Откуда и каким образом в древности произошло зависимое сословие – определить весьма трудно по отсутствию всяких письменных актов, из которых можно бы было проследить начало зависимости человека от человека. «Оно могло образоваться здесь, как и везде, на началах порабощения сильным слабого, обращения пленных в рабов и защиты слабого сильным, к покровительству которого тот должен был прибегнуть рано или поздно. С течением времени право это укреплялось жалованными грамотами в воздаяние заслуг того или другого владельца. Подобные грамоты, как факты, восходят не далее XVI столетия».
Во всяком случае, крепостное право представляется здесь в самых разнообразных формах. Но каким образом и чем выражалось это право в древности, чем именно обусловливалась зависимость крестьянина от помещика – на это пока нельзя дать положительного ответа. В позднейшее же время, а именно в прошедшем еще столетии, господин имел безусловное право на жизнь и смерть подвластного ему крестьянина: он продавал его с целым семейством или порознь, когда и куда бы ему ни вздумалось.
Несмотря на то что мингрельцы не имеют письмен, все эти факты глубоко врезались в память народа и до сих пор передаются от отца к сыну, как мрачная картина об их минувших бедствиях. Крестьяне не могут не помнить, что помещик всегда и во все времена составлял для них самую тяжкую обузу, что он всегда жил на их счет, что почти исключительно питался теми продуктами, какими природа и труд наделили крестьянина; плоды и усилия последнего в течение долгого времени уничтожались господином часто в один день, без остатка, так что у крестьянина нередко, за угощением помещика, не оставалось и куска насущного хлеба.
В силу народного обычая и радушного гостеприимства, крестьянин не решался восставать против своего господина, уничтожавшего его труд и жизненные запасы, но зато в податях и повинностях крестьяне отстаивали по возможности свои права, и в этом случае отношение их к владельцам было более точным и более определенным. Уклонение крестьян от выполнения излишних требований помещиков заставило последних утвердить правильность своих притязаний так называемыми отписными бумагами, и в этом случае, при неустойчивости помещика, крестьянин сделался малоуступчивым ввиду неправильных и постоянно возраставших домогательств своего патрона. Отсюда произошли и определились сословные права, и самые сословия по степени их зависимости разделялись на несколько степеней, известных, впрочем, под одним общим именем глехи-каци, то есть крестьянин.
Самый низший раздел зависимых сословий были моджалабе, происходящие от слова джалаби — семейство, то есть что они обязаны были помещику целым семейством и находились в его власти настолько, что он может с ними делать все, что угодно. В Гурии их иногда называли глехами, что означает крестьянин, а в Мингрелии, наоборот, всех крестьян вообще называли иногда моджалабами.
Моджалаб был раб в полном значении слова, обязанный самыми грубыми работами, выполнение которых помещик был не вправе возложить на других своих крестьян. Сословие это составляло домашнюю прислугу, ничем не обеспеченную и умиравшую часто в самой крайней нищете и бедности. В Мингрелии, например, по понятию всех и каждого, считалось самой грубой работой очищение гоми от шелухи, и эта работа лежала на обязанности моджалабов, хотя эта обязанность в действительности не была так трудна, как другие. Гораздо труднее было другим сословиям таскать на своей спине дрова или переносить разный скарб помещика при его переездах с одного места на другое. Последняя обязанность называлась твиртоба, что буквально означает тягот — слово, характеризующее самую повинность. Но очищение гоми в народе считалось низким занятием, и этого было совершенно достаточно, чтобы никто, кроме моджалабов, не взялся за эту работу.
Моджалаб со всем своим семейством жил большей частью при дворе или близ дома помещика. Он сам и его семья питались остатками от господского стола и пользовались только теми зернами гоми, которые оказывались забытыми в шелухе от очищения снопа. Они не имели собственных полей и посевов за исключением ничтожных огородов, и только в самых редких случаях им давался небольшой клочок или участок земли для засевания кукурузою. Одевались моджалабы в платье, пожалованное господином или домочадцами его со своего плеча, но не раньше того, как оно переслужило уже срок и готово было обратиться в лохмотья. Владелец весьма часто не называл слугу по имени, а давал ему какую-либо кличку нехристианскую и вымышленную.
Положение женщины этого сословия было еще тягостнее, чем положение мужчины. Последний мог жениться и иметь семейство потому, что это было выгодно для помещика, как увеличение хозяйственной силы в лице детей моджалабов, но женщина могла только тогда вступить в брак, когда находила себе мужа тоже из сословия моджалабов, и притом находившегося непременно среди дворни ее господина. Если у моджалаба было несколько дочерей, то он обязан был давать своему господину для женской прислуги старшую из них, с тем что если эта девушка найдет себе жениха и выйдет замуж, то взамен ее поступает к господину вторая дочь, за нею третья и т. д. При этом необходимо заметить, что кроме моджалабов, как увидим, были и другие сословия, которые также обязаны были давать женскую прислугу своему господину. Бывали случаи, когда моджалаб откупался от помещика, но никогда не получал полной свободы, а только ограниченную, и переходил в сословие мебегре, с исполнением всех обязанностей этого сословия, о которых будет сказано ниже.
Приближенная дворовая девка, составляющая необходимую принадлежность приданого каждой дочери владельца, носила название моахле, что в переводе с грузинского означает служанка. Она исполняла все обязанности, свойственные вообще этому положению. Господин мог ее продать, подарить, отдать в приданое и вообще отчуждать по разным актам, сделкам и условиям. Редко когда подобная девушка выдавалась замуж, а чаще всего обречена была на вечную, хотя и мнимую девственность, последствием которой бывало, однако же, значительное количество незаконнорожденных детей. Последние в прежнее время поступали в число церковных крестьян, но могли быть выкуплены помещиком за самую ничтожную цену и обращались им в домашнюю прислугу. Иногда сами помещики делали честь моахле и жили с нею до тех пор, пока она была молода и хороша собою; а потом, отвергнув ее, держали в старости в загоне и крайней нищете. Случалось и то, что помещик, прижив с моахле нескольких детей, продавал свою наложницу другому помещику, а детей оставлял у себя или распродавал мать и детей в разные руки своим соседям. В отношении моджалаба и моахле помещик имел только одну обязанность – кормить и одевать их, но все это давалось в самом скудном объеме. Был, впрочем, случай, когда моахле пользовалась уважением в семействе – это тогда, когда она нянчила детей своего господина. Получив звание гамдели (няни), она, по окончании воспитания, получала свободу.
Прислуга, взятая в дом помещика из семейства крестьянина, носила название пареши. В это же сословие поступали и лица, родившиеся в доме помещика и не имевшие, как говорится, ни роду ни племени, не имевшие семейства и крова, кроме господского. Дети крестьян, поступавшие во двор владельца, брались не моложе 12 лет, чтобы могли исполнять известные работы. «В этих работах есть своя наследственная специальность, которой он строго держится». Так, были пареши, которые подавали только умываться или одеваться, другие только носили и рубили дрова, третьи топили камины или подметали пол и проч. Лица, исполнявшие эти обязанности, носили общее название пирис-пареши, то есть личный слуга. Затем следовали другие виды пареши: те, которые обязаны были готовить кушанье, назывались мзареули, то есть повар; обязанные печь хлеб – хабази — хлебник; обязанные смотреть за мельницей – медцисквиле, то есть мельник; обязанные ходить за лошадьми – меджитбе, или конюх; обязанные хранить домашнее имущество – моларе, ключник; обязанные собирать подати – хелосапи, то есть сборщик податей.
Отправляя пареши в дом господина, его семейство обязано было одевать посланного и снабжать всем необходимым, за исключением пищи, которая давалась от помещика. Прослужив известное определенное время, пареши возвращался в семейство, а вместо него во двор помещика поступал из того же семейства или брат, или сестра.
Третий вид прислуги носил название шинакма и комплектовался из крестьян и тех азнауров, которые находились в поземельной зависимости от князей, церковного ведомства или от самого владетеля. Слово шинакма составное и происходит от слов шип — дом, двор и кма — крестьянин, то есть дворовый человек. По самому происхождению этих лиц видно, что они предназначались для исполнения более почетной службы во дворе владельца, чем все остальные. Шинакма были обязаны провожать князя или его семейство при переездах, подавать стремя, прислуживать за столом и развлекать своего патрона беседой. Они посылались владельцами к разным лицам и с такими поручениями, в которых требовалась дипломатическая тонкость, и вместе с тем исполняли при дворе помещика должности: салт-ухуцеса – управителя, моурава — приказчика, гамгебели – распорядителя и проч.
Из таких разнохарактерных должностей и лиц складывался весь домашний быт помещика. «Тут есть, – говорит К. Бороздин, – несколько различных слоев общества, не сходных один с другим и собранных вместе одною лишь зависимостью господину. Господин и его семейство смотрят на этих домочадцев как на свою принадлежность вещную, созданную для их благополучия; но вместе с тем никогда не выходят из тех рамок отношений, которые установились обычным правом: парешу нельзя никакими силами принудить к работе моджалаба, шинакму – к занятиям пареши. Только при условиях отправления каждым своей специальности сохраняется мир в доме и во дворе».