В награду за пользу, которую она приносит семье, женщина не имеет не только уважения, но и благодарности. «Женщина, – говорит осетин, – проклята Богом и на этом свете никакой пользы не приносит, как ни к чему не годная. Мужчина, напротив, это краса природы: он сильное и свободное существо, все может произвести, все приобрести, все сделать».
Там, где сила и ловкость, удальство и грабеж с оружием в руках составляют основу жизни, женщина, конечно, теряет в глазах мужчины и находится в рабской зависимости от него. Осетин покупает жену как товар, может купить себе две или три жены, если имеет на это средства, и потому обращается с ними сурово, стараясь на каждом шагу показать свое превосходство и презрение к женщине. Мужчину можно обругать как угодно, сравнить с каким бы то ни было животным – он не обидится, но назовите его ус — женщина, он примет это за тяжкое оскорбление. Чтобы предохранить себя от этого ужасного прозвища, он не носит красного цвета – принадлежности женского пола. Исключение составляют только старики – они одни могут носить одежду какого угодно цвета.
Жена не называет по имени не только мужа, но даже братьев и других родственников. Имея в виду мужа, она говорит обычно на лаг — что означает наш господин, наш муж. Если женщина в присутствии других женщин по ошибке назовет по имени мужа или одного из его родственников, то подвергнется общему осмеянию.
Осетинская женщина быстро стареет: в двадцать, много в двадцать пять лет она уже совсем старуха. Лицо ее обрюзгло и покрыто морщинами, груди отвисают до пояса, живот опущен, впрочем, последнее считается признаком красоты. Осетинская женщина любит посплетничать, в особенности во время полевых работ, на которые сходятся все соседки. В разговорах они очень часто называют друг друга не собственными, а нарицательными именами: сав-гиз (черная девка, одно из почетных имен), бабиз (утка) и пр. Осетинки не прячутся от глаз мужчины – ни своего, ни постороннего и при всей дикости их мужей пользуются известной свободой действий – в некоторых местах даже с излишеством, не возбуждая ревности мужа. Последний, будучи полновластным господином своей жены, может прогнать ее от себя когда вздумается.
В прежнее время муж имел право убить жену за неверность, но должен был ясно доказать, что она виновна в прелюбодеянии, в противном случае ему грозила кровная месть ее родственников. Соблазнитель редко испытывал на себе мщение мужа – если он брал в рот обнаженную грудь женщины, называл себя ее сыном и клялся, что не будет в дальнейшем испытывать к ней порочных чувств, всякое мщение прекращалось. Соблазнивший девушку должен был жениться на ней или заплатить родителям столько, сколько назначат судьи.
Развод допускается, и причин для него весьма много. Муж может отослать бездетную или просто надоевшую жену к ее родителям, не спрашивая ни у кого согласия или позволения. Если осетин, прогоняя жену, даст ей что-то на пропитание, это доказывает его прекрасные душевные качества. Чаще же всего женщина уходит из дома нагая, оборванная и без всяких средств к существованию. Если у изгоняемой есть дети, отец обязан назначить на их пропитание определенные средства деньгами или скотом. Разведясь с женой, осетин берет себе другую женщину, даже вдову родного брата, и живет с ней без всяких церковных обрядов.
Плата за убийство женщины составляет половину платы за мужчину. Дочери осетина наследства не получают: они сами выступают товаром, которым торгует отец, плачущий при рождении дочери и торжествующий при рождении сына[171].
Рождение младенца сопровождается у осетин некоторыми особенными церемониями. Чем богаче и сильнее отец новорожденного сына, тем больше собирается у него охотников попировать за счет хозяина. Накануне родов в дом собираются родные и знакомые обоих супругов, причем мужчины, преимущественно молодые парни и мальчики, размещаются в одной половине сакли, а замужние женщины и старухи в другой, девушки не допускаются. Каждая женщина несет по три масляных пирога, по обычаю вырываемых из рук мальчиками. Когда женщина почувствует приближение родов, самые близкие родственницы уводят ее из дамского общества в особую комнату. Больная остается только с одною бабкой, и все без исключения присутствующие удаляются. От женщины требуется невероятный стоицизм – как бы ни были мучительны роды, до разрешения от бремени роженица должна быть совершенно спокойной и не произносить ни одного слова, не допускать ни одного стона.
Рождение дочери хуже чем наказание для отца, дочь у осетин не ставится ни во что, несмотря на то что отец получает за нее ирад (калым) и что до замужества и после него она будет работать на семью как вол. Осетины не ценят этих заслуг женщины, и рождение дочери считают несчастьем. Отец, повесив голову, посматривает на приготовленные угощения, грустит, не хочет праздновать рождение дочери, и часто гости уходят несолоно хлебавши.
Но если родится сын, веселью нет конца. С первым криком ребенка все бросаются поздравлять отца и всех родственников, не только присутствующих, но и отсутствующих. Тому, кто поздравит первый, отец делает подарок – кинжал, пояс или даже шашку – и дарит еще что-нибудь кому вздумается. Часто родственники также делают подарки, по большей части оружие, одежду, баранов, редко лошадей.
Рождение первенца-сына у новобрачных празднуется особенно. Перед домом собирается толпа мальчишек, которые поют или, лучше сказать, кричат: сой, сой, сой-сой, цау, сой, али аздар ардам цау, сой, цау, сой. Сой значит сало, жир, тучность, этим словом выражается изобилие, радость и счастье в семье, в которой родилось такое дитя, которое подпояшет потом кинжал, сядет на коня, будет джигитовать и разбойничать, – словом, что родился мальчик. Поющих щедро одаривают.
По окончании поздравления начинается угощение. У богатого отца или старейшины после угощения бывает скачка, победитель получает подарок.
Если родится первенец-сын, несмотря на бедность, отец должен задать пир и угощение для целой деревни во славу и счастливую жизнь первородного. После первых родов молодая мать меняет головной убор, покрывает голову кисеей (нарбан, по-грузински лечак) и с этих пор может свободно говорить с родными и домашними.
Осетин не ведет счета своим годам, не празднует дня рождения и дня ангела, даже если исповедует христианскую веру. Младенцу дают языческое имя помимо имени христианского или магометанского. Это имя считается главным и более важным, а христианские имена существуют для проформы. Кто первый подойдет к люльке младенца, тот и должен дать ему имя, и может сочинить какое угодно прозвание новорожденному. Имена означают разных зверей, животных и т. п. Осетины всегда зовут друг друга по имени, но никогда не произносят христианского имени, а всегда языческое.
Крещение совершают, только когда сам священник узнает, что в таком-то доме есть новорожденный, но и то родители часто уверяют, что ребенок давно уже крещен. Муллы поступили более практично, чем наши священники и миссионеры. Они распустили слух, что каждый необрезанный и его семейство будут ходить на том свете без головы, а потому у осетин-мусульман обряд обрезания исполняется гораздо строже.
На третий день после рождения снова собираются родственники и знакомые, у некоторых, как, например, у дигорцев, принято приносить пули, которые кладут в люльку младенца как талисман и благословение на будущие подвиги.
Бабка, принимавшая ребенка, получает подарки и считается в семье родной.
О воспитании детей осетины заботятся очень мало. Ребенок находится на попечении матери, но сын с двенадцатилетнего возраста поступает под надзор отца[172].
Люди из высшего сословия обычно отдают детей на воспитание какому-нибудь семейству из низшего класса, но пользующемуся уважением. Эмчек (воспитатель) увозит кхана (воспитанника) к себе, обучает его гимнастике и разным хитростям, часто он принимает на себя обязанность и женить своего кхана, выбирает девушку соответствующего происхождения, просит ее руки у родителей и платит выкуп. Возвращение сына в родительский дом происходит с особой торжественностью, эмчек возвращается домой с большими подарками и после этого считается родней.
У некоторых осетин существует обыкновение, преимущественно у старейшин, надевать на девушку с ранних лет корсет – широкую кожаную опояску, которую зашивают на теле. В этом случае муж в первую брачную ночь должен разрезать корсет кинжалом, а если он ловкий и удалой, то распускает его руками, не порвав ни одной нитки.
Для сохранения гибкости стана, которая составляет необходимый элемент женской красоты, девушку кормят очень плохо. Молоко и несколько яиц – вот вся ее ежедневная пища. Часто девушки и женщины привешивают сзади к волосам зикубосы — длинный витой узел, похожий на жгут, из тонкого белого полотна. По понятиям осетинок, зикубос способствует росту и удлинению волос.
Осетины считают бесчестьем для дома, если покойник хотя бы одну ночь останется непохороненным. Поэтому похороны совершаются или в самый день смерти, или на другой день утром, но никак не позже. Христиане, живущие на равнине, хоронят по церковному уставу с примесью своих обычаев, а те, кто живет в горах, хоронят умерших чисто по-язычески. Народ верит, что слезы облегчают участь покойного, и чем больше слез, тем легче будет ему в загробном мире. Поэтому на оплакивание стараются собрать как можно больше народа, который часто приезжает из весьма отдаленных селений.
В некоторых местах Осетии в день смерти совершался обряд хоранга, или большие поминки.
Родственники приходили в дом покойника, продавали или закладывали его имущество без согласия наследников, на вырученные деньги покупали вино, выгоняли из хлеба или ячменя водку и резали значительное число быков и баранов, иногда до 35 штук. Приготовленные из них кушанья съедали и выпивали гости при участии родственников.