Отсутствие ответственности за ложные показания ставило судей в затруднительное положение, поскольку каждый мог смело лгать и давать изворотливые ответы. К тому же по безграмотности черкесов все сделки заключались на словах, и удостовериться в правдивости показаний было трудно. Поэтому прибегали к очистительной присяге, которую мог предложить сам обвиняемый для своего оправдания. Так как после такой присяги обвиняемый освобождался от всякой ответственности, чтобы присяга не приводила к безнаказанности тех, кто не страшится ложной клятвы, требовалось, чтобы оправдывающийся, являясь на подобную присягу, имел определенное число свидетелей безукоризненного поведения. Последние клялись, что верят всему сказанному обвиняемым. Такое свидетельство называлось таирко-шес — ручательство за верность клятвы, и число поручителей зависело от важности иска и значимости преступления. К присяге не допускались родственники, лица, участвующие в пользовании имуществом с тяжущимися, и те, кто жил с ними под одной крышей.
У черкесов не существовало ни тюрем, ни телесных наказаний, никаких видов лишения свободы, а потому наказание ограничивалось наложением штрафа сообразно проступку, который увеличивался в случае рецидива. Пеня всегда уплачивалась в назначенный срок и не иначе как в присутствии адвокатов-руководителей, а в серьезных делах, кроме того, и в присутствии двух судей. Люди эти служили посредниками для определения стоимости вещей, представляемых в уплату, и для решения, по какому именно счету вещи должны быть приняты.
Размер пени определялся не произвольно, а по установленным правилам для каждого случая. Черкесы никогда не имели письменных законов, а руководствовались своими древними обычаями, которые изустно передавались из рода в род. Совокупность этих обычаев называется адат. Каждое племя имело собственный адат, но все адаты в основе сходны между собой. В прежнее время кабардинский адат считался лучшим и был принят почти всеми черкесами.
Адат не оставался неизменным. По мере того как народ развивался, возникали новые потребности, новые интересы, которые усложняли и отношения между людьми. Претензии, споры и иски росли, в адате не находилось установлений на новые случаи, и судьи были вынуждены, соотносясь с общим духом адата, выносить новые и небывалые решения. В таких случаях приглашали пожилых людей, искушенных в обычаях стариков, которые могли сохранить в памяти какие-нибудь случаи, похожие на разбираемый. Новые решения, повторенные потом в других подобных случаях, укоренялись в обычаях, присоединялись к адату и, расширяя его, совершенствовали самый адат. Прежде суд основывался исключительно на адате, с введением мусульманства в среду черкесского народа был внесен еще и духовный суд, шариат, или письменный закон. Право суда было отдано в руки кади, которые решали дела как по духовным, так и по гражданским преступлениям.
Черкесы предпочитали адат шариату, тем более что последний допускает произвольное толкование муллами постановлений письменного закона или Корана. Так как Коран был мало известен черкесам, да и немногим больше понимали его и полуграмотные муллы, во всех сколько-нибудь важных делах народ руководствовался постановлениями адата. В мелких и неважных делах тяжущиеся обращались к муллам – больше для того, чтобы избежать медленности и затруднений в поисках посредников.
Равная законность судов по адату и по шариату допускала произвол, предоставляя тяжущимся выбор, к которому из них обращаться. Если обвинитель видел, что может выиграть дело по адату, он требовал, чтобы его судили по законам предков, а о шариате и слышать не хотел. Если же видел, что для решения его дела шариат выгоднее, то, прикинувшись строгим фанатиком, требовал суда не иначе как по книге Божией, которой буквы изобретены и ниспосланы на землю самим Богом…
Черкесы не знали монеты, и денег у них до последнего времени в обращении не было. Поэтому при наложении пеней они установили собственную стоимость, за единицу которой приняли цю – быка. Один бык равнялся шести moon — отрез материи, которого достаточно на мужское или женское платье. Из совокупности этих предметов составилась мера пени, или сха. Сха была двух родов: вуокесха — по кровной мести привилегированного класса, и просто сха — по кровной мести за простолюдина. Стоимость первой больше второй, но ценность обеих нельзя определить с точностью.
«Хорошая кольчуга, – говорит Люлье, – шлем, налокотники, шашка, лук, ружье, большой котел из меди и тому подобные вещи, если стоят не больше шестидесяти цю, или быков, и не меньше шестидесяти баранов, то составляют, вообще, одну сха; но, смотря по сану лица, за которого платится пеня, размеры этой стоимости (в указанных пределах) бывают различные: в уплате за князя (пши) сха считается в 60–80 цю (быков), за дворянина (вуорк) считается уже меньше, смотря по сановитости рода, и доходит наконец до восьми цю (быков) в уплате за простолюдина (тфло-котль). Всякий предлагаемый предмет, по качествам доброты, а больше по ловкости и убедительности посредников-оценщиков, может, при определении его стоимости, составить одну или несколько сха».
В счет платы часто отдавали детей обоего пола, рожденных в рабстве. Ребенок должен был быть ростом не меньше пяти бже, то есть длины раскрытой кисти руки от мизинца до большого пальца. Красота лица, стройное телосложение имели большое значение при определении стоимости мальчика или девочки. Они оценивались на стоимость сха. Дети рабов, а нередко и свои собственные заменяли у черкесов деньги, в особенности у племен, живших на побережье Черного моря. Там товары нередко оценивали числом мальчиков или девочек, которых передавали в основном туркам.
По обычаю черкесов, убийство может быть возмещено выплатой за кровь – тловуас. В прежнее время цена крови за князя была сто сха, вуорка (дворянина) 42 и тфлокотля (простолюдина) 20 сха[123]. Впоследствии плата за кровь дворянина была снижена до 30 сха, а простолюдина поднята до этой цифры, таким образом, их права в этом отношении уравнялись. По шариату, цена крови за дворянина и простолюдина составляет 200 нестельных коров. Цена крови князя отличалась у разных племен. Например, князья Болотоковы установили за себя такой тловуас, выплатить который было невозможно: несколько панцирей и луков с колчанами, самых лучших в крае, такое же лучшее оружие, самых высоких лошадей, пару черных борзых без всяких отметин и другие предметы наивысшего качества. При таких условиях лишь от произвола Болотоковых зависело принять какую-нибудь плату или преследовать виновного.
Из-за величины пени невозможно было выплатить ее одному виновному, поэтому выплата почти всегда ложилась на всю общину. Каждая община представляла собой расширенный вариант семьи и называлась по имени родоначальника. Члены общины считали себя столь близкими по родству, что браки между ними не допускались. Но поскольку общины были невелики, часто в пределах одной не могли собрать требуемой пени, и тогда обращались к другим общинам племени, а иногда даже к друзьям и знакомым других племен.
Слишком частая выплата пени была бы слишком обременительна для общины, поэтому приходилось наблюдать за действиями каждого члена и удерживать беспокойных людей от преступлений. Преступник, несколько раз нарушивший присягу и установленные правила и признанный неисправимым, исключался из общины. Это было равносильно объявлению вне закона, исключенного из общины любой мог оскорбить, ограбить, убить или взять в рабство, не опасаясь мщения. Виновному оставалось одно: бежать и искать покровительства в какой-нибудь другой общине. Такой человек носил название псы-хядзь, и, если он не успевал скрыться, его могли схватить, заковать в железо, привязать к дереву и убить из огнестрельного оружия. У черкесов было не принято поднимать руку на преступника, поэтому сделать смертельный выстрел они заставляли раба. Чаще же всего преступника продавали в неволю или привязывали ему на шею камень и бросали в воду, откуда и произошло название пси-хядзь, то есть «брошенный в воду».
Смертную казнь черкесы применяли очень редко, по большей части за чужие проступки терпеливо платили пени. Пени распределялась так: небольшую часть получали судьи, более значительная распределялась между родственниками истца, и только около трети ее доходило до истца или его семейства.
Пеня выплачивалась виновным в течение срока, определенного судебным решением. Но так как суд у черкесов не опирался на исполнительную власть, а имел характер мирового соглашения спорящих, то он и не возлагал на себя обязанности следить за исполнением своего приговора. Так что виновный побуждался к уплате одним истцом. Побуждения состояли в беспокойстве ответчика всеми возможными средствами, которые могли быть действенными для принуждения к скорейшей выплате пени. Обиженный имел право захватить любое имущество, принадлежащее должнику, но самый распространенный способ состоял в том, чтобы «увести у ответчика одну или несколько штук скота, но оставить при этом особый знак, обыкновенно палку, воткнутую в землю близ жилья или даже в самом его дворе». Это называлось такго. Действие повторялось до тех пор, пока должник не терял терпения и, чтобы избавиться от постоянных тревог и ущерба, не засылал посредников. Часто после этого захваченное возвращалось сполна.
Если подобный способ не действовал, истец начинал делать поджоги сена, хлеба и вообще движимости должника и даже его родственников, но так, чтобы не подвергнуть хозяина опасности, а, напомнив ему о долге, дать возможность спастись.
Вообще, по понятиям черкесов, при возмещении ущерба или мести нет никакой надобности искать самого преступника, можно навредить тому, кто первый подвернется под руку из его родственников, однофамильцев и даже рабов. Черкесу все равно, был отыскан преступник или нет: он считал себя вполне удовлетворенным, если получал пеню, внесенную родственниками или общиной обидчика.