Потеряв 743 человека выбывшими из строя, из которых 279 убито и 464 человек ранено[306], Гудович не овладел Эриванью. Многие полки пришли в такое расстройство, что о повторении штурма и думать было нечего. Тифлисский полк, шедший на штурм в составе 463 человек нижних чинов, возвратился из дела с 194 человеками. Другие полки пришли в неменьшее расстройство[307]. Сознавая, что при таких условиях нельзя взять Эривань силою, граф Гудович пытался достигнуть того же при помощи угроз.
«Если вы надеетесь, что после бывшего штурма, – писал он, – я с войсками отступлю от Эриванской крепости, то в противность такого ожидания, могу вас уверить, что надежды вас обманывают.
Едва пятая часть войск, со мной находящихся, была на штурме. Из числа же бывших на стенах знают уже дорогу в самую крепость. Итак, верьте моему слову, что с храбрыми войсками удобно могу предпринять второй и третий штурм. Верьте также и тому, что скорее сам лягу под стенами, нежели оставлю крепость.
У меня войск еще много, также провианта, скота и всего нужного довольно. Храбрые войска ни в чем не имеют нужды, а зима для русских не страшна, ибо русские, родясь в холодном климате, всегда в военное время проводят жестокие зимы в поле. Наконец, вся Эриванская область, кроме одной крепости, и вся Нахичеванская провинция на вечные времена покорены под владения Всероссийской империи. Между тем крепость Эриванская ниоткуда не может ожидать себе секурса, ибо и последний, с сердаром Хусейн-ханом, осмелившийся после бывшего уже штурма переправиться на сю сторону Аракса, моим отрядом, нарочно для того оставленным, рассеян и удалился в беспорядке за Кара-су, причем видно было, что он не для помощи крепости приходил, а единственно для разорения жителей эриванских деревень, которых несколько на бегу своем и ограбил.
Итак, решительно и в последнее объявляю вам, почтенный комендант и все эриванское общество, что если вы тотчас не сдадите мне добровольно крепости, то в то время, когда я необходимостью доведу оную до сдачи, прежние мои снисходительные обещания не будут иметь уже места, и в то время весь гарнизон, защищающий крепость, должен будет остаться военнопленным.
Исполнив сим мою обязанность и долг человечества, я призываю вас, почтенный комендант, размыслить о сем и дать мне скорый и решительный ответ»[308].
Ответа не последовало. Граф Гудович в течение двух недель держал крепость точно в такой же блокаде, как до начала штурма, но, получив известие, что в горах выпал такой большой снег, что курьеры проезжают с большим трудом, решился снять блокаду, опасаясь, чтобы сообщение его с Грузией по труднопроходимым горам не было прервано.
В ночь с 28 на 29 ноября все тяжести и больные отправлены в лагерь, и в составе осадного корпуса оставлены только войска здоровые и артиллерия. 30-го числа приказано отступить и всем остальным войскам, с таким расчетом, чтобы к рассвету быть в лагере[309].
Осада крепости была тяжела для наших солдат, но еще труднее был переход по глубокому снегу, при вьюге и стуже, сопровождавших войска. 6 декабря отряд возвратился в Грузию и был распущен на зимние квартиры.
Отступая от Эривани, граф Гудович приказал и генерал-майору Небольсину оставить Нахичевань и, отступив к Елисаветполю, взяв с собою всех тех жителей, которые пожелают переселиться в наши границы[310]. Небольсин оставил Нахичевань
1 декабря, а вслед за ним вступил в город Аббас-Кули-хан со своей конницей. Он отправил своего сына с 3000 человек для преследования Небольсина. Во время отступления, начиная со
2 и по 5 декабря, персияне делали беспрерывные нападения, но Небольсин, отражая атаки, шел не останавливаясь. 4 декабря Аббас-Мирза с 30 000 человек и 20 фальконетами прибыл в селение Кара-Баба и на следующий день поутру атаковал Небольсина всеми своими силами. Упорное сражение длилось до самого вечера, когда Небольсин перешел в наступление, сбил неприятеля со всех высот и преследовал с таким успехом, что персияне принуждены были посадить свою пехоту на лошадей, чтобы скорее выйти из-под выстрелов русских. Небольсин продолжал отступать и 8 декабря возвратился в Карабаг.
Так кончилась персидская кампания 1808 года. Безуспешность переговоров с персиянами, а главное, постоянные отказы, которые получал главнокомандующий на свои представления об усилении войск, действующих в Закавказье, заставили графа Гудовича оставить край. Под предлогом болезни он просил уволить его от звания главнокомандующего, и на этот раз просьба его была уважена. Высочайшим приказом 18 июня генерал от кавалерии Александр Петрович Тормасов был назначен сначала в распоряжение главнокомандующего, а спустя несколько времени графу Гудовичу сообщено, что он назначается ему преемником.
«С крайним прискорбием, – писал при этом император, – видя из полученного прошения вашего, что здоровье ваше побуждает вас оставить службу, мне чувствительно весьма лишиться такого фельдмаршала, как вы. Знаю, что проведенная на службе отечеству жизнь ваша, в преклонности лет, требует отдохновения и что расстроенное от понесенных вами трудов здоровье ваше ничем иным поправлено быть не может, как спокойствием; но за всем тем побуждаюсь просить отложить желание ваше до того времени, когда генерал от кавалерии Тормасов ознакомится с тамошним краем и узнает все ваши распоряжения, по армии, дабы потом, руководствуясь планами нашими, мог он действовать сообразно намерениям вашим, стремящимся всегда ко благу общему. Когда же г. Тормасов достигнет сей цели, в то время я предоставляю вам уведомить о том меня, и желание ваше, хотя с прискорбием, но будет мной исполнено»[311].
Вскоре после отступления от Эривани граф Гудович повторил свою просьбу, и указом Сенату, 5 марта 1809 года, генерал от кавалерии Тормасов был назначен ему преемником.
Глава 11
Вступление Тормасова в командование войсками и управление краем. Число войск. Состояние наших пограничных дел с Персией и Турцией. Воззвание Баба-хана. Письмо Тормасова Аббас-Мирзе. Вторжение персиян в наши границы. Боевые средства главнокомандующего. Отражение неприятеля. Переговоры о мире. Происшествия в Талышенском ханстве. Воззвания грузинского царевича Александра
Назначенный вместо графа Гудовича главноуправляющим губерниями Астраханской, Кавказской и Грузией генерал от кавалерии Александр Петрович Тормасов был человек энергичный и решительный, вполне честный и бескорыстный, обладавший твердой волей и некоторой настойчивостью, заставлявшей его однажды сделанное распоряжение приводить в исполнение.
12 апреля 1809 года Тормасов вступил в управление краем и командование войсками[312], состоявшими из 19-й и 20-й пехотных дивизий, с их артиллерией[313]; из четырех гарнизонных батальонов[314], пяти кавалерийских полков[315], местных поселенных казаков[316] и девятнадцати донских казачьих полков[317]. Большинство этих войск находилось на Кавказской линии и лишь меньшая часть – в Закавказье.
На Кавказской линии было расположено четыре пехотных и четыре драгунских полка[318], все гарнизонные батальоны, поселенные казаки и одиннадцать донских полков[319]. В Закавказье находились: одиннадцать пехотных и один драгунский полк[320], один линейный казачий и остальные восемь донских полков. Общая численность войск, как на линии, так и в Закавказье, состояла из 27 648 человек пехоты и 15 886 человек кавалерии[321], с 36 батарейными и 64 легкими орудиями.
Обязанный с этими войсками охранять границу на весьма большом ее протяжении, Тормасов должен был положить в основание своих действий переданный ему графом Гудовичем рескрипт императора, в котором высказывалась необходимость утвердиться прочным образом на берегах рек Куры и Аракса.
Одобряя, в общих чертах, действия графа Гудовича у Эривани и Нахичевани, государь писал ему, чтобы он, утвердившись как в этих пунктах, так и в других удобных местах по Араксу, мирным с Персией постановлением упрочил бы эту границу на вечные времена за Россией.
«Если вы признаете за нужное, – прибавлял при этом император, – для прекращения колебания мыслей в тамошних народах и дабы знали они, что христианские области, прибегающие под мою защиту, не могут быт отлучены от оной, довести до сведения ханов и владельцев Дагестана, Ширвана и всех областей, входящих в предначертанную границу, что отныне впредь Кура, Араке и Арпачай имеют быть границей между российским и персидским владениями, – я разрешаю вам сделать в том смысле от имени вашего прокламацию»[322].
Познакомившись с положением дел еще до вступления своего в звание главнокомандующего, Тормасов не находил необходимым прибегать к прокламации. Он знал, что прокламация для азиатского человека имеет весьма малую цену и что подданство и покорность ханов обусловливается только занятием войсками их владений. Не только ханы, но и более цивилизованный в этом отношении тегеранский двор не подчинялся и не признавал всех тонкостей европейской дипломатии. Он, по-видимо