цевекханов (предводителей). Исполняются они высоким грудным голосом, некоторые имеют очень заунывный мотив. Песни свои туземцы исполняют всегда вдвоем. Нагнувшись друг к другу, почти к самому уху, и прикрыв наружную сторону щеки ладонью, как бы стремясь, чтобы голоса слились в одно целое, поющие тянут песню высоким крикливым альтом.
Любовные и религиозные стихи народ очень уважает. Чем фантастичнее и баснословнее рассказ, тем с большей жадностью слушатели упиваются им, «чем неправдоподобнее рассказываемые события, тем охотнее верят в действительность их».
Слушатели за каждым куплетом поощряют певцов словами: хай, хаай, выкрикивая их в такт песне. «Ай, да спасибо, молодцы», – скажут непременно слушатели по окончании песни и переходят к другим увеселениям – поглазеть на танцующих или послушать музыку.
Музыкальных инструментов немного: лялю – камышовая свирель; ляляби — две камышинки, связанные вместе, оба употребляются преимущественно пастухами, зурна — нечто вроде нашего рожка, барабан (кили) и балалайка (комус или пандур), бубен (жирхен) и скрипка о двух струнах.
Несмотря на незатейливость музыкальных инструментов, горцы пляшут с большим увлечением – и не только под музыку, они готовы плясать, если им будут отбивать такт в ладоши, в доску, таз и т. п. Как ни старался Шамиль искоренить пляску, как ни преследовал за нее, туземцы не оставляли этого рода увеселения. Собираясь по ночам в подвалах и конюшнях, они тайком от шпионов предавались разгулу и веселью – устраивали танцклассы и плясали лезгинку.
Каждый желающий танцевать выходит на середину круга, делает общий поклон и затем уже начинает танец. Он идет сначала медленно, едва переступая с ноги на ногу, как бы нехотя, и посматривая искоса на толпу девушек, стоящую отдельно. Если музыка играет слишком медленно, не по вкусу танцора, он, обращаясь к музыкантам и хлопающим в ладоши, начинает сам хлопать быстрее, заданный им ритм подхватывают музыканты и зрители, и танец продолжается.
– Ай Девлет-кан чих! – говорит он одной из девушек.
Девлет-кан выходит на середину.
«Пляска, – пишет Пржецлавский, – производится всегда в кружок, с поворотами направо и налево, а при встречах один из танцующих делает несколько па назад и потом уже поворачивается к одному направлению. Танцующие, делая круг направо, держат правую руку с сжатою кистью против лица или шеи, а левую руку – на отлете несколько назад, при повороте налево положение рук переменяется. Лезгинку женщины танцуют в три мелких па, мужчины же па импровизируют».
Горский этикет требует, чтобы мужчина оканчивал танец после дамы и отступал в толпу так, чтобы дамам быть лицом к кавалерам и наоборот.
Танец горцев отличается от бойкой лезгинки жителей равнины. Большая часть горных жителей пляшут нечто вроде лезгинки, но в их пляске, в особенности у тавлинцев, нет тех живости и отваги, которые так характерны для этого танца. Пляшущие кружатся друг около друга, нагнув голову, подняв кисти рук на уровень плеч и делая небольшие однообразные па ногами. Женщины, опустив рубашку и концы своих платков и горизонтально подняв руки, «точно как распятые ходили взад и вперед медленными шагами, как бы скользя, и при этом делая концами рук разные фигуры, то сжимали пальцы в кулак, то открывали их».
Другой танец исполняется двумя шеренгами – женщин и мужчин. Обе шеренги, встав лицом друг к другу, в такт хлопков то отступают, то наступают, затем переходят опять в лезгинку, причем каждый кавалер танцует со стоящей напротив него дамой, а самый порядок танца начинается с правого фланга.
В разгар пляски более ловкие и горячие танцоры стреляют под ноги своим дамам из пистолетов, заряженных пулями, а другие, сняв сапоги и зажав в зубах клинок шашки, пляшут то вприсядку, то на кончиках пальцев, перекидывая под коленями из руки в руку два обнаженных кинжала. «Щебенка раздирает им ноги до крови, и потому иногда догадливый хозяин приказывает усыпать место, выбранное для танцев, саманом». Несмотря на это, горцы веселятся, и веселятся от души.
Далеко за полночь начинается торжественное шествие жениха к молодой супруге. Его провожает толпа только из одних мужчин. При их приближении свахи и подруги отводят невесту в назначенную для молодых комнату. Повалявшись на приготовленных постелях и проверив, будет ли удобно молодым, все девушки выходят во двор и встречают жениха песнями. Молодой входит к супруге, и толпа расходится, у дверей комнаты остается только один товарищ жениха караулить, чтобы кто-нибудь из посторонних не подслушал молодых. У казикумухцев (лаков) караул соблюдается весьма строго, а вот у горцев аварского племени дружки и свахи, обязанные следить за этим, изменяют новобрачным и позволяют молодежи подслушивать в самом удобном для этого месте. Окружив саклю почти со всех сторон, любопытные слышат каждое слово новобрачных, смеются и подтрунивают над ними. Так продолжается иногда несколько дней, пока молодой муж не пригрозит любопытным оружием, а иногда и не приведет своей угрозы в исполнение. Так, в 1869 году житель селения Бетль Аварского округа Халип-Хапи-оглы ранил кинжалом односельчанина Гусейна Хаджиов-оглы за то, что тот подслушивал ночью у окна новобрачных.
В некоторых общинах в сакле молодых остаются ночевать двое из родственниц невесты, провожавших ее в дом жениха. «Здесь участие этих женщин выражается в сценах еще более цинических, чем какие бывают в свадебных обрядах у низших классов некоторых славянских народов на другой день, – от показаний свах».
В шамхальстве Тарковском и ханстве Мехтулинском в случае, если невеста оказалась нецеломудренной, молодой выстрелом из окна возвещает об этом публике и изъявляет затем неудовольствие ее родителям за дурной присмотр за дочерью. У джаро-белаканских лезгин выстрел означает совершенно противоположное и служит объявлением радости молодого и выражением признательности тестю и теще за девственность дочери. У жителей Нагорного Дагестана обычая стрелять из окна не существует.
«Не отвергая того, – говорит Н. Львов, – что девица должна тщательно сохранять целомудрие, они вместе с тем не претендуют за потерю его. Такая непретендательность основана на существующем с незапамятных времен у горцев убеждении, что девушка-горянка легко может лишиться своей невинности без участия мужчины от тяжких работ, которыми девушки начинают заниматься с очень ранних лет, от лазанья по скалам и прыганья через рвы. Кроме сказанных причин, этому способствует женское очищение, начинающееся у горянок очень рано. Последнее предположение, по словам ученых, основано на учении некоторых толкователей Корана».
На другой день, рано утром, товарищ жениха будит молодого и ведет его в куллу, где он должен купаться каждое утро, при этом, по обычаю казикумухцев, молодой берет с собою кусок халвы, чтобы отдать ее первому встречному, а охотников на это весьма много, так что всегда найдется несколько человек, караулящих молодого. Совершив утреннюю молитву и окунувшись несколько раз в ванну, молодой опять отправляется к товарищу, где и остается до вечера.
Весь этот день зурна гудит до поздней ночи, гости танцуют, молодежь джигитует, и на улице, перед домом молодых, стреляют из ружей и пистолетов. Толпы народа снуют взад и вперед, а женщины смотрят с террас своих домов, укутанные в свои покрывала. Они любуются, как молодой джигит, бросив поводья, на всем скаку встанет на лошади вверх ногами, как, проскакав в таком положении довольно порядочное расстояние и выстрелив несколько раз из ружья, он, легко и ловко перевернувшись, сидит уже на своем азиатском седле. Несколько слов одобрения – и он снова решается на подобную рискованную и опасную штуку…
Нагулявшись вдоволь, гости расходятся, молодой возвращается домой и вступает в свои права. Три дня молодая остается в сакле безвыходно, а на четвертый идет по воду. Закутанная с ног до головы покрывалом, не глядя никуда, кроме как на свои ноги, она отправляется к бассейну в сопровождении толпы девушек. У бассейна ее ожидает целая толпа молодежи, и как только она зачерпнет воды, тотчас же ее кувшин арестовывается и не освобождается до тех пор, пока молодежь не получит в подарок хлеба и халвы.
С этих пор молодая может ходить одна за водой и в гости, но не к родителям, к ним она идет только по приглашению, и по случаю ее прихода бывает пир и угощение. Сделав подарки ближайшим родственникам мужа и получив от них подарки взамен, молодая вступает в обязанности хозяйки или, скорее, работницы мужа[268].
Несмотря на легкость заключения брака, в Дагестане довольно часто похищают невест. При согласии похищенной и ее родителей на брак дело кончается свадьбой и выдачей женихом кебин-хакка, с тех, кто пособлял ему увезти невесту, взыскивается штраф. Но если родители не согласны на брак, то у аварцев взыскивается с похитителя в пользу джамаата цахис (зуб меняющий), скотина такого возраста, когда она меняет свои зубы, в прежнее время, кроме того, взыскивалось сто овец или 30 рублей в пользу хана и отламывался один из углов дома. Сам же похититель изгонялся на три месяца из аула и по возвращении должен был угостить родственников похищенной. При преследовании бежавших родные девушки могут убить их безнаказанно, но, с другой стороны, беглецы могут скрыться от преследования в любом доме. Отказать им в приюте всегда считалось предосудительным, и каждый хозяин охотно не только даст приют, но и примет на себя функции посредника в примирении похитителя с родственниками девушки. Он обязан только развести приютившихся по разным комнатам, иначе платит штраф. Примирение оканчивается обычно приличным угощением со стороны жениха.
Если же родители против или сама девушка не согласна выйти за своего похитителя, то она возвращается в дом родителей, а похититель изгоняется из селения на срок от трех месяцев до одного года. Убивать похитителя после возвращения девушки в дом родителей запрещено адатом.