[371] и кочующие караногайцы, богатым скотоводством полезные государству и перевозкою на весь левый фланг линии доставляемого из Астрахани морем провианта приносящие величайшую казне пользу, по худому свойству земли не только не имеют ее, для скотоводства избыточно, ниже для хлебопашества достаточно, и что единственное средство доставить им выгоды и с ними совокупить спокойствие и безопасность есть занятие земли, лежащей по правому берегу р. Терека».
С другой стороны, удаляя левый фланг линии от Терека, мы приобретали еще ту выгоду, что переводили войска в места более здоровые и избавляли их от той смертности, которой способствовали низменные берега этой реки, покрытые почти сплошь непроходимыми камышами.
Продолжая постепенно линию крепостей через землю кумыков до р. Сулака, мы закрывали Кизляр, бывший неоднократно предметом для нападений горцев и по своей важности в крае заслуживавший полного обеспечения. Приближаясь, таким образом, со стороны Кавказской линии к Дагестану, мы могли учредить сообщение с богатейшею Кубинскою провинциею, а оттуда с Грузиею, путь в которую был до сих пор только один через горы, и притом часто пересекаемый снежными завалами. «Мимоходом в Дагестан, – доносил Ермолов[372], – через владения шамхала[373] Тарковского, овладеем мы соляными богатыми озерами, довольствующими все вообще горские народы, не исключая чеченцев. До сего времени шамхал не помышлял отдать их в пользу нашу и уклонялся принять войска наши в свою землю; теперь предлагает взять соль, а войска я расположу у него как особенную милость вашего императорского величества за его верность, которые (войска) нужны нам для обеспечения нашей дороги в Дагестан».
До назначения Ермолова главнокомандующим был уже на р. Сунже редут Назрановский, прикрывавший дорогу от Моздока в Грузию. Для большего обеспечения этой дороги Ермолов приказал в течение лета 1817 г. построить еще одно укрепление на р. Сунже (близ нынешней ст. Михайловской), которое и было названо Преградным станом[374]. В октябре укрепление это было уже готово и стоило казне 2568 рублей, из коих на 1925 рублей было куплено инструментов, оставшихся годными и для следующих построек.
Смотря, как русские войска трудились над возведением укрепления, чеченцы не решались сделать нападения. Побуждаемые женами и матерями, они хотя и собирались несколько раз в виду укрепления, но потом снова расходились.
Первый гарнизон Преградного стана состоял из одной роты Владикавказского гарнизонного полка, двух орудий 19-й артиллерийской бригады и сотни казаков[375]. Неимение в черте укрепления воды составляло главный и весьма важный недостаток вновь построенного укрепления. Воду приходилось брать из р. Сунжи, в расстоянии от крепостных ворот в 380, а от укрепления по прямой линии в 250 саженях. Чтобы не подвергать опасности посылаемых за водою, Ермолов приказал весь лес за р. Сунжею вырубить на пушечный выстрел[376].
Все эти меры крайне беспокоили чеченцев, но главнокомандующий, не привыкший останавливаться на полумерах, готовил им новые заботы. «Надобно, ваше императорское величество, воспользоваться сим временем, – писал Ермолов[377]. – Остается построить две крепости. Как скоро можно будет проехать горы, я сам буду на линии, все увижу своими глазами и изберу место для заложения одной из них. Ожидаю, что чеченцы не позволят нам спокойно продолжать работ, а как я не имею довольно войск на линии, чтобы составить и достаточное число рабочих, и прикрытие им надежное, то отделяю из Грузии два батальона; но за всем тем предприятие будет небезопасное: здесь малейшая неудача худые имеет следствия, и потому всеподданнейше испрашиваю повеления прибавить один егерский комплектный полк к войскам на линии и смею сказать мнение мое, что в Крыму находящиеся, по сходству климата, наиболее к тому способны.
Не предприемлю я занятия вдруг всей речки Сунжи, ибо оно потребовало бы чрезвычайных средств и гораздо большего числа войск; но, укрепляясь постепенно и переводя войска с теперешней линии, через два года все течение Сунжи будет в руках наших, и, дав спокойствие линии, мы не будем населять горы увлекаемыми в плен подданными вашего императорского величества и переносить наглые поступки чеченцев и, крови их не проливая, заставим для собственного счастия переменить разбойнический образ жизни. Рано или поздно надобно, государь, приступить к сему; но теперь повсюду мир и спокойствие наиболее благоприятствуют. Кавказская линия требует защиты, а я желаю, чтобы в царствование вашего императорского величества воспользовалась она безопасностью и спокойствием.
В 1820 г. должно быть исполнено все, о чем я имею счастие доносить вашему императорскому величеству, разве воспрепятствуют чрезвычайные случаи, которых я отвратить не в силах. Издержки, на сие употребленные, будут весьма умеренны и щедро вознаградятся приобретенными выгодами.
Если благоугоден будет план сей, нужен на имя мое высочайший указ в руководство и непременную цель преемникам моим. В предложении моем нет собственной моей пользы, не могу я иметь в предмете составить военную репутацию мою на счет разбойников, и потому в расчет мой входят не одни средства оружия. Не всякого однако же на моем месте могут быть одинаковы виды».
Император Александр повелел отправить из Крыма в распоряжение Ермолова 8-й егерский полк[378], но с тем, чтобы он оставался на линии только до окончательного занятия р. Сунжи, а затем был возвращен в Крым.
Несмотря на все меры, принятые Ермоловым, хищничество на линии продолжалось, и не проходило почти ни одного дня, чтобы горцы не уводили в плен детей, женщин, работавших в поле, и не угоняли скота и лошадей. В селениях, ближайших к границе, горцы врывались даже в дома и уносили вещи и домашнюю утварь. Кисловодске укрепление и Ессентукский пост, станицы Мекенская, Новогладковская, Щедринская, Червленная, селение Прохладное, Солдатское на Малке, Прочноокопская и Усть-Лабинская станицы, форштадт крепости Кавказской, Бабуковский пост и даже окрестности Владикавказа были подвержены неоднократным нападениям. Хотя при каждом вторжении хищники терпели поражение и были преследуемы, но предупредить вторжение не было возможности. С покрытием р. Терека льдом путь для них был открыт повсюду. Расставленные в некоторых местах казачьи пикеты не приносили пользы и сами подвергались опасности быть вырезанными при появлении горцев в более или менее значительной партии. Командовавший на линии войсками генерал-майор Дельпоццо упразднил все посты по р. Тереку, располагал их днем на открытых местах, а ночью, где был лес, ставились секретные известительные пикеты[379]. Охранявшие линию казаки, потерявшие в разное время лошадей, не могли завести новых, а у тех, у которых остались, они были в весьма плохом состоянии от беспрерывной сторожевой службы. При таком обеспечении линии хищничество приняло громадные размеры: ловил ли казак рыбу, отправлялся ли обыватель на сенокос, он мог ожидать нападения и должен был думать о защите от хищников, подползавших среди белого дня или скрывавшихся в лесу в ожидании добычи.
Ермолов приказал повесить нескольких чеченцев, захваченных в плен на хищничестве, а тем селениям, где укрывались хищники, объявить, что если жители примут и станут скрывать их, то селение будет истреблено. В обеспечение же жителей наших селений приказано в каждой станице иметь ночной караул на углах станичной ограды и на выездах; около станиц делать ночные объезды в разное время ночи. Главнокомандующий писал, что исследование нескольких случаев воровства показывает, что казаки сами тому содействуют, а полковые начальники и станичные атаманы не имеют должного надзора. Для побуждения последних к деятельности было приказано, чтобы в тех случаях, когда грабеж будет произведен без всякого насилия со стороны хищников, что докажет бездеятельность охранной стражи, тогда для удовлетворения ограбленного описывать и продавать имение станичного атамана, а его самого сажать в крепость[380].
Столь строгие меры вызваны были уверенностью главнокомандующего, что казаки во многом сами виноваты. По словам Ермолова, он нашел у казаков нерадивое отправление службы, отсутствие дисциплины и ослабевшую воинственность, которым предпочтены были частные выгоды начальников, снискиваемые непозволительными средствами. Главнокомандующий нашел «чиновников сих войск, вдавшихся в ябеды и распутства, и некоторых из них даже в участии в воровствах с заграничными хищниками». Злоупотребления всякого рода так вкоренились в них, что Ермолов испрашивал себе власть без высочайшего разрешения лишать по суду офицеров чинов до штаб-офицера. Такая мера была особенно необходима для офицеров-мусульман, из которых многие, имея русские чины, занимались открыто разбоями и грабежами[381].
«Довольно, – писал Ермолов генералу Дебу[382], – со стороны вашей одного равнодушие к беспорядкам, чтобы подчиненные, в свою очередь, были совсем нерадивы или даже негодны. Поверьте, ваше превосходительство, мне трудно делать подобные замечания генералу, и еще менее умею я повторять их».
В Петербурге не могли понять причины, почему на Кавказской линии происходят хищничества, и начальник главного штаба князь Волконский просил сообщить ему о причинах, побуждающих горцев к враждебным против нас действиям[383]