набегов. С наступлением весны или осени князь, собрав достаточную партию молодых дворян, выезжал с ними, что называется, в поле. Найдя удобное место, партия располагалась в шалашах или просто под навесом. Княжеская свита, прислуга и молодые дворяне разъезжались по ночам в аулы, искали добычу, захватывали, то есть воровали и пригоняли быков и овец для пропитания. Если ночной поиск бывал неудачен, отправляли днем посланных в аулы, где они закупали необходимые припасы и ту провизию, которую нельзя приобрести благородным разбоем, как то: пшено, молоко, сыр и пр. Лучшие наездники отправлялись в экспедицию к дальним племенам, пригоняли к своим товарищам табуны лошадей и приводили пленных. Пир за пиром, угощение за угощением следовали в это время и сопровождались стрельбой, скачками и другими играми.
В жизни черкеса нельзя указать ни одного момента, чтобы он сидел смирно. Только ненастные дни, бури да ночь заставляли его сидеть дома и греться у очага, развалившись на разостланной полости.
Простая домашняя обстановка навевала скуку на черкеса, в сакле было ему тесно, душно и грязно.
Дома без деревянных полов, недостаток белья и одежды, отсутствие теплых бань и скудная пища порождали неслыханную нечистоту и самые отвратительные кожные болезни. «Кроме чесотки, – говорит очевидец, – и всякого рода злокачественных нарывов, я не раз встречал настоящую проказу, видел детей, у которых шея и плечи были покрыты наростом, похожим на рыбью чешую».
Черкесы вообще неопрятны: носят, не снимая с плеч, бешметы, испещренные заплатами, и нагольные тулупы с множеством самых разных насекомых, в бараньей шапке содержится чуть не целый воз сена, щепок, отрубей и множество других вещей. Бедность и нехватка одежды были так велики у абадзехов, что только половина из них имела рубашки, остальные же носили одну черкеску, не снимая ее с плеч. Дети до десятилетнего возраста, особенно у крестьян, ходили или голыми, или в одной рубашке. В теплой одежде и в шубах нужда была так велика, что из трехтысячного сборища абадзехов для набега на нашу линию реки Лабы достигало не более тысячи, а остальные были вынуждены вернуться домой с полпути. Одежда абадзехов была по преимуществу сшита из грубой бумажной ткани, которую они выменивали у турок на женщин и детей.
При такой бедности нельзя было и помышлять об особенной чистоте. Черкесы высшего класса и люди богатые держали себя гораздо чище, и между ними кожных болезней не встречалось. При этом во всех сословиях черкесского народа женщины отличались большей опрятностью, чем мужчины, несмотря на то что исполняли почти всю грязную домашнюю работу. За неимением бань, женщины беспрестанно полоскались в больших, совершенно плоских медных тазах и содержали свою одежду в исправности и чистоте.
Непривлекательность обстановки отчасти служила причиной тому, что черкес редко проводил время в кругу семьи, только вечерний сумрак пригонял его домой, где хозяйка хлопотала об ужине, помешивая ложкой в котелке, висящем на железной цепи над ярким костром. Оборванные ребятишки ползают на четвереньках по полу и с криками протягивают ручонки, ловя за полы мать, переливающую из ведер в корыто только что надоенное молоко. Захлопотавшаяся женщина сердито прикрикивает на детей и гонит их прочь.
– Не до вас мне сейчас, – говорит она, – подите вон к нему.
Лежащий перед костром отец семейства считает неприличным пускаться в интимную беседу со своей дражайшей половиной. Он ограничивается сухими, угрюмыми фразами, которые нехотя кидает через плечо, очень похожими на мычание быка. Жена никогда не дерзнет назвать мужа по имени, ни в глаза, ни за глаза, точно так же, как и муж не снисходит до этого. Местоимения он и она заменяют в семейном быту черкеса собственные имена супругов.
– Подите к нему! – говорит женщина детям, указывая на отца.
– Видите, что она занята! – кричит отец, унимая детей.
Приласкать детей, поцеловать жену считается предосудительным. Вообще, поцелуй у черкесов – это принадлежность исключительно брачного ложа.
Черкесский дворянин проводил жизнь на коне, в воровских набегах, в стычках с неприятелем или разъезжал по гостям. Если же и был дома, то проводил весь день в кунахской, где лежал или чистил оружие, поправлял конскую сбрую, а чаще совсем ничего не делал. В минуты совершенного безделья он стругал ножом палочку или напевал песню, аккомпанируя на пшиннере. Ему дела не было до того, что происходит в семье, с которой он редко виделся, и ходил к жене только вечером. На последней же лежала обязанность смотреть за хозяйством. Она ткала сукно, холст и одевала детей и мужа с ног до головы. Если у черкеса было несколько жен, каждая из них занимала отдельное помещение, имела особое хозяйство, и они поочередно обязаны были готовить для мужа пищу и относить ему в кунахскую.
Княгиня днем сидела за шитьем и тканьем галунов, сакля ее была наполнена женщинами и девушками, занимавшимися делами под ее руководством. В присутствии княгини работающие с ней женщины соблюдали строгий этикет, за неприличное слово, даже движение следовало строгое наказание. Жена одного из конвойных князя допустила в присутствии княгини Темиргоевской, жены Джембулата Айтекова, какую-то незначительную оплошность. Княгиня, не сказав ей ни слова, тотчас приказала вооруженным прислужникам идти на выгон и взять пару быков, принадлежавших этой женщине. Быков привели на княжеский двор, зарезали, и они были отданы на съедение княжескому двору и прислуге, наполнявшей комнаты.
Черкешенки отличаются замечательной искусностью в рукоделии, скорее износится и разорвется самое платье, чем лопнет шов, сделанный их рукой, серебряный галун черкесской работы крепок и изящен.
Во всем, что сделано женскими руками, видны тонкий вкус и практичность. Умение хорошо работать считалось, после красоты, главным достоинством девушки и лучшей приманкой для женихов. Замужних женщин никто не видел, они сидели дома, занимались детьми и хозяйством. Им дозволялось принимать у себя родных обоего пола, однако Коран запрещает входить в дом без согласия хозяина.
Мужу предоставлено господство над женой, так как на него возложено ее содержание. «Господь охраняет жен, – говорит Коран, – через покровительство мужа, потому жена должна повиноваться мужу и сохранять всякую тайну». Мужья считают своих жен рабынями, существами безответными, которым даже не позволено жаловаться на мужа. Такое рабство происходит от обычая платить калым родителям за невесту.
По магометанским законам, кроме мужа, никто не имеет власти над женщиной. Муж, который хочет наказать жену, обязан сделать ей сначала словесные наставления, потом, оставляя ее одну на супружеском ложе, воздерживаться от близости с ней и уж только потом наказывать телесно, но без причинения увечья или ран. В последнем случае жена может пожаловаться кади, и тот подвергнет мужа телесному наказанию.
Семейные отношения у черкесов были вообще грубы и деспотичны, отцовская власть в семье была ничем не ограничена. Глава семейства имел право не только лишить сына наследства, но даже убить его, не неся за то ни перед кем никакой ответственности. «Та же неограниченная власть признается за общиной, которая имеет право жизни и смерти в отношении каждого своего члена».
Сын при отце, младший брат при старшем говорить не смеет. Молодой человек самого высокого происхождения обязан был оказывать почтение любому старику, вставать перед ним, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кротко и почтительно отвечать на его вопросы. Уважение к старшим распространялось часто и на невольников, которые не исключались из этого правила. «Хотя дворянин и каждый вольный черкес не имеет привычки вставать перед рабом, – говорит очевидец, – однако же мне случалось нередко видеть, как они сажали с собою за стол пришедшего в кунахскую седобородого невольника»[93].
Жена могла беседовать с мужем только ночью, во время супружеских свиданий, присутствие же мужа в ее покоях днем считалось предосудительным. Жена не имела права проститься с умершим мужем, ей не позволялось быть в той комнате, где лежал покойник. Мертвого сына матери позволено видеть, но близко подходить к нему или проститься с ним – нельзя. В определенных законом случаях женщины могли выступать свидетельницами как по гражданским, так и по уголовным делам, но их показания принимались только при совпадении с показаниями нескольких мужчин. Показания одних женщин, как свидетельниц, принимались исключительно в вопросах относительно рождения, физических недостатков женщин и родства по кормилице. Женщины могли быть поверенными в делах о браке и разводе, могли быть назначены опекунами, если не было благочестивых и достойных мужчин. Над беременной женщиной воспрещалось совершать кровную месть и подвергать ее телесному наказанию до разрешения от бремени.
Кроме мужа, женщина может показывать лицо только отцу, сыновьям, братьям, племянникам, тестю, сыновьям мужа от другой жены и вообще всем детям, не понимающим еще различия полов. Даже между собой женщины обязаны соблюдать в этом отношении определенные приличия. Считалось неприличным мужу показываться вместе с женой вне дома, а отцу ласкать детей при посторонних.
Несмотря на столь незавидное положение женщины, черкешенку все-таки можно считать счастливой в сравнении с женщинами других горских народов. Хотя у черкесов на долю женщины и выпадали самые тяжелые домашние работы, но это было обусловлено обычаями, а не жестокостью. Случаи сурового обращения с женщинами бывали очень редко, и почти всегда виной была сама женщина. У черкесов, если женщина и не пользовалась самостоятельностью, зато играла роль прихотливо оберегаемой игрушки. Она была сыта, одета всегда лучше мужа и прочих членов семейства, занималась рукоделием, и зачастую муж работал вместе с ней в поле.
Черкесы чрезвычайно щекотливы в вопросах женской добродетели, ее нравственности и жестоко мстили за оскорбление женщины.