Едва бой разгорелся на всем пространстве, как вдруг, совершенно неожиданно, из бокового ущелья нанесло такой густой туман, что он скрыл противников: они не видали друг друга. Главнокомандующий приказал прекратить огонь и поручил начальнику штаба, генерал-майору Вельяминову, пользуясь туманом, подойти к окопам и взять их штурмом. Две роты Троицкого, одна Кабардинского и одна Егерского полков подошли незамеченные на расстояние не более шестидесяти шагов. Полковник Базилевич поставил два орудия против оконечности окопов и первым картечным выстрелом произвел беспорядок среди неприятеля. Менее чем в пять минут половина окопов была уже в наших руках. Страшная суматоха и неурядица поднялись между горцами. Стесненные повсюду, они бросились бежать, и многие обязаны были своим спасением только густому туману. Город быстро очищался; засевшие в мечети были переколоты. Аварский султан, брат его Гасан-хан и знаменитый в горах Сеид-эфенди, проповедовавший необходимость истребления христиан, бежали в горы.
Большой Дженгутай, главное селение Мехтулинского ханства, после разграбления был предан огню, среди которого русские войска двое суток стояли биваком. Селение Малый Дженгутай, оставленное жителями, скрывшимися в горах, было также сожжено высланным туда отрядом.
Горцы, никогда не видавшие в своих селениях наших войск, были объяты ужасом; идея о неприступности их жилищ мгновенно исчезла. Короткая по времени, но значительная по результатам экспедиция Ермолова произвела сильное впечатление на умы народа всего Северного Дагестана. Окрестности были пусты на далекое расстояние, и только люди со смелым характером возвращались в свои дома, прося помилования и принося хлеб-соль. Ермолов встречал их грозно.
– Знаете ли вы, – говорил он, – против кого осмелились поднять оружие? Знаете ли вы все могущество русского императора?
Перед ними стояла грозно-величественная фигура главнокомандующего, суровый взгляд которого пронизывал насквозь присутствующих.
В нем взора луч – как молнья блещет.
В нем гнева речь – как в тучах гром.
После сильных угроз Ермолов объявил прощение, привел к присяге и дозволил возвратиться в дома, с тем, однако, условием, чтобы на будущее время горцы в точности исполняли все обязанности. Акушинцы прежде других воспользовались прощением и разошлись по домам. Ермолов с удовольствием уклонился от действия против них, «ибо, – доносил он[446], – и войска, коими я командовал, утомлены были, и с малым числом их трудно так кончить, как приличествует славе оружие вашего величества». Тем не менее Алексей Петрович находил, что в будущем смирить акушинцев необходимо, иначе в Дагестане будут вечные беспокойства и не будет верного сообщения Кавказской линии с Дербентом, без которого обойтись нам было невозможно, так как туда могли быть доставляемы морем продовольственные и боевые запасы. С покорением акушинцев большая часть Дагестана переходила во власть нашу, но занятие этой части горной страны требовало значительного числа войск, и Ермолов просил об усилении Грузинского корпуса.
«Удостойте, государь, – писал он, – милостивого взгляда донесение мое. Я видел собственными глазами довольно большую часть Дагестана, видел население его и удостоверился, что страна сия может во многих отношениях приносить нам великую пользу или быть весьма опасною в случае войны с собственными державами. И без намерения смирять страну сию оружием должен был я просить о прибавлении к Грузинскому корпусу трех полков пехоты и двух рот легкой артиллерии. Чрезвычайное земли пространство, неодолимые препятствия в скором войск соединении или перемещении, сильные в средине народы, нам враждебные, все убеждает меня просить об укомплектовании корпуса в три дивизии пехоты.
Соизволите, ваше императорское величество, удостоить внимания, что я, кроме артиллерии, не имел с собою ни одного человека из войск, линии принадлежащих, и что по самой необходимости Кабардинский полк мог из Кахетии попасть в Дагестан. Так повсюду войск здесь недостаточно».
Этот недостаток в боевых средствах заставил главнокомандующего после нескольких сильных угроз объявить горцам прощение и дозволить возвратиться в свои дома, с тем, однако, условием, чтобы на будущее время горцы в точности исполняли все обязательства. Описавши в прокламации к народу поступки аварского хана, главнокомандующий объявил его изменником и именем императора лишил генерал-майорского чина и получаемых им 500 рублей жалованья.
Из Дженгутая, через Параул, Ермолов перешел в Карабудагкент, отстоявший на восемь часов езды от г. Башлы, в окрестностях которого действовал отряд генерал-майора Пестеля.
Пестель, по приказанию главнокомандующего, выступил 14 ноября из Дербента по дороге к Дарбаху. Беспрерывная вьюга, глубокий снег и мороз препятствовали быстрому движению, и Пестель с большими затруднениями достиг до р. Малой Бугами. В отряде его был большой недостаток патронов и артиллерийских зарядов;
в дербентском артиллерийском парке не было почти вовсе запасов. Пестель должен был вытребовать четыре ящика патронов из Кубы и Зиахура и, раздав их отряду, состоявшему из 1800 человек, едва мог снабдить каждого солдата не более как 60 патронами. Недостаток подвод делал подвоз провианта из Дербента затруднительным; дрова доставлялись с большим трудом, а лошадей, за выпавшим снегом, кормить было нечем; они питались небольшим количеством фуража, доставленного шамхалом. Медленность движения Пестеля дозволила горцам приготовиться к обороне. Каракайтагцы, акушинцы и другие их соседи укреплялись в Хан-Мамед-Кале, куда ожидали прибытия и беглого Ших-Али-хана.
Уцмий вел себя двулично; боясь повредить сыну, он казался спокойным, но добровольно позволил занять Хан-Мамед-Кале и помогал возмутителям. Его сын, которого он просил возвести в достоинство уцмия, по приказанию Ермолова, был взят и отправлен в Дербент. Адиль-хан жаловался на это, но главнокомандующий отвечал, что того требуют обстоятельства, что он приказал отвести ему в Дербенте особый дом и сделает все, что можно лучшего, для семейства и самого Адиль-хана. «Полезно, однако же, – писал Ермолов[447], – чтобы ваше высокостепенство более полагали надежды на российское правительство и знали, что не Дагестан сделает вам добро. Верьте мне, и будете довольны».
Генерал Пестель прошел между тем через деревни Хан-Мамед-Кале, Дели-Чобан, Берекей и Джими-Кенд, разорил их до основания, разогнал мятежников, сжег все их хозяйственные запасы и подошел к с. Башлы. Предуведомленные о движении русского отряда, башлинцы отправили свои семейства в горы, но имущества всего забрать не успели, надеясь защитить его собственными силами. С приближением же войск к укреплениям они бросили их и ушли в горы, оставив в наших руках несколько фальконетов и одну небольшую пушку. Селение Башлы было занято нашими войсками, уцелевшие дома были преданы огню, запасы хлеба, скрытые в ямах, истреблены, и сено сожжено. Жители окрестных селений прислали к Пестелю кадиев для испрошения прощения, с обещанием служить русскому императору. Приняв их милостиво, Пестель потребовал, чтобы к нему были приведены старшины деревень, и, опасаясь быть задержанным непогодою, выступил обратно в Дербент[448].
В это же время главнокомандующий присоединил к России навсегда селения: Кулецму, Урум, Оглы, Апши и отдал их в управление особого лица, которому они должны были повиноваться. Жители селений Мюрага, Утемиш, Алходжа, Гаша, Хусейн-Кенд, Кая-Кенд, Мамаул, Малые Гимры и Бурдаки, как оказавшиеся верными, объявлены по-прежнему вольными. «Закон ваш будет уважаем, – писал им Ермолов[449]. – Никогда войска российские не тронут вашего имения, напротив – будут вас защищать. Кроме великого российского государя, вы никому не должны повиноваться; войскам дано повеление признавать вас государя подданными».
Проходя с войсками через Андреевские селения и осмотрев их, Ермолов убедился, что это одно из самых важных мест на всем левом фланге Кавказской линии. Андреевское селение было центром, торговым рынком, снабжавшим горские народы всеми жизненными потребностями: здесь скотоводство их в зимнее время имело убежище, здесь горцы покупали и выменивали все продукты. Жители Андреевских селений не имели никакого образа правления, жили в несогласии между собою, в разврате всякого рода и имели связи с горцами, вредные нашим интересам. Старший князь Кара-Мурза-Темиров был человек преклонных лет, преданный безмерному пьянству и потому имевший весьма малое влияние на соотчичей.
Предполагая среди Андреевских селений построить укрепление, для постоянного пребывания в нем батальона пехоты, Ермолов решился вместе с тем ввести среди населения правильно организованное управление. Удалив Кара-Мурзу-Темирова, главнокомандующий назначил старшим князем майора Шефи-бека-Темирова, человека умного, благонамеренного, преданного России, несколько раз бывавшего в Петербурге и Москве. Назначив селение Андреевское постоянным местом жительства старшего князя, Ермолов требовал, чтобы Шефи имел строжайший надзор за жителями и не допускал беспорядков; чтобы он уничтожил пленнопродавство, принимание и удерживание у себя русских солдат и не дозволял хищникам иметь пристанища в селениях, вверенных его управлению. Объявляя о назначении старшим князем Шефи-бека-Темирова, главнокомандующий требовал от жителей полного ему повиновения.
«Предупреждаю вас, – писал Ермолов андреевцам[450], – что я требую лучшего поведения и порядка, нежели каковые доселе заметил я между вами. Бойтесь быть непокорными, ибо старший владелец будет исполнять собственные мои приказания. За каждым действием вашим буду я иметь наблюдение. Предвижу я, что некоторые из вас будут старшему владельцу делать препятствия в отправлении его должности, но я предостерегаю вас, что таковые наказаны будут свыше их ожидания. Для собственного блага вашего буду я строг, ибо я с неудовольствием вижу, что ни владельцы, ни уздени не поступают прилично их званию, и такового беспорядка между подданными великого моего государя не должен и не могу переносить более. На старшего владельца возложил я обязанность смотреть за управлением принадлежащими вам селениями, ибо нет еще двух недель, как большая часть оных были с оружием против российских войск, и вы, владельцы, спокойно смотрели на оное. Я еще ожидаю, что вы будете разуметь обязанности верноподданных, и Боже сохрани, если не найду в вас большего усердия и верности».