другие желали возвращения прежнего порядка вещей и восстановления царской власти.
Слабое правление Соломона было выгодно князьям, которые, пользуясь бесхарактерностью царя, успели захватить в свои руки большую часть доходов и, при помощи грабежа, надеялись в будущем увеличить свои материальные средства. Прельщенные такой надеждой, почти все князья перешли на сторону Соломона и отправили депутацию в Ахалцих, звать бывшего царя в Имеретию. В ожидании его прибытия приверженцы старого порядка волновали народ и рассылали повсюду гонцов о своих мнимых победах над русскими войсками.
Ни советы и увещания, ни угрозы не могли остановить от восстания население, недавно добровольно покорившееся России.
«На вопрос мой, – доносил полковник Симонович, – о причине их возмущения, через здешних митрополитов ответствовали они, что, взяв от них раз царя, лучше бы мы сделали, если бы умертвили его или бы отправили в Сибирь, и они бы оставались навсегда спокойными. Но теперь, когда прежний повелитель, без согласия их от них удаленный, опять пришел и требует их помощи, они священным себе вменяют долгом оказать ему все опыты своего усердия, и не перестанут до тех пор бунтовать и проливать кровь, пока не будет Соломон, по-прежнему, восстановлен на царстве, и что другого царя они никак иметь несогласны.
Истинно преданных нам нет ни одного, ни из князей, ни из дворян, так что не через кого даже отправлять бумаг, которые, как объявляют два или три князя, оставшиеся до решения дела при мне, везде перехватываются бунтовщиками, отчего и настоящих сведений о местопребывании царя и его войсках иметь не можно».
Салтхуцес князь Зураб Церетели устранял себя от всякого вмешательства в дела и вместо того, чтобы составить свою партию и своим влиянием на народ быть нам полезным, оставался праздным зрителем совершающихся событий. Если нельзя было заметить, чтобы он тайно содействовал бунтовщикам, то ясно было видно, что он не желает нам помочь ни в чем. Подобно лицам сомнительной преданности, князь Зураб, следуя общему потоку, просил Тормасова возвратить царя в Имеретию, но получил в ответ, что клятвопреступники недостойны снисхождения и что Соломон никогда не будет более правителем Имеретин. Об этом нечего и думать, говорил Тормасов, особенно «после недостойного поступка, им учиненного, через побег из Тифлиса, который многих честных и достойных людей подверг несчастью. Видно, судьбе, праведно наказующей сего клятвопреступника и нарушителя своих обязанностей, неугодно было допустить воспользоваться тем счастием, которое предлежало ему, если бы он был верен честному своему слову и постоянен в ожидании на неограниченное милосердие его императорского величества, ибо могу уверить, что всемилостивейший и великий наш государь император простил бы все содеянные им преступления, если бы увидел чистосердечное его раскаяние и, вероятно, возвратил бы ему по-прежнему владение, как о том и предположено уже было, только с некоторым ограничением его власти»[420].
Но так как предположение это не состоялось, то главнокомандующий просил, чтобы лица, преданные России, содействовали усмирению волнующегося народа и чтобы князь Церетели прибыл в Кутаис. Зураб уклонился от этой поездки и, под предлогом бракосочетания его дочери с князем Леваном Дадиани, уехал в свое имение Сачхере и не принимал никакого участия в происшествиях. Тогда главнокомандующий поручил полковнику Симоновичу наблюдать за поведением всех членов имеретинского правления, не исключая и князя Зураба Церетели, – который, кажется, требует за собою примечания»[421].
«Я и прежде несколько раз заметил, – отвечал Симонович, – что, в обстоятельствах решительных, он всегда уклонялся под разными предлогами от содействия нам; в теперешнем случае он следует прежней своей политике. Словом, я почти уверен, что Церетели если не совсем намерен содействовать царю в достижении его намерения, то, по крайней мере, не должно нам многого ожидать от его к нам преданности и верности»[422].
При совершенном отсутствии лиц, нам преданных и верных, восстание быстро разгоралось и прежде всего обнаружилось в волости Лосиатхевской. В селении Аргустах собралось скопище в 2000 человек имеретин, для разогнания которых был послан майор Колотузов, с двумя ротами Кавказского гренадерского полка. Приближаясь, 22 июня, к селению Сакаро, Колотузов по неосторожности вошел в лес, где был встречен сильным огнем засевших в нем имеретин. При первых выстрелах Колотузов был убит, но принявший после него команду капитан Титов выбил неприятеля из леса с большой для него потерей, простиравшеюся до 90 человек убитыми, в числе которых были дети главного возмутителя, князя Кайхосро Абашидзе. Потеря эта не остановила, однако же, имеретин, и они, собираясь в разных пунктах, прервали почти все сообщения и задерживали наших курьеров. Симонович не получал никаких донесений, и до него доходили лишь смутные слухи о том, что Соломон с ахалцихскими и лезгинскими войсками ворвался в Имеретию и остановился в Барадзеби, близ Квирильского поста. Для преграждения ему пути в Вард-Цихе Симонович оставил три роты в Багдаде, а остальные войска стягивал к Лосиатхевам[423].
Между тем Тормасов, получив известие о всеобщем восстании, отправил из Сурама в Имеретию генерал-майора князя Орбелиани, с двумя батальонами Кабардинского полка и 50 казаками. Следуя форсированным маршем по ваханской дороге, князь Орбелиани должен был присоединить к себе на пути две роты 9-го егерского и две 15-го егерского полков и по вступлении в Имеретию принять общее начальство над всеми войсками, там расположенными, установить сношения с Симоновичем и обеспечить сообщение с Карталинией.
Для усиления боевых средств князя Орбелиани и скорейшего усмирения волнующихся главнокомандующий разрешил потребовать содействия владетелей Мингрелии и Гурии, «которым, в наказание бунтующих, дозволить грабить селения».
«Только всемерно старайтесь, – прибавлял Тормасов, – отвращать, чтобы не пострадали невинные жители, коих оградите всей безопасностью. Над бунтовщиками же разрешаю вас оказать примерную строгость, невзирая ни на какое лицо и не делая никакой пощады»[424]. Пойманных бунтовщиков приказано было, по степени вины, вешать, заковывать в железо и заключать в крепость; имения бунтующих князей отбирать в казну, а крестьян объявлять государственными «с тем, чтобы они своих помещиков ловили или убивали – словом, не признавали бы их власти над собой»[425].
Получив такую инструкцию, князь Орбелиани, вместо того чтобы при вступлении в Имеретию действовать совокупными силами, разделил свой небольшой отряд на две части: один батальон Кабардинского полка с двумя орудиями, под командой майора Тихоцкого, направил Альским ущельем через селения Картохти и Чалуани, а с другим батальоном двинулся по Ваханскому ущелью, где, по сведениям, скрывалось главное скопище мятежников.
В Альском ущелье, находившемся всего в девяти верстах от Сурама, майор Тихоцкий встретил сильное сопротивление со стороны мятежников, преградивших ему дорогу завалами, засеками и засадами. Очищая себе путь штыками и вытесняя неприятеля из засад, кабардинцы прошли 15 верст по ущелью, но, потеряв всех лошадей под орудиями и имея множество раненых, не могли следовать далее. По обеим сторонам были горы, покрытые густым лесом, впереди также лес и завалы мятежников, число которых было совершенно неизвестно.
Измученные солдаты нуждались в отдыхе, и майор Тихоцкий, несмотря на все невыгоды своего положения, принужден был остановиться при урочище Дампала (?). Без воды и фуража отряд простоял на месте пять суток; причем лошади, не имея травы, питались листьями дерев, а солдаты, томимые жаждой, долгое время не могли отыскать источника. Впоследствии хотя и был найден ручей, но путь к нему приходилось прокладывать штыками, так как имеретины облегли наш отряд со всех сторон и без выстрела не дозволяли ему сделать ни единого шага.
На пятые сутки на помощь окруженному отряду прибыл майор Реут, посланный главнокомандующим, для содействия Тихоцкому, с двумя ротами пехоты, одним орудием и 20 казаками. Тогда оба отряда перешли в наступление, выгнали мятежников и пробились в селение Али, куда 11 июля пришел и князь Орбелиани со своим батальоном.
Простояв здесь некоторое время и приняв общее начальство над войсками, князь Орбелиани повел их обратно в Сурам, чтобы запастись вьюками и провиантом, а затем снова вступить в Имеретию и следовать по ваханской дороге. Обратное движение наше к Сураму ободрило имеретин, дало им случай похвалиться победой и показывало, что князь Орбелиани не умел воспользоваться обстоятельствами и распорядиться войсками. Вместо быстроты движения и поражения мятежников совокупными силами, он раздробил свои силы и действовал весьма нерешительно.
«Неужели я, – спрашивал Тормасов князя Орбелиани, – должен всегда мучиться через ошибки других? Я не могу придумать, какие вы находили пользы от разделения войск, и имея в виду неприятеля, превосходнейшего в силах, защищаемого горами, лесами и засеками, из каких военных правил вы взяли, что лучше можете пройти, разделясь и ослабив себя? Между тем как целой массой войск, с коими вы отсель выступили и которые еще после к вам присоединились, вы могли бы пробиться сквозь все преграды, бунтовщиками поставленные, и уже много бы выиграли над неприятелем. Две важные ошибки я должен вам заметить: первая и главная – ваше разделение, а вторая, что, не узнавши, в каком положении теперь альская дорога и какие взял неприятель меры в защищению оной, послали туда майора Тихоцкого, зная его слабость и неопытность. Если бы он имел военный дух, то, увидев себя окруженным от неприятеля, не останавливался бы без воды, без корму и не дал бы себя бить из-за кустов понапрасну, а ударил бы в штыки, и, с целым батальоном, грудью проложил бы себе дорогу гораздо с меньшей потерей, как сделал то в подобном случае храбрый капитан Титов, с двумя только ротами Кавказского полка, в которых уже были потери в людях до 50 человек»