Ислам принял наставление старца и на другой день, в час пополудни, взглянув на другой конец моста, удостоверился в справедливости рассказанного старцем о Бериантовой жене, которая действительно шла гулять в сопровождении многих. Увидев это, Ислам вдруг сбежал на берег и жалостливо присел на один камень. Поравнявшись с Исламом, жена Берианти тотчас отправила к нему свою прислугу.
– Ступайте, – сказала она, – и спросите, кто этот мужественный человек, с жалостью сидящий на камне?
Те отправились к незнакомцу.
– Я пришлец из чужой стороны, – отвечал он, – с великою просьбой и мольбой к самому Берианти и его жене; но теперь вы сами видите, что на мне нет платья, и это не позволяет мне представиться вашему господину, да и, кроме этого препятствия, я сам от себя не осмелился бы занять его бесконечным рассказом о моих приключениях. А потому вы, славные визири, расскажите супруге вашего владетеля, что если она удостоит узнать обо мне, то пусть сама продолжает свою обычную прогулку, а одному из своих избранных прикажет узнать от меня все мои обстоятельства и затем позволит мне представиться ей лично.
С этим ответом пошли визири к своей госпоже и рассказали ей все. Тогда она приказала одному из визирей принять до времени под свое покровительство незнакомца, по его желанию. Она удалилась, а назначенный визирь взял Ислама в свой дом, без замедления снабдил его всем нужным и подробно расспросил у него все обстоятельства, а на другой день представил его владетельнице, где Ислам рассказал о себе так.
– Много похвал и милостей твоих и твоего мужа донеслось даже до нас, где господствовали наши предки Дадишкелиани. И я, до времени их наследник, Ислам, приведен сказанной похвалой к тебе и твоему супругу, с полной надеждой, что буду иметь ваше покровительство и помощь, которая состоит в том, что издревле господствовали мы и Речквиани в Сванетском нижнем ущелье; но ныне последние, Речквиани, до такой степени победили нас, Дадишкелиани, что я лишь один остался наследником моих предков; но и я не знал, когда враги мои захотели бы и меня принесть себе в жертву, подобно моим предкам. Ныне окажи мне милости, великая госпожа, и будь ходатайницей перед твоим супругом, чтобы дал мне большое войско, которое введет меня в наше родовое владение.
Жена Берианти, выслушав эту просьбу, обнадежила просителя, что он скоро сам убедится в ее ходатайстве и помощи, и таким образом утешила Ислама, а к следующему дню снарядила его для представления своему супругу Берианти.
На другой день он был представлен в надлежащем месте, причем его заступница, вдесятеро усерднее его самого, повторила свое ходатайство перед супругом, чтобы он принял Ислама под свое покровительство.
– Супруга моя! – отвечал ей Берианти. – Согласно твоему ходатайству и смиренной просьбе за Ислама, мы постараемся удовлетворить его; только подумаем о том, как мы доверим этому чужому человеку, до сего дня нам не известному, наше большое войско, если сперва не испытаем в чем-либо его мужества и других качеств. Затем, когда мы сами определим его достоинства, то, по значению их, он и получит удовлетворение.
С этими словами супруга Берианти вышла с Исламом.
Так прошло несколько лет, а Исламу не давалось никакого удовлетворения по его просьбе. Наконец, через жену же Берианти, объявлено было ему желание ее мужа о первом испытании, для которого Ислам должен сесть на необъезженного жеребца, при нем она присовокупила от себя наставление, как ему поступить в этом случае.
– Подушку на седло я дам тебе свою, – сказала она. – К ней ты пришьешь полы своего платья покрепче и бесстрашно сядешь на коня; три дня он будет неукротим, и если, в продолжение этого времени, ты удержишься на нем, то он усмирится и сам привезет тебя сюда. Тогда ты получишь от нашего дома удовлетворение.
На другой день действительно привели страшного для всех коня. Ислам, тайно от других, приготовил так, как ему было приказано, и, в присутствии самого Берианти и многих его приближенных, быстро вскочил на коня, который в одно мгновение понес его наподобие молнии, так что многие очевидцы печально вздохнули об Исламе. Так прошло три дня, и Ислам, в тот самый час, с которого началось его испытание, явился перед прежними зрителями, молодцом сидя на жеребце, что вызвало единогласное одобрение и надежду на исполнение его просьб.
Но Берианти хотелось до последней степени испытать достоинства Ислама, чтобы окончательно убедиться в них. С этой целью он велел ему в одну ночь срубить большое дерево, растущее перед дворцом, ножом самого Берианти. И на этот раз ему оказала помощь первая заступница, которая дала ему собственный ножик, имевший свойство срубить дерево гораздо ранее назначенного срока. В этой надежде он приступил к указанному дереву, в урочное время исполнил свой долг и с радостию предстал пред Берианти. Тот назначил ему после того еще много и других испытаний.
– Ислам, – сказал наконец Берианти, – наследник сказанных тобою имений, как ты сам утверждаешь! Уже истекает двенадцатый год, что ты удалился из родной земли; в это время ты с честью и славой выполнил все на тебя возложенное, за что ныне мы тебе жалуем наше большое войско, для возведения тебя на прежнее господство, вновь приобретенное тобой при нашем доме. Ныне будь ты предводителем нашего войска.
С этими словами он вручил Исламу войско и отправил его в родную страну. После многих переездов по дальним дорогам Ислам достиг первого сванетского селения Лашхраши, где принес Богу благодарение за столь счастливое возвращение.
В ту же ночь пошел Ислам к дверям своей кормилицы.
– Кормилица! – крикнул он. – Отвори мне дверь.
– Да не увижу я твоего добра (счастия), – отозвалась изнутри старуха, – с тех пор как меня некому уже звать кормилицею.
– Отвори дверь, – повторил вновь изгнанник, – я твой Ислам!
Старуха все-таки не поверила, пока он, по ее просьбе, не просунул к ней через дверь свою руку. Тогда она тотчас же узнала руку своего питомца и с большой радостью отперла ему дверь и не только сама вышла навстречу своему, давно уже пропавшему, питомцу, но и вывела всех домашних. К следующему дню кормилица приготовила для Ислама пищу и сообщила ему, как жестокие враги издевались над его матерью, когда она плакала по сыну.
Ислам, в сопровождении кормилицы, встретил свое бесчисленное разнообразное войско, бурки которого пестрили сванетскую землю, а оружие отражалось блеском на окрестностях.
Вскоре до Отара Речквиани дошла весть, что Ислам Дадишкелиани идет с Бериантовым войском. Тот, со своими родичами, охотно выступил на бой, и эта готовность вызвала было сначала похвалу, но после бесчисленным сражений он был побежден, и немилосердно, по существовавшему обыкновению, опустошили владения всех Речквианов. Войско же Бериантово возвело Ислама в прежнее его достоинство, было им награждено, по туземному обычаю, и возвратилось восвояси.
После всего этого Ислам счел первым долгом обрадовать своего покойного деда и, согласно его просьбе, отправился на могилу.
– Отар, Отар! – крикнул он. – Двенадцать Речквиановых домов низведены нами до двух, значит, исполнено твое желание, завещанное мне, и ныне предай тлению и покою свое тело!
А мертвец, словно гром небесный, отозвался из могилы, поколебал близлежащие места и даже церковь, которая треснула, в каком положении она и ныне находится. Видевшие это действительно убедились, что труп Отара не принимал тления до сих пор, и это изумительное событие разнеслось всюду»…
Дикая и суровая природа Сванетии сделала и обитателей ее не менее суровыми; они являются каким-то остатком древнего
человечества, до которого не коснулась ни одна пылинка просвещения. Все жители чрезвычайно привязаны к своей родной почве, и многие из них редко посещают соседей; жители Верхней Сванетии по большей части не видали Княжеской.
Черты лица сванета напоминают горных грузин. Жители в особенности Княжеской Сванетии более чем среднего роста, стройны и излишнюю толстоту считают за порок, как следствие невоздержанной жизни. Имея здоровый вид, сванеты по большей части белокуры, бреют бороду, но оставляют усы, волосы стригут в скобку и сзади немного подбривают. Женщины также белокуры и редко встречаются с темно-русыми волосами, глаза голубые, нос прямой, продолговатый, рот небольшой и вообще оклад лица довольно правильный. Природа наделила сванетов значительной физическою силой, хорошими умственными способностями и быстрым соображением, но круг сведений их чрезвычайно ограничен, точно так же как и язык. Не имея письменности на родном языке, они употребляют грузинские письмена и, при сношениях своих с имеретинами и мингрельцами, говорят по-грузински.
Нравственная сторона характера представляет смесь хороших и дурных качеств. Сванет чрезвычайно впечатлителен, помнит добро, признателен и всегда весел. Он гостеприимен, радушен, но любит попрошайство и требует вознаграждения за каждую незначительную услугу. Сванеты целомудренны, верны своему слову и клятве, но зато горды, мстительны, скрытны и суеверны в высшей степени. Гордость не мешает им иметь о себе самое низкое понятие. Туземец не скрывает своего невежества и своих пороков и при этом сознается, что у него нет решимости и силы воли, чтобы исправить себя.
Лично они храбры, но не способны к дружному действию против врагов; в них нет единства действия.
Вообще характер сванета весьма непостоянен; он то занимается хлебопашеством, то, бросив его, пускается в торговлю, то ищет пропитания в одном грабеже. В нем нет воинственности, нет отваги и того молодечества, которое внушает презрение к опасности, – одна корысть и зависть, питаемые друг к другу, служат путеводительницами сванета на опасные предприятия. Он не нападает явно, но за кустом и камнем выжидает противника, захватывает добычу тайком и спасается без оглядки в своих неприступных горах.
Удивительное искусство ходить по горам и тропам скоро и много и терпение в перенесении трудов в дороге доставляют ему полную защиту от преследования и наказания. Огромные трещины гор наполняются снегом, сглаживающ