На этих небольших площадках туземцы сеют ячмень, овес и отчасти пшеницу, но в таком количестве, что далеко не обеспечивают продовольствием семью на весь год. Недостаток хлеба заставляет одних нанимать поля на равнине, других зарабатывать хлеб насущный поденным трудом, преимущественно во время уборки урожая, и, наконец, третьих обращаться с просьбой о подаянии к родственникам, живущим на равнине. Но все эти заработки дают не много, и туземцу из-за нехватки земли приходится перебиваться кое-как. Недостаток удобной земли так ощутим, что многие общины и аулы вовсе не имеют кладбищ, а «складывают, или, вернее, сваливают трупы умерших в нарочно устроенные из земли склепы. Подобный обычай погребения, как говорят сами жители, сложился единственно вследствие недостатка земли. Это показание подтверждается самым наглядным образом: склепы обыкновенно находятся на таких местах, где действительно сделать что-нибудь другое нельзя было».
В прежнее время в Чечне на равнине земледелие было в довольно хорошем состоянии, но с переселением жителей в 1840 году за Сунжу население там сильно скучилось и стал ощущаться большой недостаток земли. Расселившись по лесам отдельными хуторами или небольшими аулами, чеченцы из-за нехватки земли засевали в основном столько, сколько хватало, и то с трудом, для годового пропитания семьи. Все хлебопашество ограничивалось посевом кукурузы, пшеницы в малом количестве и еще меньше проса. Количества накашиваемого чеченцами сена едва хватало, чтобы зимой прокормить скот, которого вообще было очень мало. Огороды и сады их были весьма невелики. Чеченцы сажали лук, чеснок, огурцы, тыкву и редко арбузы и дыни. Фруктовых деревьев было у них весьма немного, а виноград в Чечне растет только дикий.
Несмотря на это, жители равнины снабжали хлебом верхнеаргунских чеченцев, которые мало занимались земледелием и не имели хлеба для собственного пропитания. Необыкновенная умеренность в пище делала возможным такое снабжение. Сами не имея много хлеба, чеченцы, живущие на равнине, кормили множество нищих, спускавшихся с гор за подаянием. «Ежегодно через Осман-Юрт от сентября до апреля и позже, – говорит Клингер, – проходило до четырехсот человек нищих, полунагих тавлинцев, старых и молодых, мужчин, женщин и детей. Собравшись артелями от девяти до десяти человек, они обходили аулы, испрашивая подаяния ударами в бубен с припевом текста из Корана. Некоторые нанимались работать без платы, за кусок хлеба, за дневное пропитание или собирали черемшу, различные ягоды, которые выменивали на муку. В особенности жалки были толпы этих несчастных зимой, в сильный холод, когда они, лишенные всякой одежды, скитались из аула в аул. В каждом чеченском селении были установлены особые дни в году, когда жители приносили к мечети пищу для раздачи ее бедным».
Чеченцы, сами ощущавшие недостаток припасов, смотрели с неприязнью на толпы тавлинцев, будучи обязаны их подкармливать. Неловкость тавлинцев, их трусость и нахальство, часто выражавшиеся шуточными насмешками, возбуждали в чеченцах презрение к этим бродягам, зимой народ считал их присутствие особенно обременительным и тяжелым для себя.
Если у жителей равнины оставался излишек хлеба, в обмен на него они получали мед, воск, шерсть, сукно грубой выделки, плохие ковры домашнего изготовления, звериные шкуры, бурки, сафьян и т. п., которые они, в свою очередь, сбывали через мирных чеченцев кизлярским купцам и получали от них холст, грубые бумажные ткани, ситцы, самые дешевые шелковые ткани, железо, соль и медную посуду.
Ичкерийцы также занимались земледелием, но размеры возделанной земли были довольно незначительны. Для расширения своих полей они были вынуждены рубить лес и выжигать траву. Пахали сохой или же просто острой палкой делали борозду и клали туда зерна. Недостаток места – главная причина ограниченности посевов, состоявших главным образом из кукурузы, пшеницы, ячменя, незначительного количества проса и льна. Последний сеяли только ради масла, так как туземцы, незнакомые с выделкой холста, выбрасывают его стебель.
Несмотря на глинистый грунт, урожаи бывают довольно неплохие, лучше на тех местах, которые защищены с севера горами. Дожди, льющиеся почти ежедневно с 15 апреля и до 1 августа, оказывают большое влияние на урожаи: чем суше лето, тем жатва обильнее.
Почва горных пространств, осадочная по происхождению, состоит из глины с небольшим слоем чернозема. Во многих местах котловины и впадины заболочены, и почва оседает или сползает. Бывали случаи, что целый аул или часть горы сползали со своего места, оставляя после себя желтую глинистую осыпь. При больших дождях со склонов гор сползает густая масса в виде селей и уносит с собой весь чернозем вместе с засеянным зерном.
Скотоводство, как в Ичкерии, так и у жителей Ингушевского округа[197], было незначительно, скот хотя и силен, но мал ростом. Лошадей мало, и об увеличении их поголовья жители не заботились. Несколько в лучшем положении находилось овцеводство, которым занимались почти все ичкерийцы, овечью шерсть сбывали в Андию, где из нее выделывали бурки. Причиной неудовлетворительного состояния скотоводства был недостаток лугов, покосов и пастбищ. Сена было так мало, что его с трудом хватало на зиму.
«Приготовить покосное место в горах и потом собрать с него сено так же трудно, как и приспособление полей для посевов. Прежде всего нужно было крутые покатости гор очистить от камня; но так как величина многих из этих камней не позволяла людской силе сдвинуть их, то покосные места должны были оставаться между ними. Здесь-то под палящими лучами солнца горец работает косой и сгребает в небольшие копны накошенную траву. Непривычный человек едва ли бы сумел свободно ходить по этим покосным местам. Только доставка сена вниз горцу не трудна: копна обыкновенно туго переплетается древесными гибкими прутьями и в таком виде сталкивается под гору; нередко, впрочем, случается, что копна, ударившись о камень, разрывает связывающие ее прутья, и сено, всегда легкое и без бурьяна, разлетается по воздуху; горцу же остается смотреть, как изчезает быстро его труд, да снова взяться за другую копну».
Нехватка покосов заставляет жителей гор держать лишь самое ограниченное число скота, да и часто пасти его на чужих землях. Так, галгаевцы нанимали у казаков гору Ушхот, а большая часть ичкерийского скота паслась летом на северном склоне Сулако-Терского хребта.
Чеченцы, живущие на равнине, также не могли похвастать обилием скота, но здесь это объяснялось совершенно другими причинами. Чеченцы в прежнее время были богаты скотом, но двухлетнее истребление нами сена в 1840 и в 1841 годах совершенно расстроило их скотоводство. Их домашнюю птицу составляли только куры. Кроме того, чеченцы занимались немного пчеловодством и разведением в самых ограниченных размерах шелковичных червей, что лежало исключительно на женщинах.
Ремесленные изделия чеченцев ограничивались выделкой дурного пороха, довольно плохого сукна на зипун, сыромятной кожи, овчины, войлока, бурок и грубого холста, который ткали женщины. Все это продавалось или обменивалось на чугунные котлы, холст, крашенину, пестрядь, калмыцкий чай, небольшое количество стали и железа. Все эти вещи добывались через армян и других промышленников или мирных чеченцев, иногда через третьи или четвертые руки. Сами чеченцы торговлей занимались мало и считали это занятие постыдным. В краю, где война была не что иное, как разбой, а торговля – воровство, разбойник в мнении общества был гораздо почтеннее купца, потому что добыча первого покупалась удальством, трудами и опасностями, а второго – только ловкостью в обмане. Многие из племен, соседствующих с нашими границами, имели родственников среди мирных чеченцев. Пробираясь по ночам в их аулы, они приобретали с их помощью все необходимое в обмен на сыр, лук, масло или что-нибудь краденое. Прожив тайно день или два в доме своего мирного кунака, они возвращались с приобретенным товаром в свои горы. Свой своего не выдавал, а прекратить такой промысел было невозможно. Аулы мирных были разбросаны на значительное расстояние, не обносились ни забором, ни канавой и потому имели во все стороны множество выходов, дающих возможность легко ускользнуть от чужих глаз. Часто, однако же, подобные лица с нагруженными товаром арбами попадались в руки наших казаков.
Надтеречные и Сунженские чеченцы до 1840 года вели довольно значительную торговлю лесом. Они заготовляли зимой плоты стройного и дровяного леса и в половодье сплавляли их по Сунже и дальше по Тереку до Кизляра, где их собиралось ежегодно довольно много (до 600 плотов). Еще в Кизляр, богатый виноградными садами, они привозили обручи, бочарные доски и таркалы (колья, к которым привязывают лозу).
Лес в Чечне не являлся частной собственностью: каждый, кому он был нужен, мог рубить где угодно и сколько угодно, а при изобилии лесов вокруг покупать его не было никакой надобности, так что, собственно говоря, лес не представлял никакой ценности, кроме той, во что обходилась его доставка, стоившая, впрочем, по отсутствию дорог, довольно дорого. Жители Ичкерии и вообще горные снабжали живущих на равнине порохом, частично оружием, медной посудой, яблоками, грушами, виноградом и орехами. Торговля была преимущественно меновая. Мерой длины служил локоть, а для сыпучих тел наибольшая мера, известная чеченцам, была равна восьми нашим гарнцам и содержала пять сага, или чашек, две такие меры назывались мозоль. Для определения веса употребляли пуд (пунт) и фунт (герке), вешали безменом. По малому обращению золота, чеченцы имели скудное понятие о нем, не придавали ему особенной ценности, а предпочитали серебряные деньги, в особенности новую блестящую мелочь. Десять рублей они называли общим именем тюмепь, один рубль – сом, двадцать копеек серебром – эпуз, пять копеек – шаги, других названий денег не имели[198]