблять подданных грузинского царя.
Персияне ворвались в мечеть. Одна девушка в испуге бросилась к отцу; старик обнял дочь, но ему отрубили руки; дочь в свою очередь обняла отца – ему отрубили голову. Красота девушки заставила персиян пощадить ее жизнь, но, оставшись живою, она не спаслась от поругания.
Персияне отнимали у матерей грудных детей, хватали их за ноги и разрубали пополам, чтобы попробовать, хороши ли их сабли; они издевались над женщинами, уводили их в свой лагерь, заставляя бросать детей на дороге. Выставив на мосту через реку Куру икону Богоматери, персияне заставляли грузин издеваться над этим образом, и кто не соглашался на это, того бросали с моста в реку Куру, которая была запружена трупами. Дорога за банными воротами была усеяна детьми моложе трехлетнего возраста, которые, будучи брошены персиянами, плакали по своим матерям. К довершению бедствия спустившиеся с гор лезгины и пришедшие было на помощь имеретины грабили грузин и уводили множество пленных.
Помощь имеретин была столько же гибельна для Грузии, сколько и самое вторжение неприятеля. Мало того что имеретины бежали от неприятеля: они, кроме того, на пути своего бегства грабили, разоряли Карталинию и уводили в плен тысячи беззащитных семейств.
– В дымящихся развалинах Тифлиса блуждали по ночам, как тени, кахетинцы, приходившие отыскивать или свое имущество, или средство к пропитанию.
«Пройдя в Тифлис через тапитагские ворота, – говорит современник, – я еще более ужаснулся, увидев даже женщин и младенцев, посеченных мечом неприятеля, не говоря уже о мужчинах, которых в одной башне нашел я, на глазомер, около тысячи трупов. Бродя по городу до ганжинских ворот, я не встретился ни с одним живым человеком, кроме некоторых измученных стариков, которых неприятели, допрашивая, где есть у них богатство или деньги, делали над ними различные тиранства. Город почти был выжжен и еще дымился, а воздух от гниющих убитых тел, по жаркому времени, был совершенно несносен и даже заразителен».
«Страшный был час, – говорит в своей летописи протоиерей Тер-Оган Воскерчянц, – и не в состоянии ум мой обрисовать тот страшный гнев, ниспосланный Господом над своей маленькой паствой, ибо пока раздавался благовест с колоколов христианских церквей и голос молитвы стада Христова возносился к небу подобно дыму, в то же время распространился над плачевным городом дым Вавилонской печи, а потому замолкли звуки колоколов и возвысился голос крика; онемели прославляющие Господа, и раздался печальный вопль матерей и детей… Смыли город от конца до конца стремительным потоком христианской крови, а после восьмидневного истребления жителей подожгли город, сожгли и уничтожили украшения святых церквей и увеселительные дворцы городские и, оставив город как дымящую головню, ушли.
Взяв в плен множество женщин и невест с покрывалами и красавиц девиц и отделив как стадо животных дочь от матери, сына от отца, влекли их плачущих, босых и нагих; таковых средних лет и лишенных красоты продавали персам, армянам и туркам в ближайшие города, а красавиц вели в Персию и оттуда далее, чем внутренний Хоросан. Число же убитых и пленных знает лишь Тот, Кто дал им жизнь».
Историограф Ага-Магомет-хана сознается, что, при разорении Тифлиса храброе персидское войско показало неверным грузинам образец или пример того, чего они должны ожидать в день Судный.
Множество жителей разбежалось в Карс, Ахалцих и другие места турецких владений. Разорение города было так велико, что у Ираклия в первое время явилась мысль уничтожить Тифлис, а оставшихся в нем жителей перевести на другое место, но грузины не соглашались на это. Сам царь не имел в нем пристанища; захватив с собою мощи святых угодников и некоторые вещи, он бежал из города и укрылся сначала в Мтиулетской провинции, а потом в Анануре. Богатая добыча досталась Ага-Магомет-хану.
«Уверяем, ваше высокопревосходительство, – писал Ираклий Гудовичу, – что приобретенное как нашими предками, так равно и нами имущество, пожалованное от всемилостивеишеи государыни: корона, скипетр, порфира, знамя, пушки, также детей и верноподданных наших имение, от святых церквей драгоценные образа, кресты, ризница и прочая церковная утварь, словом сказать, все тифлисское богатство попало в его руки».
Грузия гибла от недостатка единодушия не только среди народа, но и среди царского семейства. Вместо пособия и помощи Ираклию, царевичи, его сыновья и внуки, разъехались кто куда попало, а старший сын царя и его наследник Георгий хотя и собирал войско, но стоял «без соединения с родителем в Кахетии».
Еще до приближения Ага-Магомет-хана Ираклий убедительно просил Георгия[465] и других царевичей поспешить присылкою ему войска. Георгий торопился исполнить просьбу отца. Он формировал войска в Сигнахе, отправлял их из города; но грузины, не заботясь о защите отечества, возвращались назад окружными дорогами и расходились по домам, «чтобы успеть собрать с полей хлеб, сделать вино и тем доставить семействам своим пропитание».
В окрестностях Тифлиса началось опустошение. По дорогам открылись разбои и грабежи. Бежавшие грузины начали убивать друг друга, чтобы захватить себе чужое имущество.
Известие о падении Тифлиса скоро достигло и до Сигнаха. Оно дошло туда 14 сентября, около полудня. Городские жители стали также оставлять город и искать спасения в бегстве; должен был бежать и Георгий, будущий царь Грузии.
Сундуки его (яхтаны) были уже навьючены на лошадей, когда народ узнал о желании царевича оставить Сигнах. Собравшись огромною толпою вокруг его дома, грузины кричали Георгию, что они его не выпустят. Они упрекали его в том, что «умел их быками, баранами и вином довольствоваться, а когда пришла опасность, то хочет их бросить».