[390]. Чтобы сколько-нибудь облегчить столь усиленный труд строевых солдат и имея в виду постройку в будущем еще нескольких крепостей, Ермолов просил прислать в Георгиевск одну пионерную роту. Император Александр повелел находившуюся при грузинском корпусе пионерную роту разделить на две части, сформировать две полные комплектные роты и, составив таким образом полубатальон, наименовать его восьмым пионерным полу батальоном, с тем чтобы одна рота этого полубатальона находилась в Грузии, а другая на Кавказской линии[391]. Полу-батальон был сформирован лишь в конце года и не мог принять участия в возведении крепости Грозной, постройка которой была окончена в половине октября 1818 г. Перенесение линии с Терека на Сунжу отнимало у чеченцев большую часть плодородной земли и стесняло их свободу в хищничестве. Низменное пространство земли и обширные луга, лежавшие между Тереком и Сунжею, с давних пор служили чеченцам местом для посева хлеба и прокормления скота.
Чеченцы, а за ними и все прочие племена Дагестана неприязненно смотрели на построение Грозной и не могли не сознавать, что час их пробил и «что пришло время перестать обманывать российское правительство». Они ясно видели, что теперь русские не намерены более верить их клятвам и обещаниям, что заключение с ними трактатов и мирных условий отложено в сторону, а взамен того приняты систематические меры к упрочению русского владычества между народами Чечни и Дагестана, не признававшими до сих пор ничьей посторонней власти.
Чеченцы видели, что теперь положен предел их набегам и хищничеству, производившему повсюду такой ужас, что по Военно-Грузинской дороге можно было следовать не иначе как с прикрытием, при котором всегда находилось несколько орудий. С занятием Сунжи каждый набег делался для чеченцев более затруднительным и часто кончался совершенным истреблением хищнических партий.
Страшась за свое имущество и семейства, чеченцы ближайших к нам селений скрылись в горы и леса и жили в устроенных наскоро шалашах. Жены и дети их были в постоянной готовности по первой тревоге оставить и эти скромные жилища. Принудительное переселение или, лучше сказать, изгнание в необитаемые горные пространства, недостаток в жизненных потребностях и другие лишения породили между переселенцами болезни, от которых гибли целые селения. Видя безвыходное положение, многие из бежавших явились с покорностью, получили прощение и дозволение селиться на низменных местах, между реками Тереком и Сунжею.
Оставшиеся в горах всеми мерами старались между тем выставить обиду, им нанесенную, как посягательство на свободу всех вольных кавказских народов. Они предсказывали такую же участь и всем остальным обществам Дагестана, если те не соединятся с ними и общими силами не отвратят угрожающей гибели.
Ввиду всеобщей опасности горцы соединились в одно целое и, решившись отстаивать свою независимость, отчаянно нападали на наши лагери и транспорты, старались наносить нам как можно более вреда и препятствовать устройству новой Сунженской линии. В этих нападениях содействовали им, по родству и дружбе, и те чеченцы, которые приняли на себя название мирных и поселились между реками Тереком и Сунжею.
– Мне не нужны мирные мошенники, – говорил Ермолов и требовал выдачи пленных.
«Пленных и беглых солдат, – писал он[392], – немедленно отдать. Дать аманатов из лучших фамилий и поручиться, что, когда придут назад ушедшие в горы, то от них будут русские возвращены. В посредниках мне нет нужды… довольно одному мне знать, что я имею дело с злодеями.
Пленные и беглые – или мщение ужасное.
Всем муллам, старшинам и почетным людям объявлено, что отныне в делах с чеченцами не будет допущено ничье посредничество, ничье ручательство не будет принято, кроме аманатов, отвечающих за все беспорядки и грабежи[393].
– Живите смирно, – говорил Ермолов горцам, – не делайте воровства, грабежей и смертоубийств; занимайтесь хлебопашеством и скотоводством: вы будете покойны, богаты и счастливы; в противном случае за всякое с вашей стороны буйство, за всякое воровство, грабеж и смертоубийство аманаты ваши будут отвечать головою.
Для выдачи и перемены аманатов старшины должны были являться прямо к начальнику кордона; ему же приносить жалобу в случае притеснений, делаемых русскими войсками. Таким образом, деревни избавлялись от дани, которую платили посредникам за бесполезное их ходатайство. Зато посредники, и преимущественно владельцы, лишались выгод, а потому высказывали при каждом случае свое неудовольствие и враждебность к русскому правительству. Они распускали слухи в горах и между мирными чеченцами, что русские уговаривают их оставаться спокойными и заниматься сельским хозяйством для того только, чтобы впоследствии воспользоваться их имуществом, а их самих, разорив, выгнать в горы[394]. Главнокомандующий просил не верить пустым разглашениям неблагонамеренных людей, оставаться покойными и вкушать удовольствие в кругу своих семейств.
– Я вас уверяю, – говорил Ермолов, – что русские не имеют намерения искать вашей погибели или разорения и что собственность ваша, согласно с вашим поведением, останется навсегда неприкосновенною и в целости. Если и впредь дойдут до вас подобные ложные слухи, в таком случае, не теряя времени, должны несколько из известных мне старшин немедленно явиться ко мне с объяснением, и тогда я буду иметь способ вселить в них полную ко мне доверенность, успокоить и научить их мирно жить в домах своих.
Слова эти не внушили чеченцам доверия к главнокомандующему, и, видя, что на земле их строится укрепление, они волновались, хищничали, разбойничали и бежали в горы. Зная, что горцы вообще готовы все обещать и потом не исполнить данного слова, Ермолов начал с того, что приказал живших на андреевских землях чеченцев выгнать из владений, как единственное средство достигнуть покоя. Разрешено оставить только тех из них, за которых поручатся все князья андреевские, аксаевские и костюковские, и затем за каждое воровство или разбой должны отвечать сами князья и уздени, которых Алексей Петрович грозил лишить достоинства, отнять имение и выгнать в Чечню. Лучше от Терека до Сунжи, говорил он, оставить степи, нежели в тылу укреплений наших, учреждающихся по Сунже, терпеть разбойников.
С этою целью, целые деревни: Осман-Юрт, Кара-Агач, Байрам-Аул, Хасав-Аул, Генже-Аул, Бамат-Бек-Юрт и Казах-Мурза-Юрт были сняты и под конвоем препровождены до границ чеченских.
«Сих приказываю выгнать тотчас, – писал Ермолов[395], – и Боже избави того, кто посмеет ослушаться. Советую исполнить без потери времени, ибо когда придут войска в андреевские владения, тогда уже поздно будет помышлять о том. Я не люблю слышать о беспорядках и не советую допустить меня видеть их собственными глазами».
Чеченцы, жившие в Костюковской и Аксаевской деревнях, также отправлены в горы; русские войска при вступлении в андреевские владения приказано встречать всем князьям и узденям вместе; если же кто ослушается, писал главнокомандующий, «то представьте мне неповинующегося князя или узденя, и это будет последнее в жизни такового неповиновение»[396].
Владельцам селений, лежавших на берегу р. Терека, приказано выгнать также в Чечню всех тех, которых целое селение признает неблагонадежными; оставить тех, которые замечены спокойными. В случае воровства каждое селение обязано выдать вора, а если он скроется, то его семейство. Но если жители дадут средство к побегу всему семейству вора, то целое селение предается огню. Точно так же обещано поступить с селением и в том случае, если жители, видя, что хищники увлекают в плен русского, не отобьют его или не отыщут; из такой деревни за каждого русского, взятого в плен, приказано брать в солдаты по два человека туземцев.
Известно было, что без пособия и укрывательства самих владельцев горцы не могли проезжать от реки Сунжи, и потому по всему пространству своих земель владельцы должны были иметь постоянные караулы. Если же затем, по исследованию, окажется, что жители беспрепятственно пропустили хищников и не защищались, «то деревня истребляется, жен и детей вырезывают».
«Таким образом, – писал Ермолов[397], – жители, по-прежнему продолжая воровство и разбои, непременно истреблены будут, или от них зависит, занимаясь спокойно хозяйством и проводя жизнь в тишине, пользоваться богатою землею и всеми выгодами, и русские не только не сделают ни малейшей им обиды, но готовы оказать пособие, обогащая их торговлею и свободным сообщением. Предупреждаются владельцы, что через десять дней караулы должны быть на своих местах и строго осмотрены будут».
Крутые меры главнокомандующего не нравились горцам. Русский топор, расчищавший на пушечный выстрел пространство вокруг крепости Грозной, произвел значительное волнение в Чечне и даже в Дагестане. Горцы сознали, что не ружье и пушка, а топор покорит их. Чеченцы не опасались разорения своих скромных хижин, постройка которых им почти ничего не стоила, но они страшились за свои поля, луга и скот. Захват скота и уничтожение полей с проведением просек становились более легкими для русских войск. Чеченские депутаты просили помощи, и горцы собрались на совет, приглашая присутствовать в нем шамхала Тарковского и уцмия Каракайтагского, как ближайших своих соседей. О первом они знали как о лице, преданном России, но слабом и не имеющем власти над подданными, а второго надеялись склонить на свою сторону. Ни тот ни другой не воспользовались приглашением и отклонились от участия в собрании: шамхал – как человек, действительно расположенный к России, а уцмий – как человек, находивший временно выгодным показат