Положим, что жених видел руку, успел тщательно заметить все признаки и доволен очень ее конструкцией.
– Какую руку ты смотрел? – спрашивают его близкие.
– Правую, – говорит он.
Те приходят в смущение; жених удивляется и скоро узнает причину.
«Каждый человек, – сказано в грузинской хиромантии, – имеет две руки; наблюдайте внимательно руку. Знайте также, ночью или днем родился человек: во втором случае наблюдайте правую руку, левую в первом. У девушки особенно рассматривайте левую руку и знайте твердо, днем или ночью она родилась».
Тут-то только жених видит, но поздно, свою ошибку.
Спустя некоторое время после сговора назначается пирис-нахва, то есть день, в который жених в первый раз является посмотреть лицо невесты.
Хороша ли она или дурна – он не может уже, после обручения, отказаться от нее, не заплатив пени. Жених после посещения невесты признается родным, и в честь его дается ертаджала — обед жениха с невестой, на котором он имеет полное право не только смотреть на свою будущую жену, но и сделать ей подарок, состоящий, по преимуществу, из платка и четок.
Приготовление к свадьбе лежит на обязанности жениха, который, в свою очередь, поручает позаботиться о том шаферу (меджваре или натлия), пользующемуся у грузин большим уважением. Меджваре бывает обыкновенно кто-нибудь из почетных родных и впоследствии крестит детей.
Грузинские свадьбы, как в городах, так и в деревнях, бывают большей частью с ноября до Масленицы; на Масленице венчаются только одни армяне.
За несколько дней до свадьбы, в назначенный вечер, гости собираются в дом жениха. Хозяин старается убрать свое помещение самым изысканным образом, насколько позволяют его средства.
Богатые увешивают стены и потолки коврами, которые берут напрокат на базаре.
Накануне свадьбы шафер собирает молодых людей (макари) и вместе с ними ведет жениха в баню. Невеста обязана исполнить то же самое. Баня для грузина – это истинное удовольствие; у них есть даже обыкновение поздравлять с абано, как с праздником. Посещать баню и понежиться в ней особенно любят женщины. Собираясь в баню, без различия, будет ли то праздничный или воскресный день, они нагружают бельем первого попавшегося мушу[10] и следуют за ним со всеми домочадцами.
Шум, крик, а иногда и ссоры слышатся в бане. Посетители, усевшись в кружок и расстелив на полу ковер, размачивают хлеб и сыр в горячей серной воде и с удовольствием принимаются утолять свой голод. В бане нередко происходит целый пир; в баню собираются целыми партиями, собственно для того, чтобы покутить на славу и потом освежиться водою. Звуки песен, зурны и других инструментов оглашают баню и, скользя по ее сводам, раздаются и громче, и звучнее. Полунагие грузины часто пируют в банях до самого рассвета; там же моется и жених накануне свадьбы.
В назначенный для свадьбы день жених посылает в дом невесты сакорцило — съестное, состоящее по преимуществу из коров, овец и свиней.
В Тифлисе, где цивилизация пустила уже свои корни, жених отправляет к невесте священника и с ним посылает халав — свадебный подарок. Он состоит из салопа, шалей, разных галантерейных вещей, двух голов сахару и четырех свечей, обвитых розовыми лентами. Священник оставляет у невесты подарки, одну голову сахару и две свечи, а остальной сахар и свечи приносит обратно жениху, чтобы не одна невеста, но и жених мог провести супружескую жизнь так же сладко, как сахар.
Собрав макреби — родственников и знакомых, жених едет венчаться часто за 80 и за 100 верст. По обычаю, он выбирает себе такую дорогу, по которой не пришлось бы проезжать обратно с молодой женой. Во время свадьбы жених принимает название мепе (царь), а невеста дедопали (царица). Огромная свита сопровождает жениха; все, что попадается на пути, – овца, корова, курица – все режется в честь мепе, который обязан уже платить за них. Проезд через деревни сопровождается песнями в два хора…
На дворе сакли невесты, в нескольких местах, дымятся разложенные костры. Толпы мальчишек бегают вокруг них с криком: лиа! (свадьба). Один из детей забирается на верхушку самого высокого дерева и смотрит вдаль. В самой сакле суматоха. Все одеты по-праздничному. Тахта (низкий диван) убирается новым ковром, поверх которого во всю длину положен тюфяк, а на нем мутака — круглая, продолговатая подушка из разноцветного бархата, обшитого по краям цветным канаусом. В особой комнате мдаде — женщина убирает невесту. Материнские наставления не оставляют дочь ни на минуту. Ей рассказывают такие вещи, о существовании которых она и не подозревала. Замкнутая в кругу своего семейства и в своей светлице, девушка не имеет ни малейшего понятия о предстоящей ей новой жизни, о ее потребностях и невзгодах. Ей убирают голову и читают наставления.
– Не осрами меня, – говорят ей, – пред своими и чужими. Веди себя так, как следует примерной царице; не поднимай глаз вверх, не смотри ни на кого и не оглядывайся по сторонам – что я говорю, по сторонам! – старайся не моргать даже глазами; губы должны быть закрыты и самое дыхание не слышно.
Отец невесты хлопочет об угощении, музыкантах (сазапдреби) и приглашает сазандара (певец), который должен непременно присутствовать на каждой свадьбе. За удовольствие его послушать часто платят по 60 рублей в сутки. Более же всего будущий тесть заботится о том, чтобы сделать приличный подарок своему зятю и его макреби. Подарок этот обыкновенно состоит или из хорошей лошади, или из оружия.
Мало-помалу в доме все приходит в порядок, стихает и успокаивается. К воротам дома послан слуга с азарпешей и кувшином вина; он ждет кого-то.
– Макреби непиони (едут поезжане)! – вскрикивает вдруг мальчик, сидевший на дереве, и нарушает тем общее спокойствие.
Все семейство вскакивает опять на ноги, всматривается в даль по дороге и различает одинокого всадника, скачущего к дому. Подъехав к дому невесты, всадник производит выстрел и въезжает на двор. Он молод и щеголевато одет. Простая баранья шапка его, окрашенная в черный цвет, как-то особенно заломлена набок. Рубашка из синего бумажного холста застегнута на правой стороне голой шеи. Только во время сильных холодов грузин повязывает шейный платок. Широкие суконные шальвары поддерживаются на талии шнурком с кисточками. Ситцевый архалук застегнут на руках и груди множеством мелких пуговиц и стянут тремя обхватами канаусового пояса, к которому привешен кинжал. Сверх архалука надета чеха, «которой рукавов мужик никогда не закидывает на плечи». Икры его, всегда обтянутые кожаными онучами, для свадьбы обтянуты вязаными шелковыми; в них запущены «концы исподень, которые у щиколки застегнуты тесемками, концами спускающимися вниз».
Обыкновенно употребляемые шкуровые лапти заменены теперь сапогами из сырцовой кожи, хотя и грубой работы, но с подковами и ременными тесемками или пуговками. На нем надета мохнатая бурка, особенно любимая грузинами, «с перевязью из полушелкового платка на груди».
Грузин вообще неопрятен; в продолжение многих лет носит две рубашки, он не охотник мыть и стирать белье. Надевает новое платье только тогда, когда старое свалится с плеч или в особенных торжественных случаях, как, например, когда сам женится, бывает на свадьбе, празднике и т. и.
Чрезвычайно крепкого телосложения, грузинский простолюдин говорит живо и свободно. Он чрезвычайно добродушен, гостеприимен, благороден, балагур и вообще веселого нрава.
Одного из таких балагуров, записных весельчаков, жених отправляет вперед в дом невесты.
Он принимает название махаробели — вещатель радости.
– Мепе мобдзаидеба (царь едет), – говорит он. – Я благо-вестник, радователь дома. Ел я ягоды, подвяжите мне плечо.
– Победа тебе! Победа! – отвечают присутствующие. – Да будет добра твоя весть.
К нему подходит слуга, стоявший у ворот, подвязывает к плечу светло-красный кусок ткани из шелковой материи[11] и подносит азарпешу с вином. Осушив раз, другой и третий, махаробели затыкает ее за воротник, как полученный, по обычаю, подарок. Посланного ведут в саклю, где встречают с глиняной чашкой, наполненной вином. Опорожнив ее залпом, он со всего размаха бросает ее в потолок и разбивает вдребезги.
– Вот так рассыплются все враги твои, – говорит он хозяину. – Да будет слух и внимание! – обращается затем махаробели ко всем присутствующим. – Сейчас должен пожаловать сюда царь со свитой. Я его передовой и объявляю вам об этом. А что, дедо-пали (царица-невеста) готова?
– Царица давно наряжена, – отвечают ему, – но она поступит в распоряжение мепе (жениха) не иначе как после щедрого вознаграждения ее наставнице.
Жених обязан заплатить саостато – плату за воспитание невесты, – прежде чем поведет ее к венцу. Он должен заплатить также пирис-мосартави — плата за убор лица.
– За всем этим, мать моя, – говорит махаробели, – дела не станет, клянусь в том твоим солнцем; наш мепе богат и так щедр, как никто.
На дворе слышны ружейные выстрелы, песни, крик и шум.
– Мепе мобдзандеба (царь едет), – слышится со всех сторон и на разные голоса.
Жених приехал. Он окружен свитой, состоящею из поезжан – людей всякого возраста, но преимущественно из таких, которые любят кутнуть на славу. Для большинства из них нипочем осушить сряду несколько турьих рогов вина. Они обязаны, по возвращении молодых от венца, сколько пить, столько же петь, кричать и шуметь.
Будущие тесть и теща приветствуют и обнимают жениха и приглашают его в комнату невесты. Войдя туда с открытой головой, он молча садится подле нее с правой стороны. Через несколько минут один из родственников невесты берет ее правую руку и, вручив ее жениху, произносит речь.
– Я навсегда вручаю вам милую мою родственницу, – говорит он, – украшенную прекрасными качествами, чистую, непорочную душой и телом, умную, добрую, смиренную как агнец, хорошую хозяйку и искусную во всех известных в свете женских рукодельях. Я надеюсь, чт