Не придавая этим слухам полного значения достоверности, граф Зубов поручил, однако же, Булгакову наблюдать за поведением Вали-бека и стараться вызвать поскорее в Кубу Гасан-бека-агу, брата Шейх-Али-хана. Зная, что Гасан пользуется большим уважением среди жителей Кубинского ханства, граф Зубов предполагал сделать его ханом и тем еще более обеспечить преданность к нам жителей этой провинции. Гасан-бек изъявил на это согласие, благодарил главнокомандующего и обещал в самом непродолжительном времени приехать в Кубу.
«По измене Шейх-Али, – писал граф Зубов генералу Савельеву, – дербентская и кубинская провинции остаются без настоящего и прочного обладателя, а без того обитатели не могут иметь основательной в своем благосостоянии уверенности, то ныне, по обнажении передо мною сущего положения занимаемых нашими войсками областей и причин связей их и способов к упрочению оных, предполагал бы я восстановить в Кубе законного сына Фет-Али-хана, Гасан-бека, дочь его, Фет-Али-хана, дербентскую правительницу (Периджи-ханум) соединить с Мегтием Бойнакским, коему отец уступает титло, право и все владения шамхальские[493] и который – по положению сих владений, близкому к нашим границам и открытому, – никогда не может отбыть от нашей зависимости. Прочное и выгодное усиление в том краю такого владельца, учиня его дербентским ханом, может служить к соединению Ширвана с Дагестаном и на настоящие и будущие времена, по многим невместимым здесь соображениям, может быть весьма нам полезно и безопасно, когда дербентская крепость будет нами занимаема.
Вследствие чего прошу вас, сообразя все известные относительно сочетания Мегтия с дербентскою правительницею и введения его во владение Дербентом обстоятельства, внутреннее положение дербентской области и отношения оной внешние (я разумею связи с Кубою и с горцами посредством Кюринской провинции), уведомить меня в подробности, не утаивая и не уменьшая тех препятствий, кои при сем предвидеть можете, – но не чините предложений».
Усиление шамхала Тарковского присоединением к его владениям Дербентского ханства граф Зубов признавал полезным для России в том отношении, что оно могло служить обузданию хамбутая Казыкумухского, человека наиболее других недоброжелательного к видам нашего правительства. Лежащая на плоскости Кюринская провинция, некогда принадлежавшая Дербентскому ханству и сопредельная с ним, в последнее время находилась во владении Сурхая, хамбутая Казыкумухского, и составляла самую существенную часть его владений, ибо весь скот его подданных на осень и зиму спускался с гор на плоскость и пользовался пастбищными местами Кюринской области. Сопредельность последней с Дербентским ханством и неимение прочной защиты были причиною, что Сурхай и его подданные всегда нуждались в добром к ним расположении дербентских владельцев и хранили с ними союз. С другой стороны, жители Кубинского ханства всегда находили убежище в Дербенте, в случае нападения горцев, и потому сначала сохраняли связь, а потом соединились под одною властью дербентских и кубинских ханов.
Таким образом, сочетав Мегтия браком с Периджи-ханум и поставив Гасана ханом в кубинской провинции, граф Зубов надеялся, что они, по родству и по взаимным интересам, будут находиться в постоянном союзе и удержат горцев от неприязненных действий против России и своих собственных владений. Что касается до усиления шамхала присоединением к нему новой провинции, главнокомандующий не находил в этом усилении ничего противного пользам нашего правительства, ибо хотя шамхал и приобретал значительный перевес над прочими дагестанскими владельцами, но как владения его были открыты и прилегали к нашим границам, а в Дербенте предполагалось содержать постоянный гарнизон, то граф Зубов находил, что совокупность этих причин достаточна для того, чтобы шамхал сохранял отношения верного подданного России.
Все эти соображения заставляли главнокомандующего просить разрешения императрицы на приведение в исполнение его предположений и на присоединение дербентской области к владениям шамхала Тарковского.
«Дербентцы, – писал граф Зубов, – конечно, не окажут к сему на первый случай доброхотливости, но есть многие очевидные для них в сем пользы, ибо до сих пор в Тарках купцы их платят великую пошлину, и весьма стеснены они всегда от стороны Дагестана. Убеждения сии и ласковое и справедливое нового их владельца с ними обращение удобно и скоро могли бы их успокоить. Сие соединение Дагестана с Ширваном обеспеча и с прочностию утвердя влияние наше от Терека до реки Куры (ибо и шемахинский хан при содержании нашем Баку не возможет отважиться к причинению вреда), положит оплот дерзостям необузданных горцев, а может быть, и оные собственными пользами принуждены станут пребывать в тишине, и линия наша с сей стороны приведется в большую безопасность».
Не ожидая, однако же, утверждения своих представлений, граф Зубов решился привести в исполнение свое предположение относительно Гасан-бека. Сознавая, что вызов его в Кубу должен неприятно подействовать, а может, и восстановить против нас дербентского наиба Хадыр-бека, стремившегося к распространению своей власти и над кубинским ханством, главнокомандующий поручил генерал-майору Савельеву следить за его поведением и, в случае какого-либо неприязненного поступка, арестовать его и выслать в Астрахань. Удаление Хадыр-бека не могло иметь никакого влияния на дела, так как правительница Дербентского ханства Периджи-ханум сама ходатайствовала за своего брата Гасан-бека и даже желала сама приехать в Кубу, чтобы участвовать в торжестве постановления его в ханском достоинстве.
Заботясь о том, чтобы Гасан скорее прибыл в Кубу, Периджи-ханум прислала в этот город семнадцать человек почетнейших дербентских старшин, которые, соединясь с двадцатью семью человеками кубинцев, были отправлены в Эллису – местопребывание Гасана – в качестве депутатов для приглашения его на ханство.
Известие о восстановлении Гасан-бека было новым ударом для Шейх-Али-хана, терявшего последнюю надежду на возможность возвращения в свои владения. Желая воспрепятствовать намерению русских, Шейх-Али просил содействия хамбутая и через него вошел в сношение с Мустафою-ханом Шемахинским и Селимом Текинским. Мустафа уверял, что если хамбутай вооружится против русских, то и он не оставит нанести им вред, а Селим говорил, что русских страшиться нечего и что каждый истинный мусульманин обязан против них ополчаться. Заручившись такими обещаниями, хамбутай решился выйти из выжидательного положения и стал собирать свои войска.
Посланный, с небольшим числом казаков, для составления карты Кубинского ханства, капитан Симонович донес Булгакову, что, быв в селении Худат, он слышал, будто бы хамбутай Казыкумухский, войдя в соглашение с Омар-ханом Аварским и другими владельцами, собирается напасть на кубинский отряд из селения Дзейхура, лежащего на реке Самуре. К этому известию Симонович прибавил, что когда он, с находящимися при нем казаками, приблизился к этой реке, то на противоположном берегу ее, во владениях хана Казыкумухского, зажжены были тотчас же маяки, и заметно было движение среди населения, отправлявшего свое имущество в горы.
Почти одновременно с этим донесением в лагерь кубинского отряда явились два еврея, с объявлением, что в селении Ахты и в особенности во владениях хамбутая собираются войска, к которым, по приглашению, присоединяются джаро-белоканские лезгины и другие горские народы. Спустя несколько дней к Булгакову прибыл посланник табасаранского владельца с извещением, что хамбутай набрал уже до 15 000 человек войска, составленного из кюринцев, джарцев, акушинцев, рутульцев и других, и что в тайном соглашении с ним находятся ханы Шемахинский и Шекинский.
Все эти сведения, по своей важности, не могли быть оставлены без внимания и вызвали самый бдительный надзор за поведением хамбутая. Посланные генералами Булгаковым и Савельевым с разных сторон в Казыкумух, возвратившись, приносили неблагоприятные сведения о поступках тамошнего хана. Они единогласно утверждали, что к хамбутаю прибыл турецкий эмисар, байрактар Осман, с большою суммою денег и письмами от сераскира Анатолийского; что такие же точно письма были адресованы к Омар-хану Аварскому; что в письмах этих оба владельца призываются к единодушному и совокупному сопротивлению русским и что хамбутай, по поводу этих писем, пригласил к себе всех старшин народа. Он предъявил собравшимся турецкие письма, в которых говорилось, что если русские завладеют персидскими городами, лежащими при подошве Кавказских гор, то дагестанцы, оставшись в средине русских владений, должны будут, несмотря на неприступность их жилищ, положить оружие и покориться русскому правительству. По прочтении этих писем хамбутай высказал желание противиться завоевательным видам России, сделал некоторым подарки из присланных ему денег и приказал всем быть готовыми к выступлению со своими войсками. Некоторые из старшин пытались было отклонить своего хана от такого намерения, говоря, что было бы полезнее войти в приязненные отношения к русским, потому что и без того горцы не могут выгнать своего скота на плоскость и должны оттого разориться, но хамбутай не признал этих доводов основательными и приказал собирать войска.
Постоянный союзник хамбутая Омар-хан Аварский отказался от участия в нападении на русских, считая это невыгодным для себя, ввиду переговоров о подданстве, веденных им с главнокомандующим. Еще в сентябре Омар-хан писал графу Зубову, что царь Ираклий до сих пор платил ему ежегодно по 5000 рублей ханскими деньгами и, сверх того, отдавал пятнадцать деревень в полное его управление, а потому хан желал бы знать, будет ли он, со вступлением в подданство России, пользоваться теми же преимуществами; какое получит он от России награждение и в каком положении будут находиться к нему его подданные. Главнокомандующий отвечал, что со вступлением Омар-хана в подданство ее величества ему назначено будет ежегодное жалованье; что дань, платимая хану грузинским царем, останется по-прежнему в полном его распоряжении, и так как, служа великой императрице, хан «учинится» ему братом, то граф Зубов, «радея о его пользе, не упустит испросить ему особливых благодеяний».