Когда женщина чувствует приближение родов, муж уезжает из дома и предоставляет ухаживать за родильницей родственницам или знакомым женщинам. Через некоторое время после родов, дней так через пять, муж возвращается домой и не обращает никакого внимания ни на жену, ни на новорожденного, причем с первой он даже долгое время не разговаривает, в особенности если жена имела несчастье подарить мужу дочку, а не сына. Рождением дочери отцы бывают крайне недовольны и радуются, когда родится сын. Появление на свет младенца мужского пола часто служит поводом к пиршеству и угощениям в доме отца. Рождение мальчика, хоть бы и от гяурской пленницы, всегда считалось хорошим предзнаменованием для семьи. Так, одна из женщин, бывших в плену вместе с княгинями Чавчавадзе и Орбелиани, разрешилась от бремени мальчиком. Едва жители аула об этом узнали, как тотчас же на дворе раздались выстрелы, возвестившие о рождении младенца мужского пола, в честь которого зарезали и изжарили жирного барана и прислали его пленницам.
При получении известия о рождении у соседа младенца мужского пола, все жители аула спешат к нему в саклю принести поздравления. Счастливый отец считает рождение мальчика особой благодатью, ниспосланной свыше на его семью, встречает гостей с радостью и задает пир, продолжающийся иногда в течение трех дней. Рождение девочки не сопровождается таким торжеством, и поздравить родителей приходят только женщины.
Спустя несколько дней после рождения младенцу с некоторой торжественностью дают имя. Почтенные и знакомые женщины собираются с утра в комнате матери ребенка, над которым читают молитву из Корана, и затем начинается женский пир: едят баранину, рис и разные сласти. Имя младенцу дают сами, какое вздумается, и часто одного и того же ребенка отец называет одним, а мать другим именем, носящие по два имени мужчины и женщины не редкость в Чечне. Кормление грудью ребенка у чеченцев, как и у черкесов, имеет весьма большое значение. Если женщина накормит грудью чужое дитя, то устанавливает родство не только между им и собой, но и между всеми членами обеих семей. Ребенок, вскормленный чужою грудью, признает навсегда вскормившую его женщину своею матерью, а ее детей – молочными братьями и сестрами. Иногда даже взрослые пленные мусульмане, воспользовавшиеся этим обычаем, освобождались от оков и получали полную свободу. Стоило такому пленнику в присутствии одного или двух свидетелей попросить у хозяйки грудь, приложиться к ней губами, и его положение тотчас же менялось: из пленного он становился родственником, из раба равноправным. С него снимали кандалы, угощали, менялись одеждами и отпускали на волю, иногда даже с подарком. Новый родственник, со своей стороны, обязан был, по обычаю, тоже сделать какой-нибудь подарок. Несмотря на невыгодность такого обычая для хозяев, владеющих пленными, считалось не только предосудительным, но и совершенно невозможным, чтобы женщина отказала и не дала своей груди.
Обряды при рождении, соблюдаемые ингушами и кистинами, очень близки к осетинским, с той только разницей, что имя новорожденному дается на третий день, а у ингушей не стариками, а мальчиками – младенцу мужского пола, и девочками – женского, которые, посовещавшись между собой, называют имя, какое им вздумается, без всякого участия в этом родителей и духовенства. Иногда же имя новорожденному дается при особой церемонии: несколько молодых людей берут по лодыжке от зарезанных баранов, садятся в кружок и кидают по очереди лодыжки на землю. Чья лодыжка прежде других станет ребром, имя того и дают новорожденному.
Наконец, те из кистин, кто особенно почитает святого Ерду, через три дня после рождения ребенка созывают родных и знакомых на празднество в честь этого святого, составляют совет и его общим решением дают имя новорожденному.
Бабку ингуши называют кормилицей, и она пользуется уважением наравне с родной матерью[222].
Отношение отца к детям отличается чрезвычайным равнодушием. Отец никогда не возьмет ребенка на руки: не поласкает свое дитя, не полюбуется им. Спросите у чеченца: каков его малютка, хорош ли, на кого похож и здоров ли? Ничего не узнаете: он сошлется на мать, которая одна должна заботиться о детях до тех пор, пока они не начнут понимать. Если родившая женщина больна, так что не может встать с постели, не может ни покачать малютку, ни переменить ему пеленок, муж и тогда не предложит ей помощи: скорее он сбегает за десятки верст к своим родным в соседний аул, приведет оттуда девочку, которой и поручит ухаживать за больной женой и новорожденным.
Дети растут без всякого попечения со стороны родителей и до четырехлетнего возраста ходят почти нагие. С четырех лет их одевают в рубашки, а впоследствии дают и шаровары, зимой снабжают и полушубками, но все это до крайности обветшалое и грязное.
«Весь костюм горцев, мужчин и женщин, по обыкновению, до невероятности грязен, и особенно грязно нижнее белье; последнее, один раз уже надетое, не снимается до тех пор, пока оно не превратится в клочки. Подобная неопрятность, само собой, вызывает накожные болезни и заводит мириады насекомых; дети особенно подвержены этим болезням, и редкого из них можно встретить без коросты и лишаев. Все это, взятое вместе с недостатком здоровой пищи и тяжелой работой, делает горцев бледнолицыми и на вид не совсем здоровыми».
Семейный быт чеченцев, отличаясь патриархальностью, носит на себе отпечаток, общий для всего мусульманского мира. Отец – это глава семьи, и воля его священна для жены и несовершеннолетних детей, но над сыновьями он полновластен только в период их малолетства.
В Чечне не существовало никакого закона, определяющего или ограничивающего власть отца над несовершеннолетними детьми. Пока дети были малолетни, пока не могли сопротивляться насилию, они находились в беспредельной зависимости от отца. Но едва они достигнут возраста, в котором могут владеть оружием, власть отца теряет свою силу, и все семейные отношения между отцом и его сыновьями определяет право сильного. Все мужчины – члены одной семьи – равны перед судом адата.
Кровомщение допускается и между членами одной семьи, и бывали примеры, когда отец убивал одного из сыновей, то братья в отмщение убивали отца. Мать никогда и ни в каком возрасте не имела никакой власти над детьми. Во многих случаях она не пользуется даже уважением, которое сама природа вкладывает в человека, как к виновнице его существования. Восьмилетний сын часто обращается с матерью с пренебрежением и даже цинизмом.
– Когда я вырасту, – говорит он матери, – я сделаю тебя своей любовницей.
Слова эти возбуждают всеобщий хохот и даже вызывают улыбку на устах самой матери.
– Вот этот мальчик дураком не будет, – отвечает она на остроту сына, желая угодить этим мужу.
Подобный цинизм происходит в семье главным образом от совершенного произвола, предоставляемого детям, и малого попечения о них. Правда, чеченцы, считая детей даром Божьим, никогда не бьют и не бранят их особенно, чтобы не запугать и не сделать с малолетства робкими, зато впадают в другую крайность, предоставляя развитие детского характера и буйных страстей, заключающихся в их бурной природе, обстоятельствам.
– Если ребенок проказничает, – говорит чеченец, – это значит, что он будет удалой. Он будет настоящим Даламбаем, который так отличался своим удальством против русских. Побоями ничего не возьмешь, а только заглушишь в нем все, и он будет бабой, вырастет большой, не станет делать глупостей и будет джигит. Ест он много – значит, будет богатырь.
Если дети иногда слишком надоедают матери и огорчают ее, то она плачет, но не тронет, не ударит их.
Отец, хотя и обращается с ними сурово и молчаливо, но не внушает к себе этим никакого уважения. Дети не называют его отцом, а величают собственным именем, иногда даже шутовским, слов «мать» и «отец» не существует в семейном быту чеченца. Сами родители бывают часто виновниками развития дурных качеств в своих детях. Отец прежде всего заботится о том, чтобы развить в сыне твердость характера и смелость. Если он заметит в мальчике какое-либо желание или стремление достичь чего-нибудь, то сам старается его подстрекнуть и подействовать на молодое самолюбие. В случае успеха он хвалит сына, в особенности если совершенное им было сопряжено с трудностями, в противном случае называет дрянью и девчонкой, стараясь насмешками преодолеть недостаток воли. Отец часто подбивает сына на воровство и грабеж. Когда, например, созревают фрукты, мальчишки вместе со взрослыми, как ученики с опытными наставниками, собираются по ночам на воровство фруктов в садах соседей. Приняв предварительно меры, чтобы не быть пойманными, они рвут плоды, а потом всей компанией отправляются в поле, где скрытно лакомятся наворованным. Этот промысел составляет у чеченцев одно из любимых занятий и считается лучшим провождением времени.
По достижении определенного возраста и по добровольному желанию мальчики обучаются грамоте или дома, пользуясь уроками муллы, или в особых школах, существовавших в некоторых аулах на общественный счет. В прежнее время они имели в качестве помещения особую саклю, но книгами и одеждой должны были обеспечить себя сами, пропитание ученики выпрашивали, ходя по аулам, пищу готовили сами, по очереди. Образование ограничивалось умением писать по-арабски и читать Коран, но до понимания его смысла доходили, впрочем, немногие. Простой народ довольствовался заучиванием наизусть нескольких молитв, которые понимал по переводу на свой язык, который делали их муллами. Последние старались поселить в народе убеждение, что богобоязненный магометанин должен понимать некоторые места и главы Корана.
Девушки оставались вовсе без всякого образования, они самоучками обучаются шить, кроить, с наступлением совершеннолетия – ткать сукно, изготовлять шелковые нитки, тесьму, войлок, а главное, до замужества девушка является единственной рабочей силой в семье и помощницей матери в полевых и домашних работах. Трудолюбие – это лучшая рекомендация для девушки, которая не проводит праздно время ни минуты. Сидя в сакле и даже отправляясь в гости, девушка не остается без работы, она или приносит свою, или берет у хозяйки дома. Поместившись ближе в порогу или в углу и предоставив мужчинам место у огня, как более почетное, женщины и девушки во время разговора шьют, сучат шелк и прядут хлопок.