При выступлении из Кизляра отряд был обеспечен продовольствием по 26 июня. В конце апреля Гудович отправил вслед за отрядом 1900 четвертей сухарей и 178 четвертей круп и при этом уведомлял графа Зубова, что остальной провиант, на три месяца, будет доставлен в самом непродолжительном времени.
Трехмесячный запас продовольствия, составляя только путевое довольствие войск до Баку, не обеспечивал их даже и до этого пункта, потому что транспорты подвигались весьма медленно; волы изнурялись и падали. Снабжение отряда продовольствием при движении от Баку в глубь Персии должно было производиться морем из Астрахани, где, с этою целью, как мы видели, приказано было заготовить, на первый случай, 70 000 четвертей муки с пропорциею круп и 40 000 четвертей овса. Между тем в начале мая в Астрахань не было еще доставлено из внутренних губерний ни одного зерна хлеба, и даже не было известно, когда он туда прибудет. Граф Зубов опасался двинуться вперед, рассчитывая, что, дойдя до Баку, может остаться вовсе без продовольствия и в таком невыгодном положении встретиться с войсками Ага-Магомет-хана.
Последний, по имевшимся сведениям, хотя и отступил к Тегерану, но, укрепляя свои прибрежные провинции от Гиляна по восточному берегу Каспийского моря, располагал собрать войска и возвратиться опять к реке Араксу. Принужденный оставить гарнизоны в Дербенте и Баку и имея в своем распоряжении незначительные силы, граф Зубов не рассчитывал на возможность уничтожить противника и просил об усилении его новыми войсками. Предположенное в Петербурге одновременное действие против Ага-Магомет-хана со стороны Ганжи и берегов Каспийского моря не могло иметь места, потому что кавказский корпус не только еще не присоединился к отряду графа Зубова, но едва собирался у Кизляра; возможность его продовольствия средствами Грузии, как мы видели, была сомнительна. Изменение плана, давая иной характер действиям, заботило графа Зубова и связывало ему руки.
«Зайдя в Баку, – писал он, – боюсь, чтобы не оставили меня без хлеба. Также, с нынешним числом войск, а особливо без кавказского корпуса, нельзя там, как бы хотелось, приняться за дело, потому что надобно занимать большую дистанцию и отделять сильные отряды, которых не можно отделять, если главные силы должны тем ослабиться. Малые же части войск неминуемой подвержены опасности, как узнал я по вшествии в Дагестан, ибо даже на самые цепи мои наскакивают разбойничьи партии, которые могут жить здесь в той уверенности, что, быв от лагеря в пяти верстах, безопасны от поисков, и хотя бы открылись где, то их выжить трудно».
В двадцатых числах мая главнокомандующий получил уведомление Гудовича, что с Кавказской линии отправлено к нему еще несколько транспортов с продовольствием; что, по расчету, провиант этот должен обеспечить отряд по 16 июля и что по 11 мая доставлено в Астрахань 4000 четвертей муки с пропорциею круп, которые уже и отпущены на суда в распоряжение контр-адмирала Федорова, для доставления морем в Дербент или в Баку, куда назначено будет главнокомандующим.
«Я рад и готов от всего сердца вам помогать, – писал при этом Гудович графу Зубову, – и снабжать всем, что есть в моей власти, но должен вам объяснить, что со стороны войск, а особливо пехоты, не в состоянии я теперь сделать вам прибавление важное».
Хотя в распоряжение Гудовича и были отправлены из России на Кавказскую линию новые полки, но ни один из них не прибыл, кроме Павлоградского легкоконного полка, подходившего в то время к Георгиевску. Поэтому Гудович, желая исполнить обещание, данное Зубову, занять Дербент войсками, находившимися в его распоряжении, собрал с разных мест 140 человек рядовых[485] и отправил их в Дербент, вместе с транспортом, состоявшим из 100 верблюдов и 50 фур, нагруженных провиантом. Вскоре после того он собрал у Кизляра Павлоградский полк, второй батальон Кубанского егерского корпуса, Донской полк Киреева и шесть полевых орудий и, поручив командование ими генерал-майору князю Цицианову, приказал идти на соединение с графом Зубовым[486].
«По всей искренности, – прибавлял Гудович, – уверяю вас, что как скоро назначенные войска на линию прибывать станут, то я тот же час, не останавливая их, подвигать стану к Кизляру, а особливо полки пехотные, в которых, считаю, вам больше надобности будет, откуда и к вам тотчас, по востребовании, доставлять стану, не имея никакой нужды и желания оставлять у себя, кроме самого нужного числа для сохранения линии. Вас о том только покорнейше прошу: если можно оставить у меня, по крайней мере, до поздней осени, казачий полк Янова, который стоит против Кабарды и нужен тут для поддержания спокойствия. Вы меня тем крайне одолжите».
Получив сведение о движении подкреплений, а главное о появлении хлеба в Астрахани и возможности скорого доставления его к персидским берегам, граф Зубов решился двинуться вперед; но, зная вероломство и хищность окружающих его народов, принужден был позаботиться об обеспечении своего тыла и правого фланга.
Обширная дербентская крепость, вмещавшая в себе до десяти тысяч вооруженного населения, не могла быть оставлена в тылу без надежного гарнизона, в состав которого необходимо было назначить по меньшей мере три батальона. Тогда, имея за собою верный опорный пункт в Дербенте, граф Зубов имел возможность двинуться далее, не дождавшись подкреплений и без опасения за свое положение даже и в том случае, если бы встретил сопротивление со стороны бакинского хана или значительные силы персиян. Снабженный в достаточной степени продовольствием, он всегда мог, заняв крепкую позицию, дождаться прибытия подкреплений и, присоединив их к себе, перейти в наступление.
Что касается до обеспечения правого фланга, то главнокомандующий возложил это на обязанность преданных нам владельцев Дагестана. Он писал шамхалу Тарковскому, уцмию Каракайдакскому и кадию Табасаранскому, чтобы они прислали к нему своих детей или родственников в аманаты и соединили вместе состоявшие в готовности свои войска «для закрытия марша моего со стороны гор».
Приглашенные не только изъявили полную готовность исполнить требование главнокомандующего, но выказывали особую предупредительность, свойственную азиатским народам в тех случаях, когда слабый заискивает у сильного. Известие о падении Дербента – ворот в Персию – быстро распространилось по всему Дагестану, и все горские владельцы, до сих пор неприязненные России, наперерыв друг перед другом спешили в лагерь главнокомандующего. В течение двух недель русский стан был переполнен дагестанцами, приезжавшими заявить о своей покорности России.
– Мы пребывали, – говорили они, – с дербентскими владетелями в дружбе, а как теперь Дербент состоит под властью Всероссийской монархини, то мы не преминем служить России лучше, чем дербентским владельцам.
Некоторые из них, не ограничиваясь одним заявлением своей преданности, принимали присягу на подданство, подобно тому как принимали ее и жители Дербентского ханства. Последним объявлено, что владение Шейх-Али-хана принимается под защиту России, что каждый, оставаясь спокойным в своем владении, будет обеспечен в личной и имущественной безопасности; что в случае каких-либо претензий друг на друга никто не вправе разделываться сам собою, но должен обратиться к русскому главнокомандующему; что весь Дагестан и Дербентское ханство, находясь под покровительством России, обязаны положить конец взаимным распрям и мирною жизнью и послушанием заслужить благоволение императрицы.
Видя приверженность народа к своему хану и то участие, которое принимал он в его судьбе, граф Зубов не решился выслать Шейх-Али-хана в Россию, тем более что такая мера, кроме восстановления народа, не представляла никаких выгод. Все дербентское владение было разделено на части, управляемые наибами. Каждый наиб, с удалением Шейх-Али-хана в Россию, мог объявить себя ханом в своем владении, а такое раздробление, при сомнительной преданности наибов, было для нас скорее вредно, чем полезно: в каждом наибе мы могли встретить человека враждебного, готового противиться нашим видам и намерениям. Оставить Шейх-Али-хана в Дербенте, после его поступков и неуверенности в чистосердечном раскаянии, было совершенно невозможно, и потому граф Зубов решился взять его с собою, а управление дербентским ханством, для успокоения народа, поручил сестре хана, Периджи-ханум, в помощь которой назначил Хадыр-бека[487], как человека, казавшегося более других преданным России.
Когда Шейх-Али-хану было объявлено решение, по которому он должен был следовать за русскими войсками, то хан принял это известие не только с покорностию, но и с видимым удовольствием.
Чтобы привлечь к себе расположение главнокомандующего и выставить свою преданность, Шейх-Али вызвался написать воззвание, призывающее бывших его подданных к спокойствию и переполненное самыми льстивыми выражениями относительно императрицы и ее главнокомандующего.
«Благодарение Всевышнему, – писал он дербентцам, – что мы избавились, за совращение с истинного пути, наказания милосердием величайшей, счастливой и всемогущей на земном шаре императрицы – тени Божией, – которая послала, яко ангела ей повинующегося, ужасного в брани, но к покорным милостивого и кроткого предводителя воинов непобедимых, графа Валериана Александровича Зубова.
Сами вы, любезные нам подданные, должны признаться, что давно уже не вкушали того спокойствия, какое теперь под его покровом ощущаем. Да будет и сие ему в неувядаемую славу; но мы долженствуем не щадить жизни, чтоб заслужить свое преступление пред сильною и наших предков, и нас всегда покровительствовавшею Российскою империею, и не только сами во весь век наш обожать будем великую монархиню – тень Божию, – но и в сердца потомков наших поселим непоколебимую временем и случаями к ее величеству преданность и повиновение.
Ныне благодетель наш, граф Валериан Александрович, идет с многочисленным и храбрым своим воинством на коварного Ага-Магомет-хана, дабы разрушить вконец силы его. Всем известно, в какие сети ввел нас сей неблагонамеренный, паче злой человек и что мы ему и его приятелям отмщевать во веки веков долженствуем: а напротив, на всю жизнь от сего времени, перед лицом Бога живого, под клятвою обещеваем служить верно и усердно великой государыне тени Божией – и идем теперь при воинстве российском к Араксу, дабы быть полезным нашему спасителю графу Валериану Александровичу всеми способами, которые Всевышний нам в руки и в сердца вложить соизволит. Правление же вами оставляем до нашего из похода возвращения в руках высокостепенной, светлейшей, любезнейшей сестры нашей Периджи-ханум и при ней наибом будет верный нам обоим усерднейший слуга Хадыр-бек.