Между тем 8 августа неприятель приступил к заложению новой батареи на шесть орудий на высоте, известной под именем Дав-Талап. Открытое вслед за тем бомбардирование как с этой, так и с других батарей не дало персиянам никаких результатов, и тогда Аббас-Мирза просил Реута прислать к нему в лагерь штаб-офицера для некоторых важных объяснений. Реут назначил майора Клюки фон Клугенау. Встреченный с большим почетом, посланный с переводчиком, капитаном Мурачевым, был введен в палатку Аббас-Мирзы.
– Я потерял всякое терпение, – начал персидский принц, – быть более снисходительным к вам и жителям города. Войска мои неотступно требуют штурма, но я, уважая вас и не желая напрасного кровопролития, по сие время ждал, полагая, что вы образумитесь и примете мои предложения. Неужели вы думаете, что я пришел сюда с войсками только для одной Шуши? У меня еще много дела впереди, ибо предваряю вас, что ежели соглашусь заключить мир, то не иначе, как на берегах Москвы.
Клюки фон Клугенау выслушал эту речь с едва сдерживаемою улыбкою, которая не скрылась от Аббас-Мирзы.
– Вы не верите мне, – продолжал принц, – но я честью уверяю вас, что вы напрасно надеетесь на помощь; вы, верно, не знаете, что государь ваш ведет междоусобную войну со своим старшим братом, следовательно, ему теперь не до Кавказа, а Ермолов давно уже оставил Тифлис.
Клугенау отвечал, что он не имеет никаких приказаний относительно сдачи крепости и что для получения вторичного предписания Ермолова всего удобнее послать в Тифлис, на что потребуется не более 10 дней.
– Ваше высочество, – говорил Клугенау, – обвиняете полковника Реута в упрямстве и неисполнении приказания начальства, но вы, без сомнения, знаете наши обычаи, а также в чем заключается честь и долг каждого воина к своему государю и отечеству; поэтому я уверен, что только одни вы можете отдать нам должную справедливость; все прочие, окружающие вас, не рассуждают о будущем, – они только жаждут грабежа. По словам вашего высочества, Карабаг есть достояние ваших предков, отнятое будто бы от вас русскими несправедливо; но неужели вы хотите ознаменовать первое ваше завоевание кровопролитием и истреблением ваших будущих подданных, которые ни в чем не виноваты? Имея сорокатысячную армию, ваше высочество, конечно, можете взять Шушу; наш малочисленный гарнизон, всего из 1500 штыков, с двумя орудиями, ослабленный трудами и недостатками всякого рода, недолго может сопротивляться; но эти 1500 штыков, защищая свою честь и семейства, не дешево вам достанутся, и, вместо богатого населенного города, вы найдете одни развалины и войдете в него по трупам ваших подданных. И все это через подстрекательство неблагонамеренных людей, желающих только обогатиться грабежами, тогда как через несколько дней вы займете крепость без всякой потери, ибо, ежели удержание Карабага не входит в соображение Ермолова, то он, наверное, согласится на предлагаемые вами честные условия.
– Я сделал все, что мог, – отвечал Аббас-Мирза, – и едва ли в состоянии буду удержать мой народ от желания немедленно штурмовать крепость. В Тифлис же посылать вам незачем, ибо я уже сказал, что русских там нет.
Оканчивая аудиенцию, персидский принц прибавил, что за будущее отвечать он не будет и всю ответственность слагает на полковника Реута[867]. На следующий день в персидском лагере было значительное передвижение войск, производилась усиленная работа над возведением батарей, и лазутчики сообщили, что приступлено к подземным работам и что персияне готовятся к штурму. И действительно, в одну из ночей замечено было приближение неприятеля, но лишь только местность осветилась зажженными нефтяными тряпками, выброшенными осажденными, как персияне бросились бежать, провожаемые картечными и ружейными выстрелами.
С такими войсками трудно было овладеть крепостью, и Аббас-Мирза вновь просил прислать к нему Клюки фон Клугенау.
– Ну что, одумался ли ваш полковник? – спрашивал принц. – Кажется, уж пора?
– К сожалению, – отвечал Клугенау, – относительно очищения крепости я не имею никаких наставлений и знаю только, что первое условие к окончанию этого дела – отправить к Ермолову штаб-офицера за приказаниями, а до получения его заключить перемирие.
– Из личного моего уважения к вам, – сказал Аббас-Мирза, несколько подумав, – я предоставляю вам самим составить условия перемирия, и я их утвержу, но с тем, чтобы вы же и отправились к генералу Ермолову.
До возвращения посланного было постановлено не предпринимать никаких военных действий, и в залог этого полковник Реут отправил в персидский лагерь исправлявшего должность карабагского коменданта майора Чиляева и капитана 42-го егерского полка Шевелева. Оба они должны были оставаться там только до возвращения посланного в Тифлис майора Клюки фон Клугенау. Взамен Чиляева и Шевелева, полковник Реут не требовал никого из персиян, так как не желал иметь в крепости такого человека, который бы присутствием своим мог оказывать влияние на жителей, и без того волновавшихся и приходивших в уныние.
Пользуясь временем перемирия, полковник Реут занимался перемолом хлеба, починкою крепости и приготовлением зарядов, заимствуя порох из неприятельских неразорвавшихся гранат.
12 августа Аббас-Мирза отошел за гору Дов-Талап и расположился двумя лагерями против деревень Киркиджан и Хан-Кенты, а Юсуф-хан устроил свой лагерь на горе Топ-Хана и окружил его двойным плетнем, между которым была насыпана земля.
Персидский принц старался уверить своих соотечественников, что не штурмует крепости из одного великодушия и потому, «что жители и младенцы их обоего пола вышли с унижением из крепости и подняли великий вопль, то мы остановили приступ на день или два»[868].
Между тем, не имея никаких известий из Карабага и зная только, что полковник Реут заперся в Шуше, Ермолов писал ему[869]: «Защищаться твердо и неустрашимо! Силою персияне крепости не возьмут; остерегаться измены. Подозрительных беков содержать под строжайшим караулом. Обнаруживающихся в измене содержать без всякой пощады, а в крайности лишать жизни. У татар взять провиант для войск и нужду пусть они терпят».
«Требую от вас, чтобы все употреблены были средства для обороны. Армян под ружьем имейте большое количество, и они защищаться будут. Вы должны знать, сколько трусливы и подлы персияне. Князь Саварсемидзе с горстью людей гоняет их большие силы. Одни вы до сих пор их несколько ободряли. Придет время и будете освобождены».
Спустя неделю, Ермолов и Вельяминов оба писали Реуту[870]:
«Вы знаете почерк моей руки. Я в Грузии; есть у нас войска. Чтобы персияне не подписались под руку корпусного командира и еще идут новые. Отвечаете честию и головою, если осмелитесь и не доставили бы вам какой-нибудь приказ в свою выгоду, он сдать крепость. Защищайтесь до последнего; употребите в пищу приказал мне прибавить моею рукою, под которую подпивесъ скот, лошадей и чтобы не было подлой сдачи крепости. Дожисаться трудно, чтобы вы ни под каким видом из кидайтесь нас. Генерал Ермолов».
пости не выходили и не сдавали бы ее персиянам, не смотря ни на какие со стороны их предложения и обещания. В нужде можно прожить весьма небольшими съестными запасами, уменьшив заблаговременно выдачу оных. Генерал-майор Вельяминов».
С окончанием перемирия, 21 августа, полковник Реут потребовал от Аббас-Мирзы возвращения майора Чиляева и капитана Шепелева, на что персидский принц отвечал требованием выпустить арестованных беков и очистить крепость. Реут прекратил переговоры, и неприятель приступил к постройке новой батареи на покатости горы Дов-Талап, в весьма близком расстоянии от крепостной стены.
27-го числа персияне открыли бомбардирование, произвели брешь в крепостной стене, но в следующую ночь она была заделана. Среди бомбардирования, продолжавшегося несколько дней, Аббас-Мирза не терял еще надежды убедить Реута оставить крепость, обещая не делать нападения при отступлении и пропустить гарнизон в Тифлис. Реут отвечал, что ни в каком случае не оставит крепости, «ибо всякий солдат, под командою моею, охотно готов умереть под стенами оной, имея правилом – свойственно русскому духу – побеждать врагов, несмотря ни на какое превосходство оных».
Видя упорство гарнизона и не решаясь штурмовать крепость, Аббас-Мирза оставил у Шуши наблюдательный отряд, а сам в ночь на 5 сентября с главными своими силами потянулся по большой дороге к Елисаветполю.
Глава 26
Известия о вторжении персиян, полученные в Москве. Рескрипт императора А.П. Ермолову. Затруднительное положение главнокомандующего. Его оправдание, изложенное в письме государю. Граф Нессельроде и барон Дибич. Характеристика Ермолова. Первые распоряжения об отправлении подкреплений. План кампании, посланный к Ермолову из Москвы. Возражения главнокомандующего. Командирование на Кавказ генерал-адъютанта Паскевича. Рескрипт императора Ермолову. Состояние Закавказья. Занятие персиянами г. Елисаветполя. Положение дел в Ширвани, Кубе и Казикумухе. Воззвание Ермолова к акугиинцам. Прибытие в Тифлис Паскевича и встреча его с Ермоловым
Первые известия о вторжении персиян в наши пределы были получены императором в Москве, среди торжественных приготовлений к коронации. Государь не допускал возможности столь вероломного поступка от государства, с коим мирные переговоры не были прекращены, и уполномоченный императора находился при дворе шаха. Но донесение Ермолова и просьба о скорейшей присылке подкреплений не оставляли сомнения в совершившемся факте.
«Не всегда, – говорил император Николай, – добрые намерения венчаются успехом, и за скромность и миролюбие наше платят нам коварством. Сколько ни избегал я войны до последней крайности, но не дозволю никогда, чтобы достоинство России терпеть могло от наглости соседей, безумных и неблагодарных».