«Должен предуведомить вас, господин атаман, – писал Алексей Петрович Матвееву[628], – что, возложив на генерал-майора Власова 3-го ответственность за исправность кордонной стражи, я хорошо разумел, что ему надобны помощники усердные, деятельные, неусыпные, и потому поручил я ему вникать в способности офицеров и удалить всех тех, кои, будучи нерадивы к должностям своим, продолжать будут в войске разврат, который более мужикам, нежели воинам его уподобляет.
Вы, господин атаман, объявите всем вообще, что удаление их не предоставит им свободы предаться праздности; но что всех удаленных от должностей за нерадение и неисправности возьму я для научения порядка в войска на Кавказской линии, где под начальством строгих командиров познают, как достойно носить звание офицеров.
Внушите чиновникам, что несоблюдение чинопочитания наказывать я буду строгим образом. Редко подвергаю я воинскому суду и только тех, кои, знав обязанности свои, не исполняют их, по надеянности на снисхождение и слабость начальства, коего должны они быть усердными помощниками. Для упрямых, своенравных, упорствующих против необходимого порядка, рассеивающих разврат есть у меня средства смиряющие, и желаю чистосердечно, чтобы офицеры войска Черноморского не познакомились со службою в Грузии и крепостями Кавказской линии».
Прибыв в войско и познакомившись с положением дел, Власов нашел население в самом печальном состоянии. Войсковые и общественные суммы находились в полном расхищении; сиротский капитал был роздан почти весь в частные руки и без всякого обеспечения. Тяжебные и судебные дела оставались нерешенными с 1811 г., а между тем арестантов содержать было негде, за исключением одной тюрьмы, в которой заключенные были помещены так тесно, что многие лежали под нарами. Общественные конский и овчарный заводы, не принося никакого дохода, стоили войску: первый 69 100 рублей, а второй 26 600 рублей. Екатеринодарская суконная фабрика стоила 69 840 рублей и 63 человека рабочих довольствовались войсковым провиантом. Основанная в 1814 г., фабрика эта к 1821 г. приготовила 242 куска сукна, которые лежали в складе неокрашенными по неимению красильни.
Фабрика и заводы составляли откупную статью и источник доходов для наиболее влиятельных членов войсковой канцелярии, допускавших громаднейшие злоупотребления в сборе войсковых доходов. Так, по показанию канцелярии, в 1820 г. было продано за пределы войска 425 лошадей, И 249 штук рогатого скота, 1930 овец, и за все это собрано в войсковой доход 2431 рублей 30 копеек[629]. На самом же деле оказалось, что было продано: 19 364 штуки рогатого скота, 27 502 овцы и в доход войска должно было поступить 5332 рубля 90 копеек. Подобные же злоупотребления существовали и в разного рода статьях, отдаваемых на откуп, так что доход войска был слишком незначителен, а расходы на общественные нужды велики. Чтобы пополнить их, казакам приходилось ежегодно платить большие деньги, а между тем хлебопашество было до такой степени мало развито, что войсковое правление для содержания кордонных полков должно было покупать хлеб в соседних губерниях.
Будучи заняты обороною границ и не имея времени заняться хлебопашеством, черноморцы находились в самом бедном состоянии. Главные доходы и средства к существованию извлекались из скотоводства и рыбных промыслов, но и они не имели достаточного развития. Распространявшаяся все более и более бедность грозила, что в близком будущем казаки не будут в состоянии охранять собственными средствами границу, и тогда правительству пришлось бы сделать на это значительные издержки: содержать войска, строить крепости и проч.
В отвращение этого решено было переселить на черноморские земли 25 000 семейств желающих из губерний Черниговской и Полтавской, из которых, по тесноте земель, многие семейства сами шли в Черноморию. К такому переселению приглашались преимущественно малороссийские казаки, и притом таких мест, которые наиболее нуждались в земле. Разрешение на переселение давалось преимущественно тем семействам, которые имели более женского пола. Черноморскому войску поставлено в обязанность назначить переселенцам удобные земли и оказать пособие. Переселение решено произвести в трехлетний срок, с тем чтобы новым поселенцам были отведены земли наравне со старыми казаками.
В Черноморском войске все вообще селения и хутора не имели отмежеванной земли, и каждый пользовался землею свободно, т. е. занимал ее под хлебопашество и сенокошение столько, сколько в силах был обработать. Самые выгодные и плодородные участки были, конечно, в руках офицеров и чиновников, служивших по внутреннему управлению войска. Многие из них обратили эти участки в свою собственность и даже поселили на них крестьян[630].
«В сословии казаков сего войска, – доносил генерал-майор Власов, – есть довольное число так называемых бурлаков или сирот. Это люди, которые разновременно и из разных мест зашли на землю Черноморскую, для заработков, без билетов и по билетам, но, по просрочке оных, были приняты в казачье звание. Они холосты, не имеют домов, ниже какого заведения, а живут у других по найму, а особливо охотно нанимаются на рыбные заводы, где более им свободы для развратной жизни».
Таких бездомных казаков считалось в Черноморском войске 2536 человек. На них-то большею частью и лежала вся тяжесть кордонной службы и служба вне пределов войсковой территории. Нанимаясь за богатых или за семейства, их приютившие, бурлаки уже не спускались с кордона, а отпускались домой люди зажиточные, имевшие возможность «поблагодарить» полкового командира. В полку, отправленном на службу в царство Польское, было 350 человек бурлаков, следовательно, почти две трети полка.
Находя подобное положение бурлаков не только бесполезным, но и вредным для Черноморского войска, генерал-майор Власов считал необходимым отвести им земли, одновременно с отводом земель для переселяющихся малороссиян.
Алексей Петрович вполне разделял это мнение и, лично посетивши Черноморию, убедился в необходимости преобразования всего внутреннего строя казаков.
«Был я у черноморцев, – писал главнокомандующий князю Волконскому[631], – можно поблагодарить за команду над ними! В управлении нет тени порядка. Канцелярия трибунал ужасный: писцов более, нежели в главном штабе: по октябрь 20 000 нумеров и едва ли десятая доля надобных. Дела в Сенате не продолжительнее, плутни и воровство и таможенным хищникам могли бы быть образцом! Разве неусыпность генерал-майора Власова сделает войско лучшим, но хорошим скоро не будет. Я не ближе графа Ланжерона, а в отдалении и я буду не полезнее как и mousquetaire gris.
Войско Донское не модель совершенства, а на первый случай и у него хочу заимствовать некоторые постановления и пишу к Чернышеву».
Собираясь ехать в Петербург, Ермолов надеялся лично переговорить с Чернышевым, получить от него необходимые сведения и по возвращении из столицы приступить к преобразованию внутреннего быта Черноморского войска.
Глава 19
Кончина абхазского владельца князя Георгия Шервашидзе. Восстание в Абхазии. Вмешательство в дела князя Левана Дадиана. Письмо его генералу Вельяминову 1-му. Посылка майора Огаркова в Сухум. Арестование Хасан-бея. Письмо княгини Тамары об освобождении Хасана. Прибытие в Абхазию Арслан-бея, брата Хасана. Назначение князя Дмитрия Шервашидзе владетелем Абхазии. Отправление войск для усмирения восстания. Воззвание к абхазцам князя Дмитрия Шервашидзе. Штурм завалов у Кодера. Прибытие отряда в Сухум. Инструкция, данная князю Дмитрию для управления народом. Кончина его и утверждение абхазским владельцем князя Михаила Шервашидзе
Считая спокойствие края вполне обеспеченным, А.П. Ермолов поручил командование войсками и управление краем генерал-лейтенанту Вельяминову 1-му и в конце декабря 1820 года выехал из Тифлиса в Петербург. Но едва он прибыл в столицу, как получил известие о волнениях, возникших в Абхазии.
7 февраля 1821 г. скончался владетель Абхазии, князь Георгий Шервашидзе (Сефер-бей), а 8-го числа абхазцы селений, соседних с Сухумскою крепостью и подвластные Хасан-бею, брату и личному врагу умершего, собравшись толпою человек в двести, напали на нашу команду, посланную в ближайший лес за дровами. Комендант Сухумской крепости, майор Могилянский, выслал на помощь атакованным поручика Гришкова с ротою пехоты и одним орудием. Гришков рассеял толпу, но в происшедшей при этом перестрелке потерял одного убитым и ранеными четырех нижних чинов[632].
Абхазия только на картах была введена в черту владений России, но в действительности власть наша в этой стране была совершенно ничтожна. Влияние, которое мы имели в Абхазии, поддерживалось единственно тем гарнизоном, который находился в крепости Сухум-Кале, взятой у турок в последнюю войну, и можно сказать утвердительно, что власть наша далее стен этой крепости не распространялась. Находясь на берегу Черного моря, крепость эта, по своему положению, не имела никакой связи с владениями нашими ни по эту, ни по ту сторону Кавказа. По дикости и необузданности абхазцев, по причине их грабежей и хищничества, мы не имели с Сухумом никакого сухопутного сообщения, и все необходимое доставлялось морем. Сообщение это, при тогдашних парусных судах, не всегда было обеспечено, и в те весенние, осенние и частью зимние месяцы, когда на Черном море свирепствовали бури, мы не получали никаких известий о гарнизоне, состоявшем не более как из 500 человек. Не имея, кроме Сухума, ни одного поста в Абхазии, нельзя было иметь влияние среди народа, «утопающего в крайнем невежестве и не имевшего никакого понятия об обязанностях человека к Богу или Друг к другу».
Покойный владетель Абхазии, князь Георгий Шервашидзе, был человек слабый, почти не имевший значения в народе. Фамилия Шервашидзе тогда только получала перевес над прочими князьями, когда кто-либо из членов ее личным молодечеством мог первенствовать над другими. Определенной подати владельцу никто и никогда не платил, но зато владелец пользовался неоспоримым правом грабить слабейших и взыскивать в свою пользу часть награбленного частными лицами. Абхазцы занимались пленноп