– Мы взяли Тифлис, – говорили они, – разорили и разграбили все, что поценнее. Теперь Тифлис почти не существует: жители ушли, улицы и базары безлюдны, дома пусты и очищены от пожитков. Чего нам более? Зачем нам ждать грузин, наших заклятых врагов? К тому же у нас не хватит надолго хлеба и боевых припасов, нужно идти домой.
Оставив предместье Саганлуга, Ага-Магомет-хан отступил от Тифлиса, но, остановившись неподалеку от города, вел переговоры с дагестанцами, которых подучал сделать нападение на Кахетию, обещая им за то много денег.
Между тем, не зная о решении персиян оставить Грузию, Ираклий, по получении требований от Ага-Магомет-хана, отправил посланника к Гудовичу с просьбою о помощи. Царь писал, что если помощь эта не будет дана ему в скором времени, то, не в состоянии будучи противиться силам персиян, вынужден будет согласиться на все требования Ага-Магомет-хана. Такое решение Ираклия не согласовалось с видами многих, и в том числе армянского архиепископа Иосифа. Все еще мечтая о соединении армян в одно целое, Иосиф явился горячим ходатаем за Грузию и за ее царя Ираклия. Архиепископ говорил, что предвидел все бедствия, писал о том многим, но они не хотели верить «искренности дома грузинского».
«Благоверный царь, государь скорбящий! – писал Ираклию архиепископ Иосиф. – О бедственном происшествии с вашим царством, о разорении, гибели и полонении моего отечества узнал я… Пусть проснутся наши предки и пусть сложат ныне раздирающий душу плач про падение царства Багратидов, на поколение которых возлагались надежды, что оно пустит большие ветви и отростки, – но ныне стало хуже чем прежде. Ныне да плачут вместе с вами и рассеянные по лицу земли армяне, ибо они возлагали надежду лишь на страну и царство ваше».
Иосиф обещал похлопотать за Грузию, уверял царя, что Россия не оставит его без помощи, и заявлял, что он написал уже о том кому следует в Петербург, и в том числе графу П.А. Зубову.
«Виноват Гудович, – прибавлял Иосиф в письме Степану Давыдову. – Несчастный и злополучный царь еще в марте (1795 года) присылал к нему и писал: помочь или отречься (от покровительства Грузии). Хотя я много говорил ему, что страна без вашей (русской) помощи погибнет, но крепкая голова его не приняла».
Не имея прямого повеления действовать наступательно[468], Гудович не решался, без разрешения императрицы, оказать существенную помощь Ираклию. При всем том, в уважение крайнего положения, в котором находился тогда Ираклий, Гудович приказал осмотреть дорогу в Грузию, исправить ее и двинул часть войск к Моздоку, с тем чтобы некоторые из них переправились через реку Терек. Он рассчитывал, что один слух о намерении русских двинуться в Грузию заставит Ага-Магомет-хана отступить в свои владения.
Все эти меры не могли, однако же, удовлетворить Ираклия, просившего, чтобы русские войска прибыли к нему на помощь не позже как через восемь дней – срок, в который невозможно было, при самых усиленных маршах, перейти с Кавказской линии в Тифлис. При подобном движении, по местам безлюдным, войскам необходимо было иметь с собою провиант не только на весь путь, но и, прибыв на место, иметь в запасе, так как получить его в Грузии не было возможности. Притом одна пехота не могла быть отправлена на помощь, а движение кавалерии и артиллерии, по тогдашним дурным дорогам, было крайне затруднительно, а главное, весьма медленно.
Гудович писал Ираклию, чтобы он переговорами старался выиграть время и в крайнем случае согласился на отдачу шаху белого алмаза и часов, если успеет за них выговорить отступление его от Тифлиса, так как вещи эти могут быть со временем возвращены грузинскому царю.
Относительно же отдачи сына в аманаты главнокомандующий предлагал Ираклию отвечать, что он исполнить этого не может, так как состоит под покровительством России, и что о том снесется с русским главнокомандующим.
«Прискорбно мне чрезвычайно, – писал Гудович[469], – что, по переменившимся неожиданным, так сказать, обстоятельствам, от внутреннего несогласия в Грузии и от распоряжений в ней недостаточных, во всех пунктах оный (рескрипт от 4 сентября) в точности теперь исполнить скоро невозможно. Когда Ага-Магомет-хан без пушек в восемь дней завладел знатною частью Карталинии и взял без обороны Тифлис, то могло ли тут поспеть от войск российских подкрепление, по отдаленности и труднейшей дороге чрез ущелины снеговых гор, и кого же бы российские войска подкрепляли, когда грузинских в собрании не было, так что при царе у Тифлиса оставалось не более 200 человек… По свидетельству многих грузин, слышал я известия странные: первое действительно справедливое, что, по неудовольствию на царевичей, большая часть дворян не поехали на ополчение к царю; потом, что царевич Юлой, любимый сын царицы, которому поручен был Тифлис, уехал прежде своего родителя и, наконец, чему я не даю веры, будто царица, желая сделать царевича Юлона наследником, равнодушно глядела, что Грузия попадается в руки Ага-Магомет-хана, чтобы через то отдалить от царства признанного наследником большого царевича Георгия, от первого брака».
Положение Грузии было весьма критическое. Царь нуждался в поддержке русских войск не только для защиты царства от врагов внешних, но и для водворения спокойствия внутри страны, среди подданных, «которые худо ему повинуются».
Хотя в половине октября Ага-Магомет-хан и отступил к Ганже, находившейся в 180 верстах от Тифлиса, однако грузины опасались обратного возвращения его в их столицу, тем более вероятного, что климатические свойства страны не могли воспрепятствовать Ага-Магомет-хану употребить все свои усилия к окончательному покорению Грузии.
Имея приказание отправить в Грузию два или четыре батальона пехоты, Гудович спрашивал Ираклия: где находится Ага-Магомет-хан и не вступал ли он с ним в какие-либо переговоры? В каком положении находятся персидские войска и может ли царь исправить дороги и доставить продовольствие для войск, назначенных в Грузию? Ираклий отвечал, что Ага-Магомет-хан находится в Ганже; что условий с ним никаких не заключал; что сам он с царицею Дарьею находится в Кахетии; но войск у него нет, а есть несколько у старшего сына Георгия, который также в Кахетии, но не вместе с ним; что дорог исправить не имеет средств, но продовольствие надеется доставить для 7000 или 8000 человек[470], которых и просил прислать как можно скорее, так как Ага-Магомет-хан намерен зимою опять вторгнуться в Грузию и предать ее столицу новому разграблению.
Разорение Тифлиса обнаружило явное нерасположение Ага-Магомет-хана к России, под покровительством и охраною которой находилась Грузия. Оставить безнаказанным подобный поступок было бы несогласно с достоинством России и могло иметь весьма вредное влияние на ханов и владетелей соседних им областей. Последние, заботясь о своей независимости, не были искренно преданы ни России, ни Персии и всегда склонялись на сторону того, кто был сильнее, кто мог нанести им больше разорения. Поэтому Гудович находил необходимым, для пользы дел того края, наказать Ага-Магомет-хана за его вероломный и коварный поступок против России.
«Ежели благоугодно будет повелеть, – писал он, – опрокинуть Ага-Магомет-хана и покорить надежно и с пользою высочайше предположенные провинции в Персии, а особливо шушинского хана и азербайджанских, которые отдалены, то, по известности мне положения здешнего края, всеподданнейшее мое мнение в том (состоит), чтобы с самого начала весны послать небольшую часть войск прямо через горы в Грузию, ежели удобности не предстанет теперь оные туда доставить, а другой знатнейшей части войск, не меньше как с двенадцатью полными батальонами, с знатною частью артиллерии, с тридцатью эскадронами драгун, с частью казаков – располагая оставить надобных на линии – вступить в марте месяце в Персию, берегом Каспийского моря и идти с оными мне или, как благоугодно будет повелеть, в Гилян, а оттуда и далее».
Движение этого последнего отряда, отвлекая главные силы персиян, дозволяло надеяться, что незначительный отряд русских войск, отправленный в Грузию, будет достаточен для того, чтобы восстановить в ней должный порядок и спокойствие. Наступление же наше с главными силами внутрь Персии могло склонить на нашу сторону многих ханов, пограничных с Россиею, а дойдя до Гиляна, мы могли восстановить там в ханском достоинстве преданного России Муртаза-Кули-хана, непримиримого врага брата своего Ага-Магомет-хана.
К тому же направление экспедиции вдоль берега Каспийского моря, при тогдашнем положении наших границ, было единственно возможным направлением. Здесь для экспедиции мог быть составлен довольно значительный отряд, успеху которого могла содействовать каспийская флотилия; здесь можно было, пользуясь выгодою морского сообщения, сосредоточить в некоторых прибрежных пунктах значительные запасы продовольствия и боевых припасов. Всякое же движение прямым путем, через горы, было сопряжено с большими затруднениями. Отсутствие путей сообщения, затрудняя движение войск, делало почти невозможным доставку продовольствия и боевых припасов. Рассчитывать на возможность прокормления войск средствами края было бы крайнею ошибкою: Грузия, как увидим, не могла прокормить и двух батальонов, в ней бывших.
За направление экспедиции вдоль берега Каспийского моря стоял и епархиальный епископ всех обитающих в России армян Иосиф князь Аргутинский-Долгоруков.
Архиепископ Иосиф пользовался вниманием нашего правительства и особым доверием князя Потемкина-Таврического. Последний, при посредстве Иосифа, поддерживал постоянные сношения с армянами, обитавшими в Персии и Турции. Иосифу известны были виды и намерения русского правительства относительно народов, населявших закавказские провинции; ему же впоследствии было поручено перевести на армянский и персидский языки и напечатать в своей типографии, в Астрахани, манифест императрицы, обращенный к народам, населяющим Персию