История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 — страница 75 из 90

Капитан-лейтенант Додт приказал свезти десант, и в 11 часов утра русские войска вступили в крепость, в которой найдено 60 орудий. Сухум был занят двумя ротами 4-го морского полка, к которым впоследствии была присоединена рота Белевского полка. Жившие в окрестности Сухума абхазцы приходили во множестве с покорностью; два брата Сефер-бея, Батал и Хасан-бей, прибыли со всем своим родством и изъявили покорность России. Арслан-бей бежал в горы, а Сефер-бей, прибыв в Сухум в сопровождении 100 человек пехоты, принял с особой церемониею высочайшую грамоту и знаки инвеституры и вступил в управление Абхазией, под именем Георгия Шервашидзе.

Признавшие его власть абхазцы недолго оставались покойными. Привыкшие к своеволию, они подчинялись тому, кто имел больше денег, и скоро перешли на сторону соперника Георгия, его брата Арслан-бея. Последний, захватив после смерти отца большую часть его богатства, мог дарить вещи и деньги необходимым ему людям и потому имел много преданных. С ними он делал постоянные набеги в Абхазию, грабил и разорял жителей, преданных России и Георгию Шервашидзе.

Беспорядки в стране продолжались и затрудняли положение главнокомандующего. Он должен был ожидать вторжения турок, а между тем на содействие в боевом отношении туземного населения рассчитывать было нечего, и весьма трудно было решить, кому оно было более предано: нам или туркам? В Мингрелии существовала борьба партий, преследовавших различные цели и парализовавших боевые силы страны; если одна партия сохраняла преданность России, то другая готова была присоединиться к нашим противникам.

Князь Мамия Гуриель был предан России, но народ, по старинным связям и соседству, был привержен к туркам и готов при первом случае присоединиться к ним. В Имеретин также трудно было рассчитывать на содействие простого населения, тем более что бывший царь Соломон снова явился в Ахалцихе. Здесь он решился ожидать прибытия турецких войск, с которыми и намерен был вступить в Имеретию. Ожидания его оказались, однако же, напрасными. Турки не считали себя достаточно сильными, чтобы открыть наступательные действия, и оставались неподвижными. Заразительная болезнь, распространившая по всему Ахалцихскому пашалыку, разрушила все намерения турок, и в их войсках открылись побеги в больших размерах.

Видя, что на иноземную помощь рассчитывать нечего, Соломон решился войти в сношение с Тормасовым. Он отправил ему письмо, в котором высказывал то печальное положение, в котором находится, и просил о возвращении ему собственных его вещей и вещей его приближенных.

«Сожалею искренно, – отвечал главнокомандующий, – о неприятностях, вами претерпеваемых и вас преследующих, но нимало не считаю себя причиной оных. Ваше высочество ясно теперь видите, что, конечно, судьбам Всевышнего угодно было, чрез происшедшее с вами, научить вас, что власти земных владык, свыше над нами предназначенных, должно покоряться и иметь полную доверенность к неограниченной их благости. Кто же тут виной, если вы, не дождавшись счастливой участи, вас ожидавшей, были увлечены советами ваших приближенных в море бедствий, в коем нет вам другого спасения, как только прибежище к собственному вашему рассудку. Заметьте притом, ваше высочество, что Божья правосудная десница отяготела и над теми, кои, совратив вас с пути истины, сделали вам сие зло, ибо теперешняя их участь вам довольно известна.

Впрочем, всеблагий Творец каждое человеческое существо наделил небесным даром, святой надеждой на неотступное земных владык к бедствующим милосердие, представляющее в них часть самого божества, следственно путь к истинному благополучию отверст во всякое время каждому человеку, если только он шаги свои будет направлять к побуждениям чистосердечного раскаяния и советам здравого рассудка. Тогда, наверное, он достигнет своей цели, т. е. к сладостному утешению в испытанных горестях и мирному пристанищу»[510].

Получив это письмо, Соломон готов был последовать совету главнокомандующего и отправил к нему нового посланного с заявлением полного раскаяния и уведомлением, что Шериф-паша Ахалцихский имеет желание вступить со всем своим владением в подданство России. Тормасов командировал в Ахалцих подполковника Болецова, с поручением показать условия, на которых паша может вступить в подданство и какие представляются ему выгоды. Вместе с тем Болецов должен был убедить Соломона явиться с покорностью к главнокомандующему[511].

«Раскаяние, – отвечал ему главнокомандующий, – было всегда неразлучной подругой спокойствия; обе вместе непременно доведут вас в отверстый для них храм верной их родственницы – безмятежного счастия. Итак, если вы желаете себе добра, то последуйте гласу здравого вашего рассудка и самой истины, примите безотлагательно в спутники ваши сих двух приятельниц, и тогда самое благоденствие ваше будет с вами неразлучно. Если же притом вы к храму счастия, по имеющейся же у вас надежде, приведете еще и любимую сестру счастия – усердие, увенчанное успехом в вашем намерении, то услуга, которую вы окажете сему щедрому божеству, привлечет к вам сугубые неожиданные милости»[512].

С этим письмом был отправлен к Соломону архимандрит Венедикт, через которого шли все переговоры и переписка с бывшим царем. «Священная особа, – писал при этом главнокомандующий, – вам доброжелательная, от коей вы получите сей залог всегдашнего расположения моего к вашим пользам, словесно вас уверит в откровенных моих чувствованиях и настоящих мыслях. Прошу ваше высочество поверить его словам, ибо оные сопряжены с моей честью».

Тормасов просил Венедикта «обратить сию погибшую особу на путь правый» и склонить его к безотлагательному прибытию в Грузию. Главнокомандующий обещал принять его со всеми почестями и ручался, что если бы Соломон не пожелал иметь у себя почетного караула, то в окружности того дома, который он будет занимать, не будет ни одного солдата.

Подстрекаемый лицами, недоброжелательными России, и малодушный по характеру Соломон не поверил обещаниям Тормасова и предпочел остаться на чужбине.

Глава 18

Приготовления Персии и Турции к открытию военных действий. Состояние Кавказской линии. Положение поселенных казаков и предположение о преобразовании их административного устройства. Меновая торговля как средство к сближению с горцами. Положение Закавказья в начале 1811 года. Увольнение Тормасова от управления краем. Внутренние преобразования


В конце 1810 года Персия и Турция, по настоянию Англии, заключили между собой союзно-наступательный трактат против России, и тогда же Порта отправила к Баба-хану своего визиря-азима (великого визиря), который в начале 1811 года проехал через Тавриз в Тегеран с большой суммой денег.

Баба-хан принял посланного с большим почетом, обещал точно исполнить данные обязательства и приступил к значительным военным приготовлениям. В Персии заготовлялся провиант, увеличивалась численность артиллерии и формировались регулярные войска, известные под именем сарбазов. Англия щедрой рукой сыпала деньги для того только, чтобы поддержать в Тегеране неприязнь к России. В 1810 году она доставила в Персию 20 000 ружей, а теперь заменила своего агента полномочным министром, в свите которого было отправлено много инженерных и артиллерийских офицеров, предназначенных для обучения персиян литью орудий, исправлению крепостей и постройке новых. По предложению прибывших офицеров, в Персии уменьшено было число кавалерии и, взамен того, приступлено к увеличению числа пехоты и к формированию новых полков.

«Все сие, – доносил Тормасов, – ежели при начале не будет решительным ударом ниспровергнуто, может сих соседей Грузии, при столь деятельной помощи постороннего влияния, сделать, наконец, опасными. Доныне персидские напряжения противу нас состоят в действии многочисленными дикими народами, Грузию окружающими, коих правительство персидское с помощью английского золота возбуждает к возмущениям и набегам, а войска его императорского величества принуждает быть везде в оборонительном положении. Отнять же у Персии способ воевать чужими руками есть, по мнению моему, единый тот, чтобы нанести внутри государства сильный удар, после чего хищные соседи Грузии могут нами самими употреблены быть орудием против Персии; но для сей операции надобно в здешний край ввести еще дивизию войск, которая бы заняла кордонную стражу Кавказской линии и привела в устройство разных горских народов, обитающих в горах Кавказских; а войска 19-й дивизии, ныне линию занимающие, как уже приобыкшие к здешнему климату, и войска 20-й дивизии, находящиеся здесь, могут войти двумя колоннами в самое сердце Персии и в одну кампанию окончить все дела здешнего края, занять нужные границы, усмирить всех хищных народов, удалить навсегда от Персии всех иностранных совещателей и, сделав с персиянами союз, заставить их просвещаться под нашими наставлениями, не принимая влияния других держав»[513].

Персияне сами чувствовали, что рано или поздно Россия будет иметь на них влияние гораздо большее, чем все остальные европейские державы. Истинно государственные люди сознавали всю пользу от союза с Россией. Они знали, что льстивые обещания тогдашних союзников Персии не могли быть надежны, что Франция весьма отдалена, что Англия хотя и утвердилась в Бендер-Бушире на берегу Персидского залива, но непрочно; что Порта Оттоманская, по различию религии, всегда была и будет врагом Персии, и хотя через постороннее влияние обе державы доведены до союза, но союз этот не может быть продолжителен. Вот почему тегеранский двор, приготовляясь к открытию военных действий, в то же самое время старался убедить Тормасова в своем миролюбивом расположении.

Мирза Безюрк отправил письмо армянскому патриарху Ефрему, прося его узнать о причине, почему русские не желают заключить перемирия, тогда как Персия искренно того желает.