– Соколов, – сказал Лисаневич, – восьми у него кинжал.
– Не тронь меня! – крикнул Учар и, выхватив кинжал, бросился на Грекова, ударил его сбоку под правую руку, а когда тот падал, то нанес ему рану в живот; вслед за тем он обратился к Лисаневичу и ударил его в крестец.
От Лисаневича Учар бросился бежать, но наткнулся на Филатова и нанес ему серьезные раны. В это время Хасаев ударил У чара шашкою по голове, а андреевский уздень Эмин убил его выстрелом из ружья. Все свидетели этой сцены были до такой степени изумлены, что никто не шел на помощь Лисаневичу. Последний, закрыв рукою рану, поднялся на ноги и, видя, как Учар убил Грекова и бросился бежать, закричал: «Коли!» Это было сигналом для истребления аксаевцев: солдаты приняли их в штыки, а когда они бросились бежать из укрепления, то преследовали их выстрелами. На пути бегства аксаевцы были встречены двумястами человеками солдат, возвращавшихся с фуражировки. Не зная, в чем дело, солдаты встретили бежавших огнем и штыками, и немногие из аксаевцев возвратились в селение. До 200 человек их сделалось жертвою рассвирепевших солдат, мстивших за убийство двух начальников. Аксай опустел, и все население скрылось в лесу.
22 июля скончался генерал-лейтенант Лисаневич, и на Кавказской линии не было ни одного генерала, так как генерал-майор Вельяминов находился в то время в экспедиции за Кубанью. Ермолов сам хотел отправиться на линию тотчас после известия о происшедшем в Амир-Аджи-Юрте, но болезнь удерживала его в Тифлисе. 24 июля, еще больной, главнокомандующий отправился во Владикавказ, где должен был по причине той же болезни отдохнуть несколько дней, прежде чем ринуться далее.
Пользуясь своим пребыванием во Владикавказе, Алексей Петрович приказал упразднить укрепление Преградный стан, как расположенное на таком расстоянии от р. Сунжи, что вода легко могла быть отрезана неприятелем. Одновременно с этим, по распоряжению главнокомандующего, старая дорога от Моздока до Владикавказа, через хребет Кабардинских гор, как неудобная для движения транспортов и подверженная нападению хищников, была перенесена от Екатеринограда, через Урухскую крепость, мимо Татартупского мыса и через р. Ардон до Владикавказа. Перенесение этой дороги было особенно необходимо потому, что положение нашей линии против Кабарды и Чечни было подвержено большой опасности. Войск на линии было мало, и главнокомандующий торопился прийти к ним на помощь с новыми силами. Его особенно заботило положение Герзель-аула и всего левого фланга линии, начальство над которым принял подполковник Сарочан.
С выступлением последнего в Грозную из Герзель-аула, где был оставлен ширванский батальон и по роте 41-го и 48-го егерских полков, чеченцы в ту же ночь вошли в Аксай и 25 июля сожгли три дома, принадлежавшие лицам нам приверженным, и в том числе дом князя Мусы Хасаева. Аксаевцы и качкалыки присоединились к чеченцам, и мятежники разделились на две партии: одна пошла вниз, а другая – в Аух, с намерением двинуться к Андрееву, склонить на свою сторону жителей и, при их содействии, атаковать крепость Внезапную[728].
Все эти известия заставляли Ермолова торопиться выступлением. «Долго зажился я здесь, – писал главнокомандующий полковнику Сарочану[729], – потому что болезнь моя усилилась и могла быть не скоро излеченною. Теперь я здоров и только осталась слабость; со всем тем скоро я буду в Грозной. Не переставайте, любезный сослуживец, подтверждать войскам о соблюдении самой строгой осторожности и чтобы имели в памяти Осипова, которого имя да будет поруганием. Старайтесь повсюду запастись провиантом и чтобы доставление оного к местам было обеспечено».
9 августа главнокомандующий выступил из Владикавказа и, через Назран, Казах-Кечу, Грозную и Червленную, прибыл к Амир-Аджи-Юрту. Присоединяя по пути войска, он, при переправе через р. Терек, имел в своем распоряжении шесть рот пехоты, 300 донских и 250 линейных казаков с девятью орудиями. Ермолов торопился прибыть к селению Андреево, где неблагонамеренные люди готовы были произвести возмущение и, соединясь с соседними горцами, пристать к имаму, продолжавшему возбуждать население к всеобщему восстанию. Еще будучи в Грозной, главнокомандующий писал кумыкам, что скоро прибудет в Андреево, и просил быть осторожными в своем поведении.
«Прибыв в крепость Грозную, – писал А.П. Ермолов андреевским князьям, узденям и народу, – узнал я, что изменники аксаевские приглашают мошенников чеченцев идти в Андреево, обещая им, что сообщники их, готовые возмутить жителей Андреева, примут их дружественно и дадут им средство, вырезав армян, обогатиться добычею. Не хочу я верить сему, но советую быть осторожными, ибо подобное происшествие, если в нем участвовать будут жители самого Андреева, может быть причиною гибели самого города.
Мне хорошо известны обстоятельства, и я весьма скоро буду в Андрееве. Уверяю людей честных и благонамеренных в моем благорасположении. Никогда не будет позволено возвратиться никому из тех, которые теперь оставят город. На время моего здесь пребывания начальником в кумыкских владениях назначаю артиллерии полковника Мищенко, которому князья и народ должны оказывать повиновение».
Из Амир-Аджи-Юрта Ермолов пошел сначала в г. Аксаю, а затем намерен был идти в Андреево. С приближением наших войск население бежало – и Аксай был пуст. Вызвав жителей, Ермолов объявил им прощение, но с тем, чтобы они переселились на новое место жительства. Переселение это было необходимо для окончательного прервания связи аксаевцев с чеченцами, и место для нового Аксая было назначено на р. Таш-Кечу, «несравненно выгоднейшее прежнего; ибо здесь жители Аксая имели лучшее свое хлебопашество, здесь прежде бывало богатое их скотоводство». Для охранения нового поселения и вместе с тем для удержания его в страхе 7 октября было заложено укрепление Таш-Кечу, а 10-го числа укрепление Герзел-аул было упразднено.
Глава 23
Отношения России к Персии. Неудачная попытка последней заключить оборонительный союз с Турцией. Отправление посла в Петербург. Письма шаха и Аббас-Мирзы императору Александру. Ответы на них. Неприязненные поступки Аббас-Мирзы против России. Вопрос о разграничении по Гюлистанскому трактату. Деятельность нашего поверенного в делах. Затруднения, делаемые Аббас-Мирзою в окончательном проведении границы. Отречение Ефрема от патриаршего престола. Назначение комиссии для разграничения. Переписка по этому поводу Ермолова с Аббас-Мирзою. Отправление Ваценко генеральным консулом в Персию. Отказ персидского правительства дозволить ему избрать местопребыванием Гилянь. Переписка по этому поводу. Прибытие в Тифлис Фетх-Али-хана с поручением от Аббас-Мирзы. Условия, с ним заключенные и не принятые персидским правительством. Приготовления персиян к военным действиям. Рескрипт императора Александра Ермолову
Волнения в Чечне и Дагестане на время отвлекли внимание Ермолова от весьма важного вопроса, касающегося отношений России к Персии, отношений весьма натянутых, приведших, в недалеком будущем, к разрыву и неприязненным действиям между двумя державами.
Вскоре после отъезда Ермолова из Султанин персидское правительство отправило в Константинополь посланника Мугиб-Али-хана с предложением заключить наступательный и оборонительный союз против России, как единственное средство отклонить угрожающую опасность. При первом совещании Мугиб-Али-хан старался внушить Порте, что ожидание Персии сблизиться с Россиею не исполнилось, и петербургский кабинет не признал возможным исполнить данное будто бы обещание уступить часть земель, приобретенных Россиею по Гюлистанскому трактату. Персидский посланник обращал внимание Порты на возрастающее могущество России и уверял, что оно угрожает целости мусульманских империй. Лаская самолюбие султана, Мугиб говорил, что, заключив союз с Персией и распространив его на все магометанские владения, оттоманский император станет главою союза и тем возвратит престолу своему весь блеск древних халифов, преемником которых султан себя называет.
Порта не приняла этих слов за чистую монету и поступила с крайнею осторожностью. Обратив внимание на собственное положение относительно России, на народную и религиозную ненависть, существующую между турками и персиянами, турецкое министерство отклонило предложение Мугиба.
– Сношения Порты с Персией, – отвечали Мугибу представители власти в Турции, – без того уже опираются на священном основании единоверия, и излишне было бы прибегать к каким-либо новым связям, которые не в состоянии придать более силы тесному и дружескому согласию, существующему ныне между обеими державами.
После такого ответа Мугиб решился ехать обратно. Порта не только не удерживала его, но отменила даже некоторые празднества, назначаемые обыкновенно, по азиатскому обычаю, в честь посла дружественной державы! «Подарки, – писал Ермолову наш посланник в Константинополе[730], – кои получил он при отъезде, самые бездельные и по обычаям нашим показались бы непристойными. Посланнику выдано 10 000 пиастров, а свите его 5000 и ничего более».
Не достигнув желаемого в столице султана, тегеранский двор принужден был отказаться навсегда от возвращения потерянного, подумать о внутреннем спокойствии страны и в особенности об уничтожении на будущее время междоусобной вражды за престолонаследие, возникавшей после смерти шаха.
Между тем петербургский кабинет, желая иметь более обстоятельные сведения обо всем происходящем в Персии, назначил, на основании трактата, коллежского советника Мазаровича поверенным в делах и в помощь ему: секретарем – переводчика Грибоедова, а канцелярским служителем – актуариуса Амбургера. Распоряжение это не достигло еще до Тифлиса, когда в этот город приехал персидский чиновник Мамед-Хасан-хан Авшарский, отправленный шахом в Петербург под предлогом доставления лошадей в подарок императору Александру, а на самом деле для того, чтобы упросить русское правительство признать Аббас-Мирзу наследником престола. Желание это было настолько сильно, что персидский принц еще ранее отправления Мамеда объявил князю Бебутову, в бытность его в Тавризе, что если русское правительство не признает его наследником, то он будет иметь в Ермолове личного врага и уверится в этом. Такое заявление не было новостью для главнокомандующего, видевшего в персидском принце непримиримого врага России и человека двуличного. «Признание Аббас-Мирзы наследником, – писал Алексей Петрович