Злобным окопом.
Все эти меры клонились к стеснению чеченцев, которых, писал А.П. Ермолов, «желаю я не иначе прощать, как только в таком случае, когда они средствами существования будут от нас в совершенной зависимости». На этом основании главнокомандующий приказал: тех чеченцев, которые будут просить пощады и помилования, селить на новых местах, но не иначе как на равнинных, сколько возможно далеких от леса и гор, и располагать их селения так, чтобы были накрест две прямые и широкие улицы[603].
Если подобные переселенцы будут замечены во вредных связях с непокорствующими, то таких приказано отправлять опять за р. Сунжу, «а если противиться будут, то понуждать оружием»[604]. Для предотвращения чеченцам всякой возможности к хищничеству главнокомандующий приказал пролагать к земле их дороги, делать широкие просеки, уничтожать леса, служившие притоном для шаек грабителей и средством скрываться перед набегом на наши посты и вновь строящиеся укрепления.
Такими набегами в особенности отличались жители селения Гребенчука. Селение это было притоном и убежищем для всех хищников, а впереди лежавший лес, отделявший селение от линии, был сильною преградою для уничтожения полей, на которых они производили хлебопашество и пасли свои стада. Уничтожить эту преграду было необходимо, и потому 6 марта 1820 г. командир 43-го егерского полка, полковник Греков, переправился у крепости Грозной через р. Сунжу, с отрядом в 2½ батальона пехоты[605], 500 казаков и с тысячью человек мирных чеченцев с топорами.
Заняв селение Топли, лежавшее по эту сторону леса, Греков приступил к рубке деревьев, и через три дня широкая просека привела отряд на Гребенчуковскую поляну. Разорив селение Гребенчук, Греков ринулся в Ханкальское ущелье и занялся окончанием просеки, начатой еще в прошлом году. Вековые леса, покрывавшие высоты по обеим сторонам ущелья, были уничтожены, и отряд 15 марта возвратился в Грозную.
Вслед за тем было приступлено к рубке леса по берегам р. Сунжи, при впадении в нее р. Мартана, и 3 мая заложен редут, названный Усть-Мартанским. Мартанцы и гехинцы отстаивали свою независимость, производили беспрерывные нападения на наши передовые посты, но не имели успеха. Они искали помощи у соседей, но напрасно: дагестанцы, после поражений, нанесенных им Ермоловым, были не в силах оказать содействие, а один из главных двигателей возмущения, Сурхай-хан Казикумухский, ожидая наказания за нападение на Чирахский пост, готовился к обороне и думал только о самозащите. Скрывшись в Хозреке, он собирал войска и укреплялся.
В марте 1820 г. главнокомандующий поручил князю Мадатову, для наказания Сурхая, двинуться в Казикумух. С этою целью был сформирован особый отряд, в состав которого вошли: по одному батальону от 41-го егерского и Куринского полков; 6 рот Апшеронского полка, 14 орудий[606], 100 человек донских казаков и татарская конница из ханств: Ширванского (Шемахинского), Карабагского (Шушинского), Шекинского (Нухинского), Кубинского и Кюринского[607].
Отправляя войска для наказания казикумухского хана и его сообщников, главнокомандующий просил даргинцев оставаться спокойными, не верить разглашениям изменников и воздержать от соединения с Сурхаем тех, которые могут быть обольщены его обещаниями. «Не принимайте к себе сих злодеев, – писал Ермолов даргинцам[608], – не допустите их возмутить спокойствие народа сильного и уважаемого в Дагестане. Мошенники сии всеми презренны, никогда не возвратят того, что потеряли своими злодействами, и вашему спокойствию завидуют. Они готовы навлечь бедствие войны на прекрасную страну вашу и первые спасутся бегством при малейшей опасности. Рассудите, таким ли мошенникам вспомоществовать возможно?»
Собрав 500 всадников карабагских, 300 шекинских и 400 ширванских, несмотря на то что Мустафа-хан Ширванский был зять Сурхая и человек, вполне ему сочувствовавший, князь Мадатов отправил всю эту конницу в г. Кубу, куда и сам поехал кратчайшею дорогою. В Кубе явился к князю Мадатову Аслан-хан Кюринский с 800 отличными всадниками и сопровождал его в Зиахур, где должен был сосредоточиться отряд для экспедиции в Казикумух.
Выступив 1 июля из Кубы и переправившись у Зиахура через р. Самур, князь Мадатов только 10-го числа прибыл в Чирах. Узкое ущелье, по которому пролегала дурная, но единственная дорога, ведущая в Казикумух, крутые и каменистые горы заставляли перевозить тяжести и орудия на людях. Дорога эта и представляла почти сплошную теснину, чрезвычайно трудную для прохода войск. Вековые леса покрывали горы от подножия до крутизны. Бурные потоки, образуемые сильнейшими дождями, часто заваливали огромными каменьями единственную тропу, ведущую в горы. В течение десяти дней похода солдаты были измучены настолько, что князь Мадатов по необходимости должен был дать им один день отдыха и затем уже двинуть в Хозрек, где собрался неприятель.
Селение Хозрек было расположено на самом неприступном месте и защищало вход в Казикумухское ханство. По сведениям, Сурхай находился в селении Гулули, в четырех верстах от Хозрека, в котором был его авангард, состоявший из 6000 казикумухцев[609].
Оставив обоз и тяжести в Чирахе, князь Мадатов, 12 июня, двинулся к Хозреку и, не доходя семи верст, был встречен неприятельскою конницею, расположенною по вершинам гор, у подошвы которых приходилось проходить всему отряду. Дорога от Чираха до Хозрека пролегала между отдельными обрывистыми отраслями Кавказских гор, из коих левая постепенно понижалась по мере движения вперед, а правая, мало доступная, тянулась до самых высот Хозрека.
Чтобы облегчить себе движение по ущелью, князь Мадатов приказал одной части татарской конницы обойти селение Гулули, с целью отрезать неприятелю отступление в Казикумух, а другой, под начальством брата Аслан-хана Кюринского, майора Хасан-аги, подняться на гору со стороны левого фланга неприятеля, атаковать его и преследовать до Хозрека. Для поддержания Хасан-аги были отправлены три роты Апшеронского полка, под начальством майора Мартиненко, которые и двинулись к Хозреку. Майор Мартиненко штыками выбил казикумухцев из завала, примыкавшего к левому флангу неприятельского расположения, и укрепился в нем, не будучи в силах овладеть своею первою позициею, горцы отступили к Хозреку, к которому подошли уже главные силы отряда князя Мадатова.
Остановившись не далее ружейного выстрела от неприятельских укреплений, князь Мадатов приказал открыть огонь из всех 14 орудий и после часовой бомбардировки почти разрушил непрочные постройки горцев. Потеряв множество убитыми и ранеными и видя свои укрепления разрушенными, казикумухцы пришли в замешательство, лишь только наши войска перешли в наступление. По сигналу «ура!» пехота двинулась на штурм тремя колоннами, и во главе их начальник отряда князь Мадатов. На просьбу удалиться и не подвергаться видимой опасности он отвечал: «Если я тут не буду, то кто же возьмет Хозрек?»
Командовавший апшеронскими ротами подполковник Сагинов первый бросился на вал, но был ранен; точно так же был ранен и следовавший за ним майор Ван-Гален. Солдаты успели, однако же, ворваться в пролом, сделанный артиллериею, выбили штыками неприятеля из всех укреплений и гнали его до самой мечети. Здесь казикумухцы упорно сопротивлялись, но апшеронцы скоро овладели мечетью, и знамя полка, утвержденное на башне, возвестило о падении Хозрека. Оставив в Хозреке 1200 человек убитыми и ранеными, 603 человека пленными, 11 значков, 2000 ружей и весь лагерь, казикумухцы бежали в Сургииский магал[610]. Скрытые дороги, служившие для сообщения с лагерем Сурхай-хана, были заняты нашею пехотою и татарскою конницею, овладевшею лагерем и преследовавшею неприятеля. Горцы принуждены были отступать по узкому ущелью, находившемуся под выстрелами наших орудий, и потому потеряли множество убитыми и ранеными.
Сам Сурхай с 20 человеками своих нукеров в самом начале оставил поле сражения и около полуночи прискакал к воротам Казику-муха. Слух о поражении, нанесенном горцам русскими войсками, опередил его, и хан нашел городские ворота запертыми. Появившиеся на стенах города старшины, от имени народа, просили своего владетеля удалиться, если он не желает быть встреченным как неприятель. Сурхай принужден был бежать сначала в Аварию, а потом скрыться у джаро-белоканских лезгин. Штурм Хозрека решил его участь, и старшины большей части магалов являлись с покорностью и с выражением желания принять присягу. Приветливо принятые князем Мадатовым, они были возвращены в свои селения и разнесли весть о кротости и великодушии русских. Раненые горцы были переданы их женам или поручены попечению мулл, под надзором одного из русских врачей. По просьбе Аслан-хана Кюринского в тот же день все военнопленные распущены по домам.
14 июня отряд двинулся в Казикумух. Переправы через реки и горы были столь затруднительны, что орудия и зарядные ящики пришлось тащить на людях, и, несмотря на то, князь Мадатов все-таки принужден был оставить на дороге батальон пехоты с 8-ю оруднями. Навстречу отряду выехало из Казикумуха трое старшин с заявлением, что в городе учреждено временное управление, что жители готовы встретить русских с полною покорностью и что старшины, желая облегчить движение отряду, разослали приказания окрестным селениям исправить дороги в продолжение ночи и помогать перетаскивать орудия и тяжести.
Переправившись через р. Койсу в глубоком ущелье, по узкому каменному мосту, князь Мадатов, верстах в десяти от города, был встречен депутациею из старшин, поднесших ему хлеб-соль и ключи от крепости. Начальник отряда объявил депутатам, что русские войска пришли в Казикумух единственно для наказания Сурхая, который навсегда лишается ханства, а управление народом поручается Аслан-хану Кюринскому.