Стол дворянина, князя и самого владельца ничем не различался. Владелец нередко видел за своим столом нищего, калеку изуродованного и часто отвратительными струпьями покрытого. Простота в жизни была доведена до того, что владетельный князь, кочуя по таким местам своих владений, где не было порядочной сакли, не гнушался жить с царицею в избе без пола, без потолка, греться около огонька, разведенного посреди избы, выкуривать себе глаза и «очень счастливым называться должен, если, ходя по своим чертогам, не тонет по колено в грязи».
Превосходный воздух и вода и обилие даров природы дозволяли вести такую кочевую жизнь и делали ее довольно сносною. Туземцы пользовались местными произведениями природы. О доставке их из отдаленных краев не хлопотали, довольствовались тем, что было под рукою, и следовали точно русской пословице: хлеб за брюхом не ходит. Дадиан мингрельский во время рыбной ловли жил обыкновенно у реки Рион; во время ловли фазанов, оленей, диких коз и кабанов – в Одиши, куда дичь собиралась на зиму; во время жары – в Лечгуме, где несколько раз в году менял свое местопребывание. Пшеничный хлеб он ел в Лечгуме, а просяную кашу или гоми вместо хлеба – в Одиши, где пшеницу не сеяли и где привозную не всегда было иметь можно.
Доходы владетелей были вообще незначительны, и их можно разделить на прямые, косвенные или, правильнее, негласные, правительственные и личные.
Под первыми следует разуметь доходы с недвижимых имений, принадлежавших собственно владетелю; под вторыми доходы со штрафов, за драки, воровство, с таможен и проч. Третий вид доходов получали с городов и местечек за право торговли, за ввоз и вывоз товаров и местных произведений. Наконец, под последними или личными доходами надо подразумевать подарки от жителей, когда владетель удостаивал кого-нибудь своим посещением, что исстари имело характер обычая, освященного временем.
Отсюда видно, что доходы соразмерялись с количеством крестьян, находившихся в населенных имениях. Они заключались преимущественно в сырых произведениях земли, в скоте, разного рода живности, количество и качество которых трудно определить даже и приблизительно.
Главнейший же доход их заключался в том, что владельцы, ведя постоянно кочующую жизнь, жили на счет тех селений, которые посещали. «Пока царь и окружающие его находят пищу, жителями с великим старанием скрываемую, до тех пор он с того места не выезжает. Голод и жалобы народа в насильстве и грабеже возвещают царю о необходимости выехать; простота сей жизни сливает самовластие с рабством. Царь, не смотря на лицо, лишающий без суда жизни своих подданных, в походах сих мало чем отличается: общий стол и общая постель со всеми; разность состоит только в том, что мужик прислуживает дворянину, дворянин – князю, а князь – царю».
До распадения грузинского царства Имеретия, Мингрелия и Гурия управлялись одними и теми же положениями и на основании тех же местных обычаев, какие существовали во всех остальных провинциях царства.
С распадением же Грузии на отдельные части власть в Имеретин сосредоточилась в лице царя, в Мингрелии – в лице дадиана, а в Гурии – в лице хеминпе, батони или гуриеля.
Гуриею управлял удельный наследственный владетель, именовавший себя иногда в грамотах и исходящих от него актах хеминпе или батоны, что в переводе означает: господин, властитель, государь. Впоследствии, когда Гурия подпала под власть Порты, владетели ее принимали иногда звание хана и управляли страною с утверждения султана. Более же популярным в это время наименованием владетелей Гурии было название гуриель, под которым знали его подданные, соседи, посторонние владетели, мы, русские, и даже сам владетель называл себя по большей части гуриелем.
Гуриель имел точно такое же значение, как дадиан и шамхал – исключительные достоинства владетелей Мингрелии и Тарков. «В грамотах, при начале, где упоминалось имя владетеля, неупустительно было при нем достоинство гуриеля, а хесмиципе, батони и хан были вроде прилагательных титулов, и эти последние часто пропускались. После поступления Гурии в подданство России, правительство признало за ними титул мтвари, то есть князь первенствующий, а по-русски титул этот переведен словом владетель или владетельный князь».
Жены владетелей Гурии именовались дедопали, что означает царица и государыня. Этим же именем назывались и жены царей грузинских, имеретинских и дадианов мингрельских. Слово дедопали грузинское и есть испорченное от дедаупали; последнее происходит от слов деда — мать, женщина и упали — господин или госпожа.
Дети и родственники как царей, так и владетелей именовались батоношвили, то есть государевы дети, а имения или уделы, им принадлежавшие, назывались сабатонишвило. Эти принцы крови составляли прежде во всех четырех ветвях грузинского народа особое сословие, нередко довольно многочисленное и пользующееся большим значением и влиянием среди народа. При вступлении этих владений в подданство России сословие это, как увидим, было главным источником, откуда исходили все подстрекания, волнения, заговоры и сопротивление русской власти.
Царь имеретинский, дадиан мингрельский и гуриель были деспотами над своими подданными. По одной прихоти они рубили нос, уши, выкалывали глаза и зверски поступали с теми князьями, которые были слабы и не могли им противиться, страшились же сами тех, которые, запершись в своих замках и пренебрегая властью владетеля, защищали себя от его нападений. По одному капризу, без суда и расправы, истязали подданных, точно так же, как и награждали их без видимых заслуг. Так однажды Соломон II, последний царь имеретинский, любуясь на джигитовку, происходившую перед его глазами, заметил в толпе неизвестного ему человека, обвешанного оружием.
– Ты кто такой? – спросил его царь.
– Ахалцихский торговец, государь, – отвечал тот, преклонив колено.
– А зачем у тебя так много оружия и такая отличная винтовка?
– Этот товар мне дороже всякого иного, – отвечал торговец. – Я не столько умею владеть аршином, сколько винтовкою.
– И хорошо стреляешь?
– Промахи даю редко.
– Ну, вон тебе цель. Если попадешь – награжу, а если промахнешься, будешь хвастун и не должен мне показываться на глаза.
Торговец выстрелил и попал в цель.
– Молодец, молодец, – сказал царь, – я за это жалую тебя дворянством.
Это был Мамаджан Тинтиков, последнее лицо, пожалованное царем в дворянское достоинство.
Любуясь играми, царь быстро переходил от пожалования дворянством к разбору жалоб, к постановлению решений, не обусловливавшихся никакими письменными постановлениями. Суд и расправа были коротки и просты до патриархальности. В Мингрелии и Гурии до вступления их в подданство России не было никаких административных учреждений, а следовательно, о письменном производстве при решении дел ни правители, ни народ не имели понятия. Тяжущиеся и обиженные шли прямо к самому владетелю и получали от него решение. Встречали ли просители своего владетеля на пути во время его переездов или на охоте, в гостях или дома, они излагали перед ним свою просьбу. Всюду он принимал их, рассматривал, творил суд и расправу, постановлял решения по своему разумению и, конечно, сообразно с расположением духа в данную минуту. Преимущественно же подобное разбирательство происходило на открытом воздухе, под тенью какого-нибудь развесистого дерева, вблизи резиденции владетеля. Обыкновенно обиженный, став на колена поодаль, рассказывал со всевозможными подробностями и иногда с историческою последовательностью сущность своего дела, начинал его с Адама, украшал разными прибаутками, а затем вставал на ноги и ожидал решения. Если ответчика при этом не было, то он призывался немедленно, становился также на колена и опровергал возводимые на него обвинения. Затем, по указанию жалобщика или ответчика, призывались свидетели, от которых точно так же отбирались показания. Все они начинали рассказ издалека, говорили долго и приводили такие подробности, которые, не относясь вовсе к делу, запутывали только истину. Высказав все, что только было можно, тяжущиеся удалялись, а почетные лица, окружавшие владетеля, после совещаний произносили приговор, а иногда произносил его один владетель. Решение это тут же приводилось в исполнение, и на него не было апелляции.
В таком положении был юридический быт Мингрелии и Гурии, когда они вступили в подданство России. Что же касается до Имеретин, то в ней существовали как административные должности, так и административные учреждения, из которых самою обширною была часть придворная, во главе которой стоял салт-ухуцес, или гофмаршал. С этим званием иногда соединялась должность вроде государственного министра, то есть что салт-ухуцес заведовал всеми делами Имеретин. Главная обязанность салт-ухуцеса заключалась в раскладке податей и сборов и в заведовании таможенными статьями и доходами.
Звание салт-ухуцеса давалось лицам по выбору царя, но случалось, что оно бывало наследственно в одной и той же фамилии, хотя и не в прямом поколении. Должности этой не было присвоено никакого определенного содержания, но в пользу салт-ухуцеса поступали: десятая часть с доходов по податям и сборам, подарки откупщиков, простиравшиеся от двух до трех кес, и одна пара платья, приличного его званию; при пожаловании царем кому-либо из своих подданных крестьян в пользу салт-ухуцеса поступало по одному быку с каждого подаренного двора.
Для управления царскими доходами салт-ухуцес имел нескольких помощников, из которых каждый исполнял различного рода специальные должности. Так, хабас-ухуцес, или начальник пекарей, обязан был собрать и хранить гоми и пшеницу, за что и получал десятую часть со всего сбора; мингвинет-ухуцес — виночерпий, или обер-шенк, собирал и сохранял вино, десятая часть которого поступала в его пользу, и, наконец, местумрет-ухуцес –