История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Закавказье. Том 2 — страница 58 из 101

русскою присягою. Явный вор, неоднократно изобличенный в своем дурном поведении и пойманный с поличным, принимает ложную присягу без всякого страха и угрызений совести, потому что предварительно он успел забежать в дом и, вынув из люльки своего ребенка, полежал несколько минут на его месте.

У имеретин есть обычай: в случае спора за право владения каким-либо участком земли одна из тяжущихся сторон берет в руки образ и обходит с ним спорный участок; этим способом доказывается принадлежность его обходящим. «При одном таком случае заметили, что взявшие образ начали обходить не только спорный участок, но и те полосы, о которых никогда не было дела и которые составляли неотъемлемую собственность постороннего лица. Поэтому начался спор, драка, и что же обнаружилось? Что господа присягатели, насыпав в сапоги земли со своей пашни, думали, что вследствие этой хитрости они могут обходить какие угодно земли и нисколько не согрешат перед Богом, присягая, что они идут по своей собственной земле».

Такие странности проявляются весьма часто и указывают на какие-то оригинальные и детские понятия народа, считающего себя весьма религиозным. Что туземцы преданы вере и тверды в ней – это не подлежит сомнению.

Пост соблюдается весьма строго, и ни один из дней его не нарушается скоромною пищею: церкви посещаются народом весьма часто, но все это делается по привычке и без всякого сознания.

Употребляя различного рода хитрость для принятия ложной присяги и утешая себя софизмами в непогрешимости таких действий, туземец сохраняет спокойствие духа до первой болезни, и в особенности если она случится вскоре после ложной клятвы. Тогда, приписывая свою болезнь наказанию того образа, перед которым он ложно присягнул, больной призывает к себе священника и признается ему во всем, а приобретенную несправедливой присягой вещь возвращает своему противнику.

Отсутствие ясного понимания начал религии породило глубочайшее суеверие во всякого рода самые нелепые вещи.

Никто не сомневается в существовании колдунов и ведьм и в способности их портить людей, нагонять падеж скота и прочие невзгоды.

«После турецкой войны в деревнях соседних с Зугдиди (в Мингрелии), – пишет К. Бороздин, – открылся падеж скота; приписали это явление действию ведьм и вызвали из Самурзакани турка, славившегося распознаванием этих барынь. Турок собрал старух с деревни и приказал бросать их в воду: которая тонула, та не ведьма, а которая не тонула, та – ведьма. Нашлось несколько несчастных баб, которых, быть может, платье удерживало на воде, и с ними повел турок следующую расправу. Разложены были два огромных костра, и между них прогонялись взад и вперед нагие старухи до тех пор, покуда они не сознавались, что они действительно нагнали падеж и что они отрекаются от своего чародейства».

Несколько старух были таким образом испечены заживо. Другим же подозреваемым накладывали каленым железом крестообразное тавро на ногу, иногда на лоб, с целью уничтожить их силу делать зло.

Туземцы больше всего боятся порчи от глаза и, чтобы избежать вреда от взгляда человека, носят амулеты, а новорожденного долгое время не показывают никому из посторонних.

Суеверное почитание икон также развито в массе народа. В каждом почти селении есть особая икона, отличающаяся своею силою, покровительствующая населению в одних случаях и карающая в других. Всякая ложная присяга перед такой иконой, по мнению народа, вызывает со стороны иконы наказание и страшное бедствие на ложно присягнувшего, но зато каждый житель может прийти к сильной иконе и проклясть перед ее ликом своего врага, вполне уверенный, что икона нашлет на проклятого всякую пакость на этом свете и в будущей жизни. Вера в последнее действие ее так сильна, что услышавший о своем проклятии спешит помириться с проклявшим и удовлетворяет его часто с излишком, чтобы только получить прощение образа. Кроме веры в силу образа, многие приписывают подобное же свойство и разным неодушевленным предметам, верят в предсказания, предзнаменования и различные приметы. Так, если путнику перебежит дорогу коза, как-нибудь вырвавшаяся из стада, то он будет считать это предзнаменованием несчастья и должен непременно опередить козу или объехать ее, иначе все предприятия будут запутаны.

Представители зла на земле есть змеи, которые, по словам жителей Рионской долины, бывают трех родов: красные, черные и крылатые. Они живут обществами, имеют свои обычаи и, между прочим, празднуют свадьбы. Хорошо попасть на такую свадьбу, потому что в каждом змее можно найти драгоценный, стоящий миллионы камень, имеющий к тому же чудесное действие. Будучи назначены в мир для того, чтобы стеречь зарытые в земле сокровища, змеи пожирают каждого, кто к ним приближается. С ними могут сражаться неустрашимые витязи, преимущественно святые, которые и побеждают их. Так, по понятию туземцев, гроза есть не что иное, как преследование змея св. Георгием на летящем коне; гром – это звуки от его ударов, а молния – стрелы, которыми он поражает врага. Туземцы уверяют, что недавно видели куски убитых змей в долине реки Квирило. Облака туземцы представляют себе исполинскими губками, которые по мере надобности и по повелению высшей, управляющей ими силы спускаются к морю, втягивают в себя воду и выпускают потом ее над сушею.

Имеретин верит в существование дчинки — существо небольшого роста, похожее на человека и все сплошь обросшее волосами. Дчинка соблазняет и топит людей, и преимущественно детей. Дчинки живут в пещерах и ущельях и выходят оттуда в последних числах октября и первых ноября для ловли людей; живут они и в лесах, где показываются то в образе женщины-красавицы, то в образе птицы или зверя.

Все, например, имеретины носят на шее вместо креста небольшую икону, в серебряном ковчежке, на серебряной цепочке и часто с мощами; иногда ковчежек обшивают кожей. Иконы эти в таком уважении, что клятва, произнесенная перед нею, считается непоколебимой. Ни мужчина, ни женщина не снимут с себя этой иконы даже во время купанья. В простом народе существует поверье, что если снять этот образ во время купанья, то дух-деви утопит купающегося. Верстах в пяти от села Амоглеби, по дороге к Багдаду, в горах, которыми окружено это место, говорят, и живет этот дух. Туземцы показывают на берегу реки Сулорь камень, имеющий форму седалища с подножками, на котором есть отпечаток следа двух ступней человеческих, а это-то и есть ступни духа-деви. Дух этот способен на различного рода превращения: может обернуться красавицей, и тогда того, кого соблазнит, надо окурить волосами, отрезанными от русых кос.

Сплошные роскошные леса вызвали у туземцев поверье в существование лесных женщин, лесного человека и в разного рода лесные сверхъестественные силы. Они верят, что в глубине их обширных лесов живут трись-кали – лесные женщины и каджи — лесные мужчины, одаренные бессмертием и самыми блестящими качествами.

«Лесные женщины, – говорит И. Пантюхов, – молоды, очень красивы; они ночью неожиданно появляются одинокому путнику, останавливают его лошадь, стараются прельстить его своею красотою и увлечь в свое таинственное жилище. Двое, из которых один офицер, как очевидцы, рассказывали мне, что сами видели этих женщин, и один из них отделался тем, что произнес особенную молитву и много раз повторил имена самых уважаемых здесь святых – ев. Петра, Илии, Георгия (цминда Петре, Илия, Георгий), а другой выстрелил в нее и спасся быстротою своего коня. Впрочем, если кто согласится уйти с лесной женщиной, то она прекрасно угощает его, дарит дорогие вещи и заставляет быть своим мужем. При этом он может иногда уходить домой, жить с семьей, но не должен бывать в церкви, и, по-видимому, только оттого связь эта считается большим грехом. Однако бывали случаи, что попавшиеся к лесной женщине и чем-либо прогневившие ее возвращались домой помешанными или избитыми».

«Лесной человек, весьма здоровый и сильный, ходящий всегда с двумя топорами, остановив путника, предлагает ему несколько загадок, и если остановленный решит их, то каджи его отпускает; а нет – то убивает. Некоторые охотники находятся с ним в хороших отношениях, дают ему часть добычи, и каджи благоволит к ним и указывает, где есть звери. Но в случае крайности и от него, как от лесной женщины, можно отделаться, произнесши более ста раз: цминда Петре, цминда Илия, цминда Георгий. Сила этих слов так велика, что против них не устоит никакое волшебство».

В Имеретии, Мингрелии и Гурии все базары бывают по пятницам потому, что в этот день жители не занимаются земледелием, считая это за большой грех. Ни один крестьянин в пятницу не станет работать плугом и не повернет колеса своей арбы ни за какие сокровища.

– В этот день, – говорят старики, – земля была орошена пречистою кровию – она и породит кровь. Сама земля выбросила из себя семена в этот великий день, от сильного землетрясения; ночь продлилась на целые три часа в этот день – чего же еще вам нужно? Ни за что не будем тревожить земли в пятницу!

– Отчего же вы не хотите повернуть колеса вашей арбы? – спрашивал их один из путешественников.

– Но разве вы не слыхали, – отвечали ему, – что земля в этот день повернулась и произвела сильное колебание.

Чтобы иметь понятие, насколько суеверны имеретины, мы приведем один из недавних случаев, рассказанный корреспондентом.

Несколько лет прошло после того, как один крестьянин из селения Алхети (в Раче) женился, но детей у него не было. Имея непреодолимое желание оставить после себя прямого наследника, он несколько раз обращался к туземным ворожеям и просил их угадать причину его бездетности. По совету их он то отправлялся на богомолье за несколько десятков верст, то поил свою жену различными лекарствами, но успеха не было. Наконец одна из знахарок приписала причину бездетности тому обстоятельству, что место, на котором живет злополучный имеретин, заколдовано, и он до тех пор не будет иметь детей, пока не переселится на другое место, – и вот имеретин переносит свое жилище на новое пепелище, но и это средство оказывается бесполезным – у него все-таки не родится ребенок.