Мужчины, делая вид, что не желают прощать виновных и уступают просьбам своих жен, скрывались из аула, но их преследовали одноаульцы, принимавшие на себя роль посредников и уговаривавшие помириться с кровниками. Уговорить на примирение было тем легче, что обычай клеймил позором тех, которые отказывались от примирения. Тогда родственники убитого собирались вместе, отправлялись на могилу, поднимали плачущих и прощали их, за чем следовал пир и попойка.
Случалось, однако же, что люди, подлежавшие мести, проводили три-четыре дня на могиле, напрасно ожидая прихода мстителей, упорно отказывавшихся простить виновных, тогда подлежавшие мести оставляли могилу, и вражда закипала с еще большим ожесточением. По обычаю и понятиям горцев, чем дольше пришедшие на могилу оставались на ней, тем больше им чести, и наоборот: всеобщее презрение падало на тех, кто отказывался помириться.
Второй способ заключался в том, что убийца должен был пососать грудь у матери убитого. Обычно для этого выискивался удобный случай, и убийца, тайком подкравшись, бросался на мать убитого, и если она уклонялась от этого, то посторонние хватали ее и держали до тех пор, пока ему не удавалось пососать грудь, тогда он становился таким же ее сыном, как и убитый, и всякая ссора прекращалась.
Кровная месть бывала и среди женщин. Очевидец свидетельствует, что видел женщину, которую посадили в яму за то, что она убила из мести убийцу своего мужа. После трехмесячного заключения ее освободили и по закону должны были немедленно выдать замуж за первого, кто пожелает взять ее в жены[227].
Воровство у чеченцев разбиралось по адату, и причина тому ясна: ответчик, не опасаясь строгости закона, шел на суд без сопротивления, надеясь оправдаться. Но даже в случае обвинения наказание заключалось лишь в возвращении истцу украденной вещи и небольшого штрафа – за украденную лошадь шесть, а за корову три рубля. За кражу, совершенную в доме, вор обязан был заплатить истцу двойную цену похищенного. У чеченцев вообще, а у ичкерийцев в особенности было два рода воровства: колу и курхул. Первое означало военную добычу, а второе – воровство-мошенничество – всегда презиралось и преследовалось, как посягательство на собственность единоплеменника.
Права собственности вообще и законы о наследстве имели свою характерную особенность, которую в настоящем очерке нельзя обойти молчанием.
Права личной поземельной собственности в строгом смысле не существовало у чеченцев, не только в прежнее, но и в ближайшее к нам время. Вначале, вскоре после исхода с гор на равнину, каждый чеченец владел землей там, где ему было сподручно и удобно. С течением времени быстро разросшееся население заставило их ценить участки возделанной и пахотной земли, и таким образом само собой ограничилось общее право каждого владеть определенными угодьями.
Поселившись в разное время и на разных местах, каждая семья обрабатывала столько принадлежащей селению земли, сколько считала необходимым. О прокорме же своих стад чеченцы не заботились. Те сами отыскивали на каждом шагу тучную и богатую пищу на лугах, зеленеющих в течение девяти или десяти месяцев в году, а заготовка сена на два-три оставшихся месяца не составляла особого труда, тем более там, где не было недостатка в прекрасных лугах. С ростом семей возникала необходимость в обработке большего пространства, и, наконец, дошло до того, что две семьи, превратившиеся в целое племя, занимавшее нескольких сотен домов, сошлись на обрабатываемых ими землях. Тогда они положили между собой границу владений: по одну сторону земля принадлежала одному тухуму, а по другую – другому. Но земля, принадлежащая всему тухуму, не дробилась, не составляла личной собственности отдельного члена тухума и до 1840-х годов находилась в общинном владении.
– Вот земля, принадлежащая нашему тухуму, – говорит чеченец, указывая на участок.
Если же спросить его, где граница этой земли, то он не поймет вопроса и ответит по-своему.
– Там, – скажет он, – где съезжались наши плуги с соседними.
Ежегодно перед началом сева все родственники собирались в поле и делили его на столько равных участков, сколько домов считалось в тухуме, и затем жребий указывал, кому какой участок достанется. После раздела каждый владел доставшимся ему участком в течение года, был в это время полным его хозяином и делал с ним что хотел.
Так поступали чеченцы с пахотной землей, не касаясь леса. Лес, которого много в Чечне и которому народ не знал цены, составлял нераздельную общественную собственность.
Но каждый туземец при этом имел право вырубить участок леса, расчистить землю, поселиться на ней, и тогда возделанное место становилось его частной неотъемлемой собственностью. Так поступили чеченцы надсунженских и Надтеречных аулов, бежавшие за Сунжу во время восстания 1840 года.
Не найдя свободных мест, они вырубили в лесу поляны и поселились на них, как на земле, составляющей их собственность.
Правда, такое понятие о поземельной собственности существовало только у общин, обитавших на равнине, потому что тут не было недостатка в земле: она везде была одинакового качества. Совсем другое можно сказать об общинах тех же племен, обитающих в горах. Там, по недостатку пахотной земли, она всегда ценилась, и однажды обработанный участок считался собственностью занявшего его.
По существовавшим в Чечне законам, отец и сыновья имели равное право на домашнее имущество. Сыновья могли заставить отца разделиться с ними, и тогда все имущество делилось на столько равных частей, сколько было сыновей, с прибавкой одной такой же части на отца. Из-за этого часто происходили весьма странные случаи. Так, однажды, узнав, что отец хочет взять другую жену, сыновья потребовали, чтобы он предварительно разделился с ними, считая, что было бы несправедливо после его смерти отдавать равную с ними часть наследства детям от второй жены, так как теперешнее имущество принадлежит только им. После раздела отцу досталась только шестая часть, и он, женившись на второй жене, имел от нее несколько сыновей. После его смерти сыновья от первой жены начали тяжбу с детьми от второй и потребовали, чтобы и шестая часть отцовского имущества была разделена поровну между сыновьями от обеих жен. Дело, разбиравшееся по адату, было решено в пользу заявивших претензию, и часть отцовского имущества была снова поделена поровну между всеми его сыновьями.
Дочерям по адату не предоставлялось никакого права на участие в дележе отцовского имущества, по шариату же дочь получает треть от того, что достается брату. Дочери до замужества находились в полной власти отца. Он содержал их как хотел и выдавал замуж когда и за кого хотел. Если после смерти отца дочери оставались не замужем, старший брат или ближайший родственник обязан был содержать их у себя, составить приданое и выдать замуж. Если отец, умирая, не оставил после себя сыновей, его имущество делилось на две равные части: одна половина переходила в собственность дочери, а другая ближайшему родственнику.
При наследовании несколькими дочерьми, сколько бы их ни было, имущество делилось на три равные части: две поступали дочерям и могли быть разделены между ними поровну, а третья родственнику.
Закон наследования по одной нисходящей линии у чеченцев не соблюдался. Если не было прямых наследников, имущество сына переходило к отцу, который имел предпочтительное право перед братьями и племянниками, точно так же дядя во многих случаях имел преимущество перед двоюродными братьями. Такой порядок был весьма естествен в обществе, где не существовало отцовской власти над взрослыми сыновьями и где отец не имел перед ними никакого преимущества.
В Чечне, где почти не было понятия о личной недвижимой собственности, домашнее имущество, приобретенное трудом каждого из членов семьи, должно было делиться между ними поровну, потому что каждый, не исключая и самого отца, равно участвовал в его приобретении. Право собственности не имеет в Чечне другого основания, кроме личного труда или насильственного захвата, а потому неудивительно, что отец обязан в любое время по требованию сыновей делиться с ними, а в случае смерти одного из них имеет предпочтительное перед другими членами семьи право наследовать его имущество.
Жена после смерти мужа и муж после смерти жены не наследовали друг другу.
Жена могла выйти замуж за ближайшего родственника, если тот желал на ней жениться. Если такой брак не происходил, то из оставшегося после мужа имущества вдова получала четверть и имела право располагать как собой, так и доставшимся ей имуществом. После смерти женщины, не оставившей детей, ее имущество (калым, подарки жениха и разные приобретения) поступало к ее родителям или родственникам, а не к мужу. Если же у умершей были дети, то сыновья получали равные части, а дочери третью часть доли братьев.
За отсутствием прямых наследников, к которым причислялся и отец, имущество умершего переходило к боковым линиям, причем родные братья предпочитались племянникам, племянники дядям, а дяди двоюродным братьям.
До раздела имущества уплачивались все лежащие на нем долги, но, если заимодавец выдвинул иск уже после раздела, долг делился поровну между всеми наследниками мужского пола.
Умирающий и не имеющий родственников был вправе завещать свое имущество кому пожелает, но, если родственники были, наследование посторонними лицами ни под каким предлогом не допускалось. Исключением был только случай, когда в доме умирал гость или кунак хозяина, тогда хозяин наследовал все вещи, какие были при нем, хотя бы у покойного и были прямые наследники, дети, отец или родные братья. Этот обычай основан был на правилах гостеприимства. Куначество почитается наравне с родством, и хозяин, наследовавший кунаку, обязан был за это принять на себя его капли, если таковая за ним числилась.
Посмертные пожертвования на мечеть и богоугодные дела допускались, но с тем, чтобы пожертвование не превышало трети имущества.