авлинцев!»
За четыре дня до свадьбы невесту отводят в дом родственников жениха, и в этот день ее наряжают, белят, румянят и выщипывают брови, чтобы их подровнять. Наряд ее изыскан настолько, насколько позволяют средства и достаток родных, выдающих ее замуж. Поверх длинной рубашки из клетчатой бязи накинут синий ситцевый архалук с желтым кантом из канауса, на голове черный шелковый платочек, а поверх его длинное белое покрывало. На ногах красные сафьяновые полусапожки или нечто вроде сандалий с высокими подборами. Таков наряд невест большей части населения, не имеющего больших средств. Приданое невесты состоит преимущественно из домашней утвари и посуды: двух котлов, сковороды, жестяного блюда и небольшого сундука с архалуками и несколькими рубашками. Отец или родственник девушки, получив калым от жениха, обязан целиком отдать его дочери при выходе ее замуж. Пока невеста одевается, в комнату ее сбираются соседки и знакомые женщины. Начинается стряпня, варенье, печенье, шум и гам. В одном углу готовят кушанья, в другом набивают тюфяк сеном, в третьем – одеяло и подушку шерстью.
По обычаю, жених отправляет за невестой на арбе какую-нибудь бойкую старуху с острым языком и с ней человек тридцать молодежи, известных своей удалью. Весь этот поезд недалеко от дома невесты встречается криком и бранью мальчишек, камнями и выстрелами. Отшучиваясь и обороняясь, как кто умеет, посланные подъезжают к дому и у дверей комнаты невесты встречают одного из ее родственников, который запирает у них перед носом дверь и требует подарка. Кинжал в руки привратника – и заветная дверь отворяется, но там ожидает целая толпа женщин, которая встречает приезжих иглами, булавками и ножницами. На них рвут черкески и бешметы, отнимают шапки, так что многие выходят оттуда без рукавов и пол одежды. Натешившись и нашумевшись, заключают мировую, и все садятся за угощение.
Невеста, закрытая покрывалом, помещается отдельно, за ковром, который полностью скрывает ее от посторонних глаз. Все рассаживаются на полу как попало. Невеста не должна ничего есть в этот день, а жених должен держать пост в течение трех дней. После угощения невесту сажают на арбу, часто закрытую, и отвозят в дом жениха. Толпа односельчан сопровождает церемониальный поезд невесты. Всадники скачут взад-вперед около скрипучей арбы, джигитуют, стреляют или поют свою монотонную песню: ля-илляхи-иль-Алла! – мальчишки, гоняясь за верховыми, хлещут их лошадей длинными хворостинами.
В сакле жениха в ожидании приезда невесты происходит суматоха: варят мясо, пекут хлеб, убирают саклю. Хозяин с озабоченным видом толчется во дворе, давая какие-то наставления, сердится, старается быть серьезным, а сам думает, скорее бы кончилось томительное ожидание. Толпа женщин копошится у котлов, а ребятишки, сидя на корточках, жадно следят за лакомыми кусками мяса, которые то появляются, то снова исчезают в кипящей воде. Жених как потерянный слоняется за плетнями и амбарами, не смея, согласно обычаю, показаться в своей сакле.
Весть, что вдали показалась процессия, производит еще большую суматоху в доме. Каждый спешит окончить свое дело, все бегают, шумят, а на пороге стелят что-нибудь, чтобы молодая могла стать на подостланное, выходя из арбы. Молодые джигиты, не раз вспенившие своих коней, целой толпой предшествуют поезду. За ними едет арба, на которой стоит яркого цвета сундук, окованный железом, и сидит невеста. При ней на той же арбе несколько молодых девушек. Они с увлечением колотят в бубны, тазы и поют в честь молодых хвалебные песни. За арбой следуют пешком несколько мужчин и женщин.
Невеста сходит с арбы. Ловкий джигит бросает ей под ноги в один миг снятую с себя черкеску и получает от невесты за такое внимание подарок: обычно азиатский кошелек собственной работы. Молодая, не снимая покрывала, входит в саклю и, если нет мужчин, садится, ее встречают радушно – с хлебом-солью. Девушки и женщины угощают невесту и друг друга приготовленной для этого случая пшеничной кашей и пшеничной лепешкой. В саклю собираются гости. Старики в шубах и с длинными палками, а молодые в нарядной одежде и лучшем вооружении приходят поздравить невесту.
– Дай Бог! Дай Бог! – чамкает один из стариков, обращаясь к молодой. – В хороший дом ты пришла… и аул хороший, не пожалеешь…
– Как будет угодно Богу, – скромно отвечает молодая.
Стариков усаживают на почетные места, молодежь толпится под навесом. Первые ведут разговор о вещах серьезных, а под навесом смех, шум, спор о лошадях, достоинствах оружия и т. п. Кто-нибудь из присутствующих вынимает из-за пояса пистолет, и вмиг пуля сидит в стене сакли, за первым выстрелом следует второй, потом третий, четвертый, пули сыплются во все стороны из ружей и пистолетов. Чем больше останется знаков на стенах, тем, значит, больше приверженцев у молодого и тем краше его невеста. Звуки выстрелов сменяются ударами в бубен, в тазы, и бойкая лезгинка, сопровождаемая мерным хлопаньем в ладоши, выходит на сцену и завладевает общим вниманием. Несмотря на все усилия, Шамиль не смог вывести пляску, которая в такие дни, как свадьба, продолжалась в течение всего дня, в ней принимали участие и мужчины и женщины.
В течение трех дней празднуется свадьба в доме жениха. В сакле и под навесом расставляются лотки с вареным мясом, кусками масла и меда, теста в топленом масле, масла с жареной мукой, медом и пр. Наевшись и напившись, старики расходятся по домам, а молодежь остается петь и плясать. Во время танцев стреляют в пол из пистолетов, и случается, что это не проходит даром: несколько раненых и контуженых бывает жертвами такой потехи. День и ночь не прекращается веселье. Один жених не принимает в нем никакого участия, о нем никто и не вспоминает. Весь день он ходит по лесу или по знакомым или прячется в разных клетях и, чтобы утолить голод, должен, как волк, украдкой похищать съестное, в таком изобилии расставленное под навесом.
На четвертый день мулла с двумя свидетелями отправляется сначала в комнату невесты и высылает оттуда всех присутствующих, кроме одной или двух маленьких девочек.
– Желаешь ли ты, – спрашивает он невесту, – выйти замуж за такого-то, сына такого-то, и за столько-то калыма?
Получив удовлетворительный ответ, мулла идет к отцу девушки.
– Желаешь ли ты, – спрашивает он, – отдать дочь такому-то и за столько-то калыма?
Получив и здесь согласие, он отправляется к жениху, опять изгоняет всех присутствующих из комнаты и тщательно осматривает, не спрятался ли в ней кто-нибудь посторонний. Чаще же он берет жениха за руку, выводит во двор и наедине тихо задает вопросы, подобные заданным невесте и ее отцу. Жених отвечает едва слышно, а мулла дополнительно строго следит за тем, чтобы, кроме свидетелей, никто из посторонних не слышал ответов жениха. Эта таинственность вызвана народным суеверием: чеченцы искренно убеждены, что злонамеренные люди портят женихов.
Человек, который хочет навредить жениху, при каждом его ответе завязывает узел на заранее приготовленной нитке, и, пока эти узлы не будут развязаны, «полное обладание женою для жениха становится невозможным, несмотря ни на какие медицинские пособия». Вместо завязывания узлов при ответах жениха можно вынимать клинок своего кинжала или газырь и тотчас же вкладывать их на место. Такое действие, повторенное три раза, производит порчу жениха, снять которую может только тот, кто ее наложил.
Избежав подслушивания и не допустив порчи, мулла приступает к обряду венчания. Он состоит в чтении определенных молитв, слова которых должен повторять вслух жених или выступающий вместо него свидетель, что случается нередко.
Окончательный свадебный акт завершается новым и последним пиром, после которого, поздно вечером, когда гости разойдутся по домам, молодого впускают в саклю, где его в одиночестве ожидает молодая. Они тотчас же приступают к совершению намаза (молитвы).
– Если будет угодно Богу, – говорит затем молодой, положив руку на лоб супруги, – ты родишь мне доброго мусульманина, а не какого-нибудь шайтана.
Назавтра или несколько дней спустя, после окончания всех брачных церемоний, молодая, которая в это время не работала, не выходила из своей комнаты и никому не показывалась, взяв большую чашку блинов и кувшин, должна идти первый раз по воду и после этого уже вступает в круг обязанностей хозяйки дома. Толпа мужчин, женщин и детей сопровождает ее с песнями и музыкой на реку, где молодая, проколов несколько блинов иглой или булавкой, бросает их один за другим в воду и затем уже черпает ее кувшином. Когда она ставит кувшин с водой себе на голову, раздаются выстрелы.
В некоторых аулах родственницы молодой при этом потчуют присутствующих оставшимися блинами, и все возвращаются домой со стрельбой. Соседки, желающие познакомиться с новой жительницей аула, на второй или третий день посылают ей пшеничную кашу.
В первое время после свадьбы молодая не имеет права ни видеться, ни говорить со своим мужем в присутствии не только посторонних, но даже родственников. Муж посещает ее только по вечерам и ночью. Говорить с отцом мужа и близкими родственниками, а также посетить свою мать она может только через несколько месяцев после свадьбы.
Бедность и невозможность заплатить калым, хотя бы и незначительный, заставляли иногда чеченца, несмотря на строгое запрещение, похищать невесту. Молодой человек, подговорив нескольких приятелей, выбирает удобную минуту, нападает на нее с товарищами и, несмотря на сопротивление с ее стороны и со стороны родственников, увозит в свой дом, «где товарищи запирают их вдвоем, а сами стерегут у дверей, пока их не позовут в комнату. При них девушка объявляет, хочет ли она воротиться к родителям или остаться у похитителя. Обыкновенно необходимость заставляет ее выбрать последнее, и тогда она становится законною женою». Впрочем, подобные случаи происходили преимущественно в общинах, не признававших власти Шамиля.
Обычаи и свадебные обряды у назрановцев или ингушей весьма сходны с теми, которые существуют у осетин, но выкуп для всех сословий в прежнее время был одинаковый: восемнадцать коров стоимостью около десяти рублей каждая. В 1863 году народный суд постановил вносить только 25 рублей в виде калыма и 80 рублей в обеспечение выходящей замуж на случай смерти мужа или развода. Первые деньги вносятся до свадьбы, а последние – когда выходящая замуж сочтет нужным. Ингуши все равны между собой, а потому неравенства браков у них не существует, исключение составляет только тот, кто женится на своей пленнице