Выйти было некуда.
– Да здравствует царь Георгий! – раздались восклицания присутствовавших, и все приняли присягу.
На другой день, в соборе, Георгий был объявлен царем Грузии под именем Георгий XII.
В этот промежуток междуцарствия в церквах литургия не совершалась, потому что духовенство не знало, кого поминать. Народ был недоволен прекращением службы. Рассказывают, что тогда ключарь телавского собора Давид Герадинский вызвался отслужить обедню, народу собралось в собор множество, тем более что все желали знать, кого ключарь будет поминать. Ловкий ключарь сумел обойти то затруднительное положение, в котором находился:
– Да помянет Господь Бог во царствии Своем того, кто будет нашим царем, – провозгласил он.
Народ оставил церковь, не узнав имени своего государя.
Несмотря на то что Георгий вышел победителем из всех интриг, он принужден был, однако, согласиться на требование царевичей и мачехи и подписать завещание Ираклия о том, чтобы после его смерти грузинский престол перешел не к сыну его, а к брату царевичу Юлону, а потом к другим его братьям, по старшинству рода. Подписанный всеми, акт был передан на хранение царице Дарье. Георгий обещал оставить за нею все те имения, которыми владела она до сих пор и которые теперь, по обычаю, должны были поступить к новой царице – Марии.
Дарья помирилась с Георгием и, в знак своего расположения, послала ему все наследственные вещи и фамильные иконы с украшениями. Царь Георгий оставил у себя одни иконы, а вещи возвратил вдовствующей царице, что окончательно восстановило согласие на непродолжительное, впрочем, время.
Таким образом, Георгий утвердился на престоле с большими пожертвованиями и ограничениями царской власти. Азиатская политика и правила, дозволявшие так же легко не выполнять клятв своих, как и произносить их, были причиною того, что Георгий легко и скоро согласился на ограничение своих прав и власти. Когда же он утвердился на престоле, то, желая возвратить потерянное, призвал к себе 4000 лезгин и, опираясь на них, стал нарушать клятву и обещания.
Братья и мачеха разъехались по своим уделам и, не имея средств противиться силе, казалось, успокоились. Наружное спокойствие в Грузии водворилось.
Лица царской фамилии не оставались, однако же, праздными зрителями. Разъехавшись по уделам, они набирали себе партии приверженцев, сеяли раздоры и часто не слушались царских повелений. Между братьями обнаружилась упорная вражда, а между дворянством и народом возникли раздоры…
Желая примириться с братом своим царевичем Александром, Георгий просил в том содействия царицы Дарьи. Дарья обещала исполнить просьбу царя. По просьбе матери царевич Александр приехал к ней и объявил, что с Георгием мириться не хочет, зная, что он не исполнит завещания родительского относительно наследства престола.
Александр удалился в Борчалы. Георгий послал сына своего, царевича Иоанна, пресечь путь Александру; но тот, узнав о преследовании и намерениях Георгия, уехал в Ахалцих, а оттуда в Имеретию. Тогда Георгий начал подозревать царицу Дарью в дурных замыслах против него, отнял у нее деревни и обратил доходы с них в пользу своей супруги, лишил также имения царевича Александра и вслед за тем стал притеснять братьев.
Опасаясь нового нашествия персиян и не надеясь в этом случае, подобно отцу своему, на помощь России, Георгий решился отдаться в покровительство Порты. Князь Аслан-Орбелиани, женатый на дочери князя Цицианова, тестя царского, был отправлен к султану с формальным об этом прошением[503]. Прибыв в Ахалцих, князь Орбелиани объявил паше о поручении, которое он имеет от царя к султану. Паша отправил немедленно гонца испросить дозволение Орбелиани ехать в Константинополь, и, в ожидании ответа, посланник царя находился в Ахалцихе. В это время приехал из России в Тифлис царевич Давид, отправленный туда еще при жизни Ираклия и находившийся в русской службе. Он сообщил царю о милостивом расположении к Грузии императора Павла. Тогда Георгий отправил тайно посланника к Орбелиани с приказанием возвратить прошение его султану, объявить паше об изменении намерений царя и вернуться в Тифлис. Орбелиани исполнил волю Георгия и вернулся в Грузию[504].
Глава 11
Положение Грузии при самом начале вступления на престол Георгия XII. Отправление в Санкт-Петербург посольства с просьбою Георгия об утверждении его на престоле. Рескрипт Георгию императора Павла. Назначение Коваленского нашим уполномоченным министром при дворе царя Грузинского
Георгий XII вступил на престол тогда, когда Грузия, не защищенная от внешних врагов, не имела порядка и во внутреннем управлении. Страна была разорена, народ обременен тяжкими налогами; везде распространились бедность и нищета.
Тифлис представлял собою груду развалин. Только две улицы были свободны для проезда; но и те по обеим сторонам своим имели разрушенные дома.
Сам царь, переселившись в разоренную столицу, должен был поместиться в единственном уцелевшем доме князя Бебутова, где и прожил до самой своей смерти, в двух весьма маленьких комнатах.
Находя доходы государства слишком недостаточными для содержания своей многочисленной семьи, Ираклий лишал князей и дворян принадлежавших им поместий и отдавал их в удел своим детям. Вместе с этою раздачею он предал большую часть Грузии их своеволию. Когда же смутные обстоятельства потребовали от царевичей содействия царю своими войсками или деньгами, то мы видели, как исполняли они требования царя, являясь постоянными ослушниками его воли и требований.
По проискам царицы Дарьи, управлявшей царством за болезнию мужа, Ираклий находился как бы в необходимости оставлять безнаказанно проступки своих сыновей и родственников.
Вообще, со времени заключения с Россиею трактата 1783 года, царь, все чины государства и народ грузинский, полагаясь на покровительство России и на ее сильную помощь, перестали заботиться о собственной безопасности и до такой степени утратили бодрость духа, что их устрашала даже молва о том, что лезгины или персияне вторгнутся в Грузию. Пользуясь этим, аварский хан обложил грузин ежегодной данью в 5000 рублей, собираемой под видом подарков от царя Грузинского.
Ираклий надеялся этим средством доставить стране безопасность от набегов аварцев и лезгин, но цели не достиг, а увеличил только подати и поборы с народа. Налоги, и без того значительные, для содержания царского дома, при необходимости уплачивать новую дань, сделались тяжки для народа, тем более что от постоянного опустошения края число рабочих рук не увеличивалось, а уменьшалось.
Помещики, обязанные в стесненных обстоятельствах помогать царю, вознаграждали себя с избытком, разоряя крестьян, которые были доведены до того, что искали убежища в чужих владениях, предпочитая рабство у соседей притеснениям на родине. Каждый царевич, каждая царевна, всякий родственник царский давали так называемый берат (указ) на право взять у купца или у крестьянина лучшее из всего, что он имел.
Для отражения внешних врагов Грузия не имела достаточно войска, и царь Ираклий вынужден был содержать от 5000 до 10 000 человек наемных лезгин, которые, обязавшись служить к ограждению народной безопасности, делали своеволия в Тифлисе. Ознакомившись со всеми проходами в страну, лезгины вводили в нее открыто своих единоземцев, которые грабили и увлекали в плен несчастных поселян, и, таким образом, Грузия теряла ежегодно от 200 до 300 семейств. Ираклий знал все это, но не принимал против того никаких мер, опасаясь еще больших бед.
К довершению народного бедствия, в начале 1798 года появилась в Тифлисе и в других местах Грузии моровая язва, получившая, как полагали, свое начало в ханстве Ганжинском, от бывшего там голода.
Торжественное признание родственниками и народом Георгия царем Грузии не успокоивало его, а, напротив того, возлагало новые заботы о подданных и о стране, разоренной и истерзанной внутренними беспорядками.
«Вы сами, – писал Георгий в одном из писем к нашему канцлеру, – не менее нас знаете о том, какими соседями мы окружены и как превосходят они нас своим могуществом. С одной стороны, соседи наши персияне в прошедших годах так нас рассеяли, что и поныне обедневшие наши подданные и мы друг друга сыскать не можем; с другой стороны, турки наслали к нам лезгинцев, разорили наши деревни, взяли в полон племянника нашего князя Цицианова, коего и поныне содержат в плену в Ахалцихе; с третьей – тоже лезгины беспрестанно делают нам злодеяния».
Положение страны было действительно бедственное. Несчастные жители, бежавшие, для спасения жизни, от неприятеля, возвратились оплакивать развалины и пепелища своих домов, опустошенные селения, и участь их не была завиднее тех, которых увели в плен персияне. Народ хотя и занялся хлебопашеством, как главным своим промыслом, но следы опустошения видны были повсюду. Разоренные дома, сожженные и уничтоженные поля, повсеместная бесприютица были причиною, что хлеба едва хватало на прокормление собственных жителей, а о сбыте излишка и помина не было.
Плодородная земля Грузии, при хорошем устройстве и хозяйстве, могла бы давать богатую жатву; но она не вознаграждала труда земледельца при тогдашнем политическом и административном устройстве страны. Народ, отягощенный разными поборами как от царствующего дома, так и от князей и дворян, знал, что собранные плоды в большей части случаев не принадлежат ему, что, привезя свои произведения в город, он рискует тем, что они будут отняты безденежно князем или царевичем. Напрасная трата труда и врожденная леность грузин, желавших лучше скитаться нищими, чем работать, окончательно убивали всякую производительность в крае.
«Все чины здесь наследственны, – доносил Лазарев, – невзирая на достоинство людей, почему и видно много людей не на своих местах: управление городов и сел препоручается так называемым моуравам и нацвалам, кои елико возможно стараются поскорее нажиться, невзирая, что терпят от того их подчиненные, ибо никакой чин не уверен в своем месте и владении. Все делается по бератам: так называются выдаваемые от царя повеления, кои нигде не записываются, и оттого выходит, что сегодня отдадут одному, а завтра то же имение или место другому; все правосудие у них отдается словесно и, сколько мог я приметить, либо по пристрастию, либо по праву сильного, и часто видны неимущие защиты совсем ограбленными. Товары от купцов, съестные припасы от промышленников, все берется безденежно, по бератам, выдаваемым всеми царевичами, всеми царевнами и, наконец, всеми, кому какая должность препоручена. Жалованья никакой чин не имеет, а всякий должен кормиться от своего места, и оттого еще больше терпят и купец, и мещанин, и поселянин и, одним словом, всякий».