Вижу, храбрые товарищи, что не вам могут предлежать горы неприступные, пути непроходимые. Скажу волю императора – и препятствия исчезают пред вами. Заслуги ваши смело свидетельствую пред государем императором – и кто, достойный из вас, не одарен его милостью?»
Окончив блистательным образом зимнюю экспедицию 1819 г., Ермолов оставил на зиму в селениях Мехтулинского ханства войска под начальством полковника Верховского. В состав этого отряда вошли: два батальона 42-го егерского[505], два батальона Ширванского, две гренадерские роты Апшеронского и Куринского пехот, полков, сотня линейных казаков, шесть батарейных орудий роты № 1 19-й артиллерийской бригады, шесть легких орудий сводной полуроты капитана Семчевского и конно-казачье орудие.
Войска эти были расположены в Казанищах[506], Кака-Шуре[507], Буйнаке[508] и других, причем на полковника Верховского возложено и гражданское управление как в Мехтулинском ханстве, так и в других обществах Дагестана. Напомнив полковнику Верховскому о передаче во власть шамхала деревень, принадлежавших прежде Султан-Ахмед-хану Аварскому и умершему Хасан-хану[509], главнокомандующий писал ему, что «шамхал в селениях сих учредит своих наибов и собственное по произволу распоряжение. От вас зависеть будет наблюдение над спокойным и безмятежным их пребыванием. Уголовные преступления подлежат непосредственному разбирательству военного начальства. В распределении повинностей относительно войск вы действуете через шамхала»[510].
Приняв под покровительство императора детей умершего Хасан-хана Дженгутайского, Ермолов оставил за ними владение отца их[511]и для управления населением назначил наибом Тахмасб-хан-бека, которому запретил делать какие бы то ни было распоряжения без разрешения полковника Верховского.
«Пребывание Тахмасб-хан-бека должно быть в Дженгитае, – писал Ермолов Верховскому, – но ему приказано от меня сколь можно чаще объезжать селения, наблюдая за порядком и повиновением. Не бесполезно нам будет посылать и собственных для надзора чиновников…
Полагаясь на известное мне благоразумие ваше, уверен я, что вы согласите выгоду войск, сколько возможно, со спокойствием жителей и что кроткое и справедливое ими управление оставит в них добрую о пребывании войск ваших память. Вы столько же, как и я, хорошо знаете, что лучший способ приобрести их признательность есть уравнительная раскладка повинностей. Распоряжения ваши учредите вы по усмотрению обстоятельств в случаях, которых я не мог предвидеть».
29 декабря главнокомандующий оставил покоренную область и отправился в Дербент, для окончательного устройства дел и введения русской администрации в большей части Дагестана. Еще во время пребывания Ермолова в Акуше старшины двух казикумухских магалов (уездов) явились к нему с покорностью, приняли присягу и отказались повиноваться изменнику Сурхай-хану. Главнокомандующий принял их ласково и объявил, что поручает управление магалами Аслан-хану Кюринскому. Находившегося в Тифлисе сына Сурхай-хана приказано арестовать и отправить в Темнолесскую крепость; прислугу его также разослать по разным местам[512].
Жившему по соседству с Казикумухом каракайтагскому народу объявлено, что отныне он будет управляем, по своим обычаям, беками и кевхами, а по духовным делам – кадием и будет зависеть единственно от русского императора и ни от кого более. Уцмием никто быть не может без утверждения императора, и «сего достоинства, – писал Ермолов[513], – не иначе достигнуть можно, как отличною верностью, большими трудами и усердною службою». Разрешая каракайтагцам в течение 1820 г. не платить никаких податей, А.П. Ермолов объявил, что на будущее время все доходы, принадлежавшие уцмию, должны поступать в казну и что правительство, в облегчение народа, примет все меры к уменьшению по возможности денежных сборов.
Запрещая всякого рода грабежи, покровительство хищникам, прием беглых наших солдат и пленнопродавство, Ермолов выражал уверенность, что народ каракайтагский для собственного блага свято сохранит данную им присягу, «и правительство твердо надеется, что он никогда не нарушит оной».
Точно такое же управление введено и в гамри-юзенском обществе[514]. Унцукульцы также искали защиты и покровительства русской власти, но Ермолов объявил им, что до тех пор не войдет с ними в переговоры, пока из селения Аракана не будет удален «беглый мошенник» Ших-Али-хан.
Составляя главную часть общества, говорил Ермолов унцукульцам, вы можете принудить к тому жителей Аракана, сторону которых держат не более двух селений.
В случае согласия унцукульцев исполнить требование главнокомандующего полковник Верховский должен был привести их к присяге, взять аманатов и отправить их в Кизляр, а на общество наложить самую незначительную дань, как знак зависимости их от России[515].
Не желая иметь неприязненных столкновений с соседями, унцукульцы отказывались от принуждения жителей селения Аракана изгнать Ших-Али-хана, но лично за себя ручались оставаться покойными. Мехтулинцы также охотно приняли все распоряжения главнокомандующего, выставили, вместе с соседями, до 400 человек народной стражи, которая производила беспрерывные разъезды по указанию шамхала Тарковского, поселившегося в Больших Казанищах. Собственно же для его защиты акушинцы прислали 60 человек самых надежных всадников. В большей части Дагестана было восстановлено полное спокойствие, и «если, – доносил полковник Верховский[516], – случатся там неприятности в отсутствие войск, то сие не иначе может произойти, как через особую беспечность владельца (шамхала Тарковского)».
Вводя русскую администрацию и отторгая владения, Ермолов мало-помалу стеснял район действий главнейших изменников: аварского хана, Сурхая и уцмия. Лишаясь своих владений, они лишались вместе с тем союзников, и прежде всего в лице хана Шекинского (Нухинского).
24 июля 1819 г. скончался после непродолжительной болезни Измаил-хан Шекинский.
«Жалел бы я очень об Измаил-хане, – писал Ермолов князю Мадатову[517], – если бы ханство должно было достаться подобному, как он, наследнику, но утешаюсь, что оно не поступит в гнусное управление, и потому остается мне только просить Магомета стараться о спасении души его.
Я воображаю большую теперь путаницу в ханстве, и не мешало бы тебе там остаться на некоторое время, пока Иван Александрович (Вельяминов 1-й) прислал бы чиновника принять ханство в управление. Кичик-ага, без сомнения, делает там величайшие мерзости, и некому остановить его. Разграбят они имение ханское, а верно у него были кое-какие деньги, которые были бы полезны нам для содержания его семейства, дабы не употреблять на то доходы ханства».
Опасения главнокомандующего были предусмотрены и предупреждены. Остававшийся старшим из военных начальников в г. Нухе майор Дистерло 2-й тотчас же собрал к себе старшин всех четырех магалов и в присутствии их отобрал все ханские печати и приступил к поверке доходов, получаемых ханом. Для предупреждения волнений среди жителей генерал-лейтенант Вельяминов отправил в Нуху, вдобавок к бывшим там войскам, батальон 9-го егерского полка, два орудия и казачий Золотарева полк. Мера эта была необходима в ожидании интриг со стороны родственников умершего и прежней ханской линии. Бежавший в Персию Селим-хан, брат его, слепой Мамед-Хасан-хан, мать Измаил-хана, женщина хитрая и ловкая, а также жена умершего – все эти лица, имея приверженцев, работали каждый в свою пользу. Труды их остались бесплодными, так как Ермолов давно уже решил, при первом удобном случае, лишать ханов их власти и во всех ханствах постепенно вводить русское управление.
Получив известие о смерти Измаила, главнокомандующий, под предлогом неимения прямых наследников, приказал ввести в ханстве Шекинском русское управление на тех самых основаниях, на которых оно введено в Кубинской провинции. Вместе с тем было приказано: привести в известность ханские доходы, не изменяя ни количества их, ни порядка взноса; печать ханскую и мирзу, управляющего делами, взять под стражу, дабы пресечь ему возможность выдавать фальшивые ханские грамоты. Привести в известность грамоты, выданные Измаил-ханом на управление деревнями или на разного рода имущество, данное в собственность; описать собственное имущество хана, долженствующее поступить в казну; составить список всему ханскому семейству с обозначением состоящей у каждого собственности, чтобы определить им приличное содержание от казны.
«Прислугу ханскую, – писал Ермолов[518], – состоящую большею частью из людей, по различию секты в земле нетерпимых, выслать в Персию, написав Аббас-Мирзе, что они пожелали возвратиться в отечество, счастливое благодетельным и отеческим его управлением. Они, будучи в совершенной бедности, обогатились в ханстве, и потому справедливо, чтобы уплатили имеющиеся на них основательные претензии». Мать умершего хана и большая часть его родственников были отправлены в Елисаветполь, кроме жены покойного, оставленной в г. Нухе[519]. Майор Дистерло 2-й назначен комендантом города, а для сбора доходов назначен особый чиновник.
«Отныне впредь, – писал Ермолов жителям[520]