– Доссана! – проговорил он, целуя уста красавицы.
Девушка вздрогнула, протянула руку и поймала руку мужчины.
– Бурхан!.. Ты? – спросила она.
– Тсс, Доссана, – прошептал осетин, стараясь изменить голос. – Не говори так громко, я погиб, если проснется твой брат… Это я, твой раб, твой Гассан-бек…
Притворяясь Гассаном, Бурхан склонил сестру к побегу и переправился с ней на противоположный берег. Едва Доссана ступила на землю, как шесть рук схватили ее и бережно усадили на коня. С криком вскочили горцы в седла и умчались в горы, не оставив Бурхану обещанного золота.
– Ограбили! Украли! – простонал Бурхан, падая в изнеможении на землю.
С этого дня все человеческие чувства умерли в Бурхане, сердце требовало крови и мести. Опустела его сакля, а кабардинец Гассан-бек, потерявший невесту, сделался абреком.
Прошел месяц. Предание говорит, что Доссана сумела уйти из рук турка и в одну темную ночь пробиралась верхом и в мужском костюме по берегу Уруха. Рядом ехал другой наездник, повстречавшийся на дороге.
– Скажи, кунак, – обратилась она к спутнику, – не Бурхану ли принадлежит та сакля, которая прилепилась к скале над самой рекой?
– Нет, это сакля не Бурхана, мой черноокий кунак, – отвечал спутник, догадавшийся по голосу, что его спутник – женщина.
– Но я думаю, – перебила наездница, – что, кто бы ни жил в этой сакле, наверное, не откажет в ночлеге путнику.
Спутник отвечал утвердительно, попрощался и, стегнув плетью своего коня, скрылся из вида. Остановившись у сакли Бурхана, горец привязал коня и прикладом открыл дверь шалаша.
– Кто пришел? – спросил Бурхан.
– Это я, твой верный товарищ Гули.
Гули рассказал Бурхану о встрече с наездницей на лихом коне и в богатом вооружении.
– А хорош конь? – спросил Бурхан.
– У!.. Конь – сокровище…
– Ну, а вооружение?
– Все залито серебром и золотом…
– Золотом! – вскричал Бурхан, и глаза его заблестели.
Он стал упрекать товарища, что тот пожалел пули на девчонку, и напрасно Гули старался убедить его в низости поступка – убить женщину и нарушить обычай гостеприимства. Бурхан ощупал свою винтовку и дрожащей рукой переменил кремень. В это время под окном сакли раздался конский топот и затем три легких удара в дверь.
– Кого надо? – спросил Бурхан.
– Добрый человек, не откажи страннику в ночлеге…
– Сакля моя тесна, – отвечал Бурхан, – и в ней нет места для всяких бродяг…
– Но ради праха твоих отцов!
– Нет!
Путник повернул своего коня от негостеприимной сакли.
Бурхан вышел из сакли, вскочил на коня, поскакал вперед и встал на тропинке. Скоро мерный топот копыт дал знать Бурхану о приближающейся жертве, а две-три искры, сверкнувшие из-под копыт, указали разбойнику ее место. Привстав на стременах, Бурхан с диким гиком бросился на жертву, приставил дуло винтовки в упор к груди и выстрелил.
Свет молнии осветил ужасную картину – и оба всадника узнали друг друга.
– Бурхан! Брат! – вскричала пораженная девушка.
– Доссана! – в ужасе простонал убийца.
– Что ты сделал? – прошептала Доссана. – Три тяжких и страшных греха совершил ты, злодей. Ты продал меня, сестру, оттолкнул меня от своего порога и, посягнув на жизнь женщины, убил сестру! Пусть земля не примет праха твоего, как ты не дал страннику приюта, пусть имя твое будет заклеймено позором, как убийцы женщины! Я умираю, и последнее мое слово – проклятие тебе, преступный брат!
«Наутро Гули нашел труп Доссаны, простреленный пулей навылет, а на третий день труп Бурхана, всплывший на верх колодца, образовавшегося в ужасную ночь на месте его сакли… С тех пор, говорят горцы, тень преступного осетина бродит в скалах Кавказа и с диким хохотом встречает караваны с несчастными горянками… Многие горцы рассказывают, что им не раз случалось проводить ненастные ночи с бродяжным осетином, который часто встречает на дорогах запоздавших путников» и, предлагая им ночлег, приводит к своему колодцу[186].
Чеченцы (нахче)
Глава 1
Местность, которую занимают чеченцы, и деление их на кланы. Народное предание о заселении мест, на которых они проживают. Призвание князей Турловых для установления порядка общественного устройства. Изгнание князей Турловых. Топографический очерк местности, заселенной чеченцами. Экономический быт чеченцев. Ремесла и торговля
По соседству с осетинами и на восток от них поселилось чеченское племя, ограниченное на севере Малой Кабардой, рекой Сунжа и кумыкским владением; на востоке тем же владением до крепости Внезапная и реки Акташ, отделяющей Чечню от дагестанского сообщества Салатау; на юге Сулако-Терский Водораздельный хребет отделяет Чечню от Нагорного Дагестана, а дальше Тушино-Пшаво-Хевсурский округ и осетинские сообщества до укрепления Дарьял. Западная граница Чечни некогда шла по Тереку.
До восстания 1840 года чеченцы жили по правому берегу Терека и обоим берегам Сунжи, так что тогда под Чечней понималось все пространство, ограниченное «на западе рекой Фортангой (некоторые определяют рекой Нетхой) до Ачхоевского укрепления, а отсюда прямой чертой до Казах-Кичу, и далее на станицу Стодеревскую; с севера Тереком до впадения в него Сунжи; с востока Качкалыковским хребтом, прямой чертой от Герзель-аула на Внезапную и верховьями реки Акташа; с юга Андийским хребтом (Сулако-Терским) до Шаро-Аргуна, этой рекой до соединения с Шато-Аргуном и Черными горами до начала реки Фортанги»[187].
С началом восстания большая часть чеченцев, живших между Тереком и Сунжей, бежали за Сунжу. На правом берегу Терека и на левом Сунжи осталось только несколько небольших аулов. Опустевшие земли начали занимать казачьи станицы, а чеченцы остались в границах, описанных выше.
Пространство, ограниченное Сунжей, между реками Аргун, Гудермес и Леса, занято Сунженскими чеченцами, оно делится рекой Гойта на две части – лежащее по левую сторону носит название Малой Чечни, а по правую Большой Чечни. В состав последней входят мичиковцы, живущие по обоим берегам реки Мичик, и племя, известное до 1840 года под именем качкалыковцы, обитавшее на северо-восточном склоне Качкалыковского хребта. Сообщество это впоследствии смешалось с мичиковцами и ичкерийцами, бывшие его аулы Шавдон, Наим-Берды, Адыр и Наур-Су в настоящее время уже не существуют. Ичкерийцы живут между верхними частями рек Акташ, Хулхулау и Сулако-Терским Водораздельным хребтом, а в верховьях Ярык-Су, Яман-Су и Акташа поселились ауховцы.
В лесистой местности между ауховцами и рекой Аксай живут зандаковцы, а на лесистых высотах у верховьев правого притока Аксая приютилось беноевское племя, что в переводе означает воронье гнездо.
Кроме этих сообществ чеченское племя делится на множество кланов, названия которым даны русскими по именам аулов, а также гор или рек, рядом с которыми были расположены их селения. Так, непосредственно к осетинам прилегают кисты, живущие по ущельям реки Макалдона, притока Терека, и по ущельям Аргуна, первые носили название ближних, а вторые дальних. Восточнее кистов в верховьях Ассы и по берегам Таба-Чоч живут лалгаевцы. На север от этих двух сообществ поселилось несколько кланов чеченского племени: назрановцы, или ингуши, занимающие низменную местность, орошаемую Камбилейкой, верхней частью Сунжи и Назрановкой, и по течению этих рек до впадения Яндырки в Сунжу и по Тарской долине[188]; карабулаки — на равнине, орошаемой Ассой, Сунжей и Фортангой; галашевцы, поселившиеся по рекам Асса и Сунжа, и джерахи, живущие по обоим берегам Макалдона.
Верховья восточного истока Ассы заняты аулами цоринцев, а по обоим берегам Ассы и по Сунже между галгаевцами и дальними кистами в верховьях Гехи, притока Сунжи, расположены аулы ако или акинцев. За акинцами следуют мередженцы, расселившиеся по ущельям Фортанги; пшехой, или шопоти, живущие у истоков Мартана; ту бузы и шатой — по Аргуну; гиаро, или киалал, по верховьям Шаро-Аргуна; джан-бутри и чаберлой, или тадбутри, по Аргуну. Наконец, следует упомянуть о терекских и браиупских чеченцах, живущих на правом берегу Терека при впадении в него Сунжи[189].
Чеченцы сами себя называют нахче, то есть народ, и название это относится в равной степени ко всем племенам и кланам, говорящим на чеченском языке и его диалектах. Под именем нахче чеченцы известны и кабардинцам. Все остальные народы называют их так же, как и мы, чеченцами – по словам самих туземцев, название пошло от уже не существующего аула Большой Чечен, стоявшего на берегу Аргуна у подножия Сюйри-Корта-Чачани.
По преданию, богатая равнина, простирающаяся от Сунжи до северного склона Дагестанских гор, лет двести тому назад представляла собой дремучий непроходимый лес, где рыскали дикие звери. Пространство было дико и необитаемо до такой степени, что, по тому же преданию, когда там появились первые поселенцы, «зайцы и олени сбегались взглянуть на никогда не виданного ими человека».
Не так давно местные старики рассказывали, что чеченский народ пришел с Ичкерийских гор века два с четвертью назад и занял сначала долины, орошаемые Сунжей, Шавдоном и Аргуном, а потом мало-помалу занял и всю равнину Большой и Малой Чечни. Тогдашние переселенцы были люди мирные, занимавшиеся преимущественно выпасом скота, у которых адат заменял законы, а старший в роду был начальником, судьей и первосвященником. Земля, как воздух и вода, была тогда общим достоянием, принадлежала в равной степени каждому, и владел ею тот, кто взял на себя труд ее обрабатывать. Земля, которую заняли чеченцы, представляла в то время все необходимое для жизни и с избытком вознаграждала труд человека.