С отправленным в Тегеран курьером Ртищев писал сиру Гору Узелею[184]: «Я покорнейше прошу ваше превосходительство употребить и со своей стороны уважаемое Персией старание ваше, чтобы в разрешении, какое дано будет персидским правительством уполномоченному Мирза-Абуль-Хасан-хану, по предмету нынешнего представления его о сепаратном пункте, не заключалось ничего противного основанию status quo ad presentem и чтобы последовало сие разрешение со всевозможною скоростию и с предоставлением ему полного права, как полномочному, действовать прямо от своего лица, не прибегая к пересылкам через курьеров, для испрашивания разрешения, так как сие не будет более мною принято.
В противном случае, как первое, так и последнее может уверить меня в нерасположении персидского правительства к миру и довести постановленное перемирение до разрыва, тем более, что давно уже прибыли ко мне в лагерь важные депутаты со стороны всего туркменского и иомудского народов, ищущих покровительства Е. И. В., с коими, однако же, во уважение расположения моего заключить мир с Персиею, доселе еще не имел я никаких переговоров по делу их миссии, и что для того всякая напрасная потеря времени могла бы сделаться вредною для пользы службы моего великого и всемилостивейшего государя императора».
Между тем, в ожидании ответа из Тегерана, переговоры о мире продолжались ежедневно, и вопрос о будущих границах между двумя державами и перечисление владений, поступающих в подданство России, встретил немаловажные затруднения. Не имея ни малейшего понятия о географической карте и не зная в точности, какие именно места находились в действительном владении России и Персии, Мирза-Абуль-Хасан-хан поступал нерешительно и долго не соглашался на предложенные Ртищевым границы, опасаясь лишиться части владений, принадлежащих Персии. Он просил обозначить их одним общим перечнем главных пограничных провинций, состоящих в непосредственном владении каждой стороны, с присовокуплением, что «границу между ними должны составлять прежние межи, издревле существующие». Такое обозначение границ было крайне неудобно, могло возбудить в будущем споры, но упорство персидского уполномоченного было столь велико, что Ртищев вынужден был, по вопросу о границах, предоставить право обеим державам по заключении мира и ратификации трактата назначить взаимных комиссаров для разграничения. Под руководством главнокомандующего комиссары должны были определить и обозначить действительную черту границ на основании status quo ad preseutem. «Сим средством, – писал Ртищев, – на которое Мирза-Абуль-Хасан-хан по убедительным моим внушениям наконец изъявил свое согласие, удержано мною в вечном подданстве Российской империи и Талышинское ханство, которое в продолжение войны с Персиею несколько раз переходило из рук в руки и которое по положению своему весьма для России важно во многих отношениях, ибо через удержание в наших руках креп. Ленкорани, постановив теперь в Талышах твердый пункт, мы можем иметь в здешнем крае превосходную пристань, на Каспийском море, удобную для военных судов и полезную как для коммерции, так и для свободного сообщения».
Пристань эта была важна для нас еще и по удобству наблюдения за единством русского флага на Каспийском море.
Соглашаясь, после долгих убеждений, признать наш флаг господствующим на Каспийском море, Мирза-Абуль-Хасан-хан просил, чтобы в особое для него одолжение уступить Персии хотя малую часть земли, для доказательства уважения и доброжелательства России к повелителю Персии, что могло бы также служить и ему защитою от «злобствующих клевет недоброжелательствующих миру». Ртищев согласился на это и предложил оставить Мигри с окрестностями в зависимости Персии, что и было принято Абуль-Хасан-ханом с особою благодарностью. Таким образом, мигринский округ был отделен от Карабага и предоставлен во власть Персии. Округ этот был не что иное, как пустое гористое место, без жителей, большая часть которых в разные времена была увлечена персиянами за Араке, а остальные по всегдашней опасности от неприятеля рассеялись по другим округам Карабага. Самое укрепление Мигри было оставлено нами по убийственному климату, причинившему нам в течение двух лет потерю более 800 человек из одного батальона, комплектованного два раза.
Уступка хотя бесплодного и вредного в климатическом отношении округа побудила, однако же, Мирза-Абуль-Хасан-хана согласиться на все остальные предложенные ему условия, и 12 октября 1813 г. Гюлистанский мирный трактат был подписан уполномоченными. По этому трактату каждая из договаривающихся сторон осталась при владении теми землями, ханствами и провинциями, «какие ныне находятся в совершенной их власти». Таким образом, к составу России присоединены на вечные времена ханства: Карабахское (Шушинское), Ганжинское (давно уже переименованное в Елисаветпольскую провинцию), Шекинское (Нухинское), Ширванское (Шемахинское), Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышинское, с теми землями этого последнего ханства, «которые ныне состоят во власти Российской империи». При этом весь Дагестан, Грузия с Шурагельскою провинциею и все земли и владения между вновь постановленною границей и Кавказскою линией признаны Персиею принадлежащими России. Статья пятая мирного трактата подтверждала единство русского флага на Каспийском море, и никакая другая держава, даже и Персия, не могла иметь военных судов на этом море. Обе договаривающиеся державы постановили произвести размен пленных, дозволить всем бежавшим во время войны возвратиться в свои жилища, покровительствовать торговле и иметь в наиболее важных торговых пунктах своих консулов или агентов. Персидское правительство обязалось взимать не более пяти процентов пошлины с русских товаров и только один раз, куда бы потом русские купцы с своими товарами ни ехали; «более же никаких сборов, податей, налогов и пошлин ни под каким предлогом и вымыслом не требовать».
Весьма значительные уступки, сделанные Персиею в пользу России, побудили императора Александра I принять на себя ручательство в охранении престолонаследия и внутреннего спокойствия в Персии. В четвертой статье трактата было сказано, что «его величество император всероссийский, в оказание взаимной приязни своей к его величеству шаху персидскому и в доказательство искреннего желания своего видеть в Персии самодержавие и господственную власть на прочном основании, сим, торжественно за себя и преемников своих, обещает тому из сыновей персидского шаха, который от него назначен будет наследником персидского государства, оказывать помощь в случае надобности, дабы никакие внешние неприятели не могли мешаться в дела персидского государства и дабы помощию высочайшего российского двора персидский двор был подкрепляем. Впрочем, если по делам персидского государства произойдут споры между шахскими сыновьями, то Российская империя не войдет в оное до того времени, пока владеющий тогда шах не будет просить об оной».
Обязательство об охранении престолонаследия не могло загладить того неприятного впечатления, которое возбуждалось у каждого из персиян при мысли об уступке земель, и, взглянув на карту, не трудно сказать, что уступка эта должна была быть очень чувствительна для тегеранского двора. Поэтому генерал от инфантерии Ртищев, особым сепаратным актом, предоставил право тегеранскому двору просить императора Александра I о возвращении Персии хотя некоторых из уступленных земель. «Посланник, – сказано было в сепаратном акте[185], – имеющий отправиться от персидского двора, с поздравлением к российскому двору, повеленные ему от своего шаха просьбы представит на волю великого императора. Главнокомандующий российский обещает по возможности употребить старание о просьбах Персии».
Итак, на долю Ртищева выпало восстановить мирные отношения между двумя державами.
«Мир с Персией, – сказано в высочайшем манифесте 16 июля 1818 г., – оградил спокойствием и безопасностью восточные пределы России. Он заключен был в час решительный, тогда, когда Европа увидела новую судьбу свою, и единодушие сие увенчалось победою».
«Всевышний, – писал военный министр князь Горчаков Ртищеву[186], – благословляя на Рейне успехи оружия нашего, на спасение Европы поднятого, благословил восстановить тишину и спокойствие на Араксе. Вы виновник сего последнего заключением столь давно желаемого и столь достохвального мира с Персиею. Вам предоставлено было прекратить семнадцать лет беспрерывно продолжавшуюся войну – сие да пребудет вам памятником!
Как верный сын отечества, как чтущий вас, разделяю я с вами ту приятность, которую вы ощущаете. Надеюсь скоро поздравить вас с возведением вас в высшую степень. Сего испрашивал я у всемилостивейшего Государя нашего, как справедливо вами заслуженного. Наслаждайтесь спокойствием после трудов ваших».
В награду за труды по заключению мира Ртищев был произведен в генералы от инфантерии. Шах пожаловал ему знаки ордена Льва и Солнца[187] на золотой с эмалью цепи, для ношения на шее, с зеленою шелковою лентою через плечо и приказал отпустить ему в подарок 500 тавризских батманов шелку. Мирза-Абуль-Хасан-хан был назначен чрезвычайным посланником в Петербург и награжден шахом подарками, состоявшими из ножа, сабли, кинжала, усыпанного бриллиантами, и нити жемчуга (100 зерен), полной лошадиной сбруи, украшенной алмазами, и разной одежды из тирмэ[188]. Сир Гор Узелей получил письменное изъявление благодарности за свое участие в переговорах как от шаха, так и от наследника и многих министров. «В самом деле, – писал он[189], – я обязан всем неограниченной доверенности шаха к моим советам и тому (деньгам), что я привез с собою в Адербейджан для своего подкрепления».
Заключение Гюлистанского мира, прибавлял Узелей, произвело «необычайную радость между персиянами всякого состояния». Надеясь возвратить хотя часть уступленного России по трактату, шах торопился отправлением посольства в Петербург, и 21 июня 1814 г. Мирза-Абуль-Хасан-хан прибыл уже в Тифлис в звании чрезвычайного посла персидского шаха. Он имел с собою р