давних пор было под покровительством России и никогда не соглашалось признавать себя зависимым от Персии, и лишь одно ханство Ганжинское было покорено оружием.
После всего сказанного министр иностранных дел счел необходимым заявить Хасан-хану, что, при всем искреннем желании сделать угодное шаху, император Александр не признает возможным следовать «токмо единым побуждениям сердца своего», но считает своею обязанностью принять прежде всего в уважение пользу империи. Граф Нессельроде просил посла сказать по совести: может ли русский император, без душевного прискорбия, согласиться на уступку земель и народов, добровольно присоединившихся к Российской империи?
«При всем расположении соответствовать желаниям его шахского величества, – писал Нессельроде[291], – государь император не прежде может приступить к какой-либо решимости, как получив точное сведение о положении нынешних границ и областей, утвержденных мирным договором за Россиею.
Сим только образом, а не иначе его императорское величество изволит надеяться, что можно будет найти способ к оказанию Персии удовлетворения, не подвергая себя опасности поступить во вред существенным своим выгодам, сделав ныне же решительное заключение по таким делам, о коих нужно иметь пояснения и кое было бы вопреки точным постановлениям договора, служащего неоспоримым доказательством, сколь желания России умеренны, ибо оный договор далеко не соответствует даже тому, чего требует безопасность границ наших. Но поелику нельзя приступить к столь трудному соображению и к нужным по оному распоряжениям иначе, как на месте, то государь император изволил назначить одного из своих военачальников, удостоенного полною доверенностью его императорского величества, который туда отправится с тем, чтобы обозреть во всей подробности нынешнее положение границ наших, равно как и тех мест, до коих особенно относятся требования его шахова величества.
Для сего поручения высочайше избран генерал-лейтенант Ермолов, и по сведениям, кои от него будут представлены, его императорское величество изволит дать отзыв решительный, сообразив оный с пользами своей империи и с искренним своим желанием сделать угодное его величеству шаху персидскому.
Приемля же в рассуждение, что при таковом ходе сего дела, впрочем неизбежном в столь трудных обстоятельствах, нельзя ожидать скорого последствия, его императорское величество предоставляет себе объявить о решительной воле своей посредством чрезвычайного посла, который отправлен будет к его шахову величеству. Государь император изволил назначить ныне же к сему важному поручению того же генерала Ермолова, который, прибыв в Персию со всеми сведениями, приобретенными на самом месте, тем удобнее может выполнить высочайшие намерения его императорского величества. А потому Государь император желает, чтобы ваше высокостепенство благоволили немедленно донести высочайшему двору вашему о сем назначении и чтобы вы паче всего оный удостоверили, что генералу Ермолову особенно поручено будет, чтобы он во время пребывания своего в Персии изыскивал все способы, дабы укрепить те дружественные связи, на коих незыблемо должны быть основаны мир и доброе согласие между обоими государствами».
Этот ответ был последним выражением воли государя, и 22 мая 1816 г. Мирза-Абуль-Хасан-хан имел прощальную аудиенцию в министерстве иностранных дел. Он выехал из Петербурга с грамотою императора, выражавшего самое искреннейшее желание сохранить дружбу и удовлетворить желаниям повелителя Ирана.
«По благополучном нашем возвращении в столицу нашу, – писал Александр I шаху[292], – отправленный к нам от вашего шахова величества чрезвычайный и полномочный посол Мирза-Абуль-Хасан-хан был допущен к нам на аудиенцию без замедления, и дружеская к нам грамота вашего величества, а также приятные дары, с удовольствием от него приняты.
Сие, по силе вечно мирного договора, торжественное вашего величества посольство для нас тем приятнее, что как из оной грамоты, так и по изустным помянутого посла представлениям, мы удостоверились в твердом и истинном намерении вашего величества сохранять свято и непоколебимо дружбу и доброе согласие, толь счастливо оным договором восстановленные между обоими государствами.
Во взаимство того мы твердо можем уверить ваше величество, что мы не токмо во всякое время будем соответствовать в полной мере таковым дружественным вашим расположениям и ненарушимо наблюдать все, в оном договоре постановленное, но употребим все способы, дабы поспешествовать, сколько от нас зависеть может, к сугубому утверждению связей и доброго соседственного согласия для блага обоюдных наших подданных.
Приятно было бы для нас, если бы мы и по всем прочим представлениям оного посла касательно изъясненных им желаний вашего величества могли последовать токмо единым побуждениям сердца нашего и дать ныне же ответ удовлетворительный; но, предпочитая всему пользу Богом вверенной нам империи, и потому желая прежде всего удостовериться, поколику сии представления могут соответствовать существенным выгодам наших подданных, мы избрали одного из приближенных к нам государственных чиновников и, назначив его в качестве чрезвычайного и полномочного посла нашего к вашему шахову величеству, повелели ему, чтобы он, собрав на месте подробные о тех предметах сведения, донес нам обо всем обстоятельно. Мы искренно желаем, чтоб сии сведения нам доставили возможность, согласно с нашим расположением, сделать угодное вашему величеству».
Вскоре после отъезда персидского посла, высочайшим указом 29 июня 1816 г., генерал-лейтенант Ермолов назначен чрезвычайным послом в Персию, командиром отдельного грузинского корпуса и управляющим гражданскою частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях.
Алексею Петровичу Ермолову поручено привести к скорейшему окончанию разграничение по Гюлистанскому трактату и на месте убедиться, не представится ли возможным уступить некоторые земли Персии, без нарушения, конечно, наших собственных интересов.
«Каковы бы ни были обстоятельства, – писал ему император Александр[293], – подавшие повод к сему домогательству, нельзя не согласиться в том, что такое требование о возвращении земель по заключении договора, силою которого они торжественно уступлены, должно показаться довольно странным. Само по себе сие предложение не заслуживало бы никакого уважения, но в отношении принятой мною системы для блага общего, которое, по моему понятию, должно быть нераздельно с существенными пользами моих подданных, оно представляется в другом виде. Все мои усилия в последней достопамятной войне, толь успешно конченной, не имели иной цели, как только привести дела в такое положение, чтобы Европа воспользовалась всеми выгодами, кои доставить может мир прочный и продолжительный. Намерения мои исполнились, и теперь первая обязанность государей и первая потребность народов должны состоять в том, чтобы сие положение дел нерушимо сохранилось. Пример главнейших держав в твердом последовании благоразумной и скромной политике паче всего может тому содействовать, и в сем отношении Россия, по своей обширности, по изобилию всяких способов и особенно по воинской силе своей, больше всех других держав обращает на себя общее внимание, а потому я поставил непременным себе правилом стараться всеми мерами, дабы утвердилось мнение, что преобладание России, доколе я буду управлять ею, обратится единственно к охранению общей безопасности, и что не от нас возникнуть может вновь система общего ниспровержения и разрушения, толь долго свирепствовавшая над Европою во времена Наполеонова владычества. Последуя сему правилу и дабы не подать даже повода к подозрению, что мы имеем честолюбивые виды насчет Персии, я решился, не отвергая вдруг сих домогательств, принять в соображение, нельзя ли в самом деле уступить Персии какие-нибудь земли, в удержании коих нет для нас совершенной необходимости, но за то получить другие выгоды и сим образом найти средство к удовлетворению сей державы без ущерба пользы собственной; ввиду же общего понятия поставить явное доказательство, что я первый на самом деле исполняю те правила, о коих другим державам проповедую».
Польза России требовала, чтобы христианское население ни в каком случае не было возвращено Персии, чтобы оно было обеспечено от неприятельских вторжений, а следовательно, чтобы граница между двумя державами была выгодная и удобная для укрепления. После присоединения нескольких ханств к составу империи вся цель войны с Персией заключалась в том, чтобы постановить границу по рекам Куре, Араксу и Арпачаю. Естественная граница, обозначенная течением этих рек, представляла существенные выгоды: она устраняла всякие споры о принадлежности смежных пунктов тому или другому государству и дозволяла однажды навсегда учредить дела в таком порядке, что на будущее время не могло бы встретиться никакого повода к взаимным неудовольствиям. Поэтому, не отказываясь совершенно уступить некоторые земли Персии, император Александр, «при недостатке местных сведений о том крае», поручил Ермолову, если представится возможным, выговорить перенесение границы на реки Куру, Араке и Арпачай. «Но буде нельзя приобрести сего иначе, как только силою оружия, – писал государь, – в таком случае бесполезно было бы заниматься сею мыслью, а должно удовольствоваться нынешнею границею и стараться только о том, чтобы из нее извлечь как можно больше пользы. Впрочем, всякая война, без явного к тому повода со стороны Персии и предпринятая для того только, что нам нужно приобрести новые выгоды или удобности, была бы война несправедливая и, следственно, противная принятым мною правилам. Я совершенно чужд всякого помышления о новых завоеваниях, а желаю только, чтобы мир с Персиею сохранился, и дружественные сношения с нею утвердились, и для того при обозрении новых границ вы должны не упускать из вида сего миролюбивого моего намерения».