го, он становился предметом всеобщего любопытства: его щупали, осматривали и расспрашивали: о мастерстве, какое он знает, о числе русских войск и их намерениях. Некоторые кичились своей храбростью и прославляли свою независимость.
– С тех пор, – говорили они, – как солнце светит и железо на солнце блестит, никто не указывал койсубулинцам, куда не ездить и чего не делать! Одни русские вздумали удержать решетом Койсу нашу – пускай же берегут решето и руки. Мы знаем, что они хотят прийти к нам, забрать наших красавиц в гаремы, а сыновей в барабанщики… милости просим! Хотя бы у каждого из вас было столько же голов, сколько пуговиц на кафтане, и тогда не унести вам назад пары языков, чтобы рассказать своим о горском угощенье. У нас мало места под засев хлеба, но всегда хватит, чтобы засеять русскими головами[261].
Стравливание мальчишками собак отвлекало внимание от пленника, и в ауле поднимался шум и гам. Тогда, точно так же, как и теперь, большие и малые, мужчины и женщины, дети и взрослые – все бегут к месту травли, и даже старики, лишенные способности ходить, кое-как подползают к краю крыши, чтобы полюбоваться зрелищем. Праздное любопытство горца весь день напролет занято в одном месте травлей собак, в другом конской скачкой, а в третьем бросаньем камня. Выбрав ровную площадку, кладут посредине ее камень или проводят на земле черту. Отмерив от камня или проведенной черты шагов десять – пятнадцать, проводят новую черту, на которой и становятся играющие. Взяв в руки довольно тяжелый камень, фунтов пятнадцать, кладут его на ладонь правой руки так, чтобы один край камня, придерживаемый пальцами, касался другим концом середины плеча правой руки. Размахивая камнем во все стороны и сделав большой скачок по направлению к передней черте, бросают камень вперед, и в этом заключается вся игра, способная, однако же, занять праздного горца на долгие часы[262].
Несмотря на всеобщую бедность и неопрятность, горец смотрит гордо и весело. Он крепкого телосложения, обычно среднего роста, сухощав, смугл и черноволос. Суннит бреет голову, шиит же пробривает широкую полосу от лба до затылка и до самой шеи, оставляя только сбоку, подле ушей, длинные пряди волос. Обе секты ровно подстригают бороду и весьма редко бреют ее, мюриды носили бороду треугольником. Люди, имеющие вес в обществе, и почетные старики красят бороду и ногти хной в шафранный цвет. Джаро-белаканцы имеют черты лица весьма приятные, нос умеренный, губы небольшие, волосы гладкие. Они стройны, кожа у мужчин смуглая, у женщин – белая и нежная.
Горец вспыльчив, мстителен и долго помнит обиду, смышлен, хитер, лукав, корыстолюбив и охотник до кляуз.
Вообще, в характере горца много хорошего, но есть и много дурного, и последнее едва ли не превышает первое. Все человеческие недостатки и пороки особенно рельефно видны здесь потому, что никто не считает нужным скрывать их от посторонних, никто не стыдится своих слабостей. Все это, конечно, происходит от необразованности и невоспитания. Единственное образование, которое получают дети, – это умение читать Коран и его толкования. Редко можно встретить людей, занимающихся ремеслом, но и они самоучки. Желание приобрести легким путем средство к пропитанию сделало горца вкрадчивым, пронырливым, приторно-льстивым и завистливым. Если он не видит, что вы можете быть ему полезны, он держит себя гордо, но если рассчитывает на вас, надеется получить какую-либо выгоду, то унижается до того, что не только обнажит перед вами свою бритую голову, но будет целовать руки, «не отличая раба от господина или гяура от мусульманина». Если при этом расчеты его окажутся неверны и человек, на чье содействие он рассчитывал, окажется бесполезным для осуществления его корыстных планов, то он как бы в отмщение за свое напрасное унижение отплачивает ему презрением, бранью и насмешками. Зависть горца не имеет границ, и из-за нее он готов причинить любое зло даже ближайшему родственнику. «Я знал одну горянку, – говорит Львов, – которая подожгла дом родной сестры за то, что последняя получила от отца более приданого, чем она».
Жители Элисуйского ущелья отличаются нравственной чистотой, и причина этого в их отъединенности от остального мира и окружающих их соседей. Они постоянны в отношениях друг с другом, искренны и честны в делах с посторонними и иноверцами. Напротив, на постоянство и честь их единоплеменников положиться нет никакой возможности. Обмануть кого бы то ни было считается делом самым обыкновенным. Горец беспрестанно будет говорить валла (ей-богу) и после станет смеяться над тем, кто ему поверит.
Движения горца мягки и быстры, походка решительная и твердая, словом, во всем видна гордость и сознание собственного достоинства. Особенно если он богат, обвешен оружием, блестящим серебром, «если на нем надет богатый лезгинский наряд: чоха, обшитая серебряными галунами, шелковый архалук, широкие шаровары, сапоги с большими загнутыми носками и черная баранья шапка», да если к этому он сидит на добром коне, нельзя не любоваться его рыцарским видом[263]. К сожалению, богатство и опрятность в одежде весьма редко встречаются у горцев. Обычный костюм дагестанского горца составляют нанковая или из темно-синей чадры (ткань вроде бязи) короткая рубаха, которая шьется или вовсе без воротника, или с косым воротом, такие же или суконные шаровары, весьма узкие внизу, нанковый бешмет и черкеска из серого, белого или темного домашнего сукна с патронами на груди. Бешмет застегивается крючками, а черкеска, обрисовывающая стройную талию мужчины, туго перетягивается кожаным поясом с металлическими украшениями, а у людей богатых и зажиточных – с серебряным убором. Спереди на поясе висит кинжал: у богатого оправленный в серебро, а у бедного без всякой оправы. Кинжал не снимается никогда, даже дома туземец, скинув черкеску, опоясывает себя поясом с кинжалом поверх бешмета. На голове горец носит длинную остроконечную шапку, вроде персидской, только ниже и шире, но преимущественно употребляет папаху, сшитую довольно грубо из длинных и косматых овчин. Овчинный мешок, закругленный сверху, с отвороченными внизу краями, образующими собою околыш, и составляет папаху, верх которой покрывают сукном очень немногие. Чевяки, шатал – шерстяные вязаные сапоги, джурабы — вязаные шерстяные чулки довольно красивых узоров, а сверх их коша, кожаные сапоги без задков, похожие на туфли, только на высоких каблуках, и, наконец, гораздо чаще, особого и довольно неуклюжего покроя полусапожки составляют его обувь. Полусапожки шьются преимущественно из плохого желтого сафьяна, носки тупые, скошенные или загнутые кверху, и надеваются иногда на босую ногу, к которой и подвязываются ремешками. Чевяки шьются довольно узко и надеваются так, чтобы могли обрисовывать мускулистые ноги надевшего. Некоторые носят летом на коленях суконные ноговицы, а зимой подвязывают кусок войлока. Вообще, где почва камениста, там дагестанцы носят обувь кожаную, нередко с подковами о двух или трех шипах впереди пятки, где же грунт мягкий, там носят вязаные шерстяные башмаки без подков и нередко вовсе без подошв. Многие большую часть года, не исключая и летних месяцев, носят овчинные шубы с откидными воротниками вроде длинного капюшона нашей шинели и с рукавами, доходящими до земли, но столь узкими, в особенности на концах, что в них можно просунуть только два-три пальца. Тулуп этот в рукава никогда не надевается.
Собираясь в путь, горец затыкает сзади за пояс пистолет и забрасывает на плечо винтовку, завернутую в чехол, шашка же употреблялась только при отправлении в составе отряда для действий против неприятеля. Во время зимних переездов под черкеску надевается полушубок, но такого покроя, что грудь всегда остается открытой. Лезгины Джаро-Белаканского округа одеваются подобно грузинам, а тавлинцы отличаются особой бедностью в одежде и некоторыми незначительными особенностями. Черкеска тавлинца всегда оборвана и без газырей — патронов на груди, кожаный пояс с железной пряжкой охватывает талию, на нем висит кинжал, нередко со сломанной ручкой и ободранными ножнами. На голове он носит небольшую меховую шапочку в виде усеченного конуса, обращенного узким концом кверху. Нанковые зеленые или синие широкие шаровары туго охватывают ногу у самой щиколотки. Чевяки с острыми вздернутыми носами изготовлены из невыделанной кожи или красного сафьяна, тонкие и длинные хвостики грубой подошвы, круто загнутые, торчат вверх перед носком, короткое и мягкое голенище, разрезанное спереди, стянуто у щиколотки узким ремнем, завязанным узлом. Зимой тавлинцы носят овчинную шубу, похожую на женский салоп без капюшона, но с огромным воротником, обращенным мехом наружу и спадающим по плечам ниже талии в виде бурки. «Внизу этого воротника, противу плеч, пришиты из того же меха два жгута наподобие дамских боа».
Насколько костюм мужчины приноровлен к тому, чтобы обнаружить все его физические достоинства, настолько же костюм женщины неудобен, неловок, скрадывает всю ее красоту и стройность. Женщины точно так же носят нанковую ситцевую или канаусовую длинную рубаху и из той же материи широкие шаровары, а поверх надевают архалук или бешмет: в будни из светлого ситца, а в праздничные дни из шелка яркого цвета. Бешмет шьется с открытой грудью и прорезями на боках. Старухи очень часто не носят архалуков, а поверх рубахи надевают овчинную шубу. Поверх архалука талия охватывается поясом, который у молодых убирается почти сплошь серебряными или другими металлическими украшениями, старухи носят пояс из ситца или цветной бязи. Женщины джаро-белаканских лезгин носят сверх того душлик — нечто вроде фартука. Богатые женщины носят на груди серебряные украшения, употребляют застежки довольно грубой работы или вешают в несколько рядов золотые и серебряные монеты. В некоторых общинах женщины носят на голове нечто вроде кожаного чепца, часто украшенного металлическими пластинками или простым стеклярусом.