Между тем, как только маркиз Паулуччи узнал о вторжении персиян в Карабаг, он тотчас же вызвал к себе полковника Котляревского, составил для него сборный отряд в 1500 человек и приказал ему через новую Шемаху следовать форсированными маршами к Зардобу. Прибыв на границу Карабага, Котляревский нашел дела в крайне расстроенном положении. Недоверие к нам жителей после печального дела батальона Троицкого полка и, наконец, внушения, делаемые персиянами, что мы бессильны защитить население, не располагало карабащев в нашу пользу; народ искал первого случая, чтобы передаться неприятелю. Селение Туг, с некоторыми жителями других деревень – всего до 200 домов – передались на сторону Джафара-Кули-аги и намерены были уйти за Араке. Котляревский принужден был потребовать от хана, чтобы все селения, лежавшие вблизи Аракса, были переселены ближе к Шушинской крепости, а с тех, которых нельзя переселить, были бы взяты аманаты из лучших семейств[561].
Несмотря на эти меры, жители, скрываясь по лесам, ожидали прибытия Аббас-Мирзы, который, в виду движения русских войск, хотя и отступил за реку Араке, но обещал не позже как через два месяца прийти опять и выгнать русских из Карабага. Хвастливое обещание это заставило Котляревского предпринять экспедицию за Араке, хотя он сознавал всю трудность подобного предприятия и имел весьма малую надежду на успех. Но «цель моя, – доносил Котляревский, – состоит в том, чтобы, пренебрегая всякие трудности, переправиться за Араке, разбить неприятеля, возвратить, сколько можно, карабащев, в прошедшее время угнанных, и отбить скота; но ежели бы со всем усилием имел я малый успех, то и одно доказательство, что мы не слабы, принесет пользу, ибо карабащы получат к силе нашей доверие, неприятель и другие неприязненные народы не будут мыслить, что дело батальона Троицкого полка совершенно нас остановило, и мы избавимся чрез то внутренних врагов, коим наполнен теперь Карабаг»[562].
Оставив необходимые посты на р. Куре, Котляревский приказал полковнику Живковичу выступить 14 марта из Зангезурского округа с двумя ротами (250 человек) егерей и одним орудием. Присоединив к себе находившегося в Шуше майора Дьячкова с отрядом в 200 человек пехоты, Живкович должен был сделать в сутки 70 верст и 15-го числа занять на р. Араксе известный в то время Худо-Аферинский мост, исправленный персиянами для собственной переправы.
Сам Котляревский, с отрядом, состоявшим из 1271 человека строевых чинов пехоты, 200 казаков и трех орудий, выступил 12 марта из лагеря на р. Куре и предполагал, двигаясь форсированным маршем, быть близ Худо-Аферинского моста 15-го числа.
Собственно в отряде Котляревского находилось:
На пути следования Котляревский рассеял партию персиян, ворвавшуюся в Карабаг для грабежей. Ночью 13-го числа выступив из лагеря при р. Ханашине, он разбил Джафар-Кули-агу, возвращавшегося с карабащами от Аскарани и наткнувшегося на наш ариергард. В урочище Дашкесан Котляревский взял из отряда роты Кабардинского полка без орудий, всех казаков и несколько татар и двинулся с ними к переправе Саржанлы, в 30 верстах ниже Худо-Аферинского моста. Прибыв к переправе перед утренней зарей, Котляревский настиг здесь жителей селения Туг, остановил их и под конвоем возвратил в Карабаг.
Прибыль воды в р. Араксе от дождей и оттепели сделала переправу вброд невозможной. Батальон Севастопольского полка, посланный под командой майора Писемского к переправе Султанлу, выше саржанлинской в 10 верстах, не нашел возможным переправиться вброд. Тогда Котляревский пошел со всем отрядом к Худо-Аферинскому мосту, в полном убеждении, что он занят полковником Живковичем, но, к удивлению своему, не нашел там его, и мост оказался разрушенным персиянами. Прибыль воды в ручьях и речках задержали Живковича. Остановившись с отрядом на р. Топчак, Котляревский послал приказание Живковичу присоединиться к нему как можно скорее, что и было исполнено 16-го числа.
В тот же день Котляревский узнал, что в местечке Кыз-Кала, считавшемся у персиян неприступным, находится много скота, защищаемого 150 человеками отборных куртинцев. Котляревский тотчас же отправил майора Троицкого полка Подревского с 200 человек пехоты и несколькими казаками, который и отбил до 10 000 штук разного скота. Вернув еще три армянские деревни из числа уведенных Аббас-Мирзой, Котляревский 17-го числа двинулся обратно в Карабаг, сделав в трое суток 220 верст[563].
Хотя экспедиция эта, доставившая Котляревскому орден Св. Анны 1-й степени и столовых денег по 1200 рублей ассигнациями[564], и не имела блестящих результатов, но цель ее – ободрить жителей Карабага и доказать, что мы в состоянии защитить их, – была достигнута. До 400 семейств бежавших и увлеченных персиянами возвратились в свои жилища.
Жителям селений, находившимся по ту сторону Аракса, было объявлено, что всякий, вторгнувшийся в Карабаг для грабежа или с возмутительными письмами, будет повешен[565]. Объявление это, однако же, не вполне подействовало, и алчность туземцев к деньгам преодолевала угрозы. По Карабагу вскоре стали распространяться возмутительные письма и разного рода прокламации. Те, которые были захвачены нами, указывали на сношение с персиянами самого Мехти-Кули-хана, на желание его, а главное его матери, передаться на сторону персиян. Братья хана были точно в такой же переписке, и один из них думал уйти в Карадаг со всеми своими подвластными. Зорко следя за всеми действиями Мехти-Кули-хана, Котляревский под благовидным предлогом оставил в Шуше его брата, задержал его мать, а с жителей взял аманатов из числа самых почетных фамилий. Столь крутые меры он признавал необходимыми по крайней ограниченности своих боевых средств, усилить которые не представлялось никакой возможности, ввиду возмущения, вспыхнувшего в Грузии.
Глава 21
Состояние Закавказья: чума и голод. Восстание в Грузии. Провозглашение царевича Григория царем Грузии. Положение наших войск. Действия отрядов полковника Тихановского и подполковника Ушакова. Неудачный штурм Ахалкалак Шериф-пашой. Прокламация маркиза Паулуччи. Ответ на нее инсургентов. Действия главнокомандующего. Освобождение Телава. Прекращение волнений. Отозвание маркиза Паулуччи и назначение на его место генерала
Ртищева
Вступив, после Тормасова, в управление Закавказьем, маркиз Паулуччи доносил, что край, ему вверенный, «нельзя признать состоящим в благоприятном виде». Главной причиной тому была чума, внесенная еще в 1810 году, при отступлении наших войск из пределов Турции. Она появилась всюду: в дагестанских деревнях, неподалеку от г. Дербента, на нижнеабазинском посту, на Алавердском заводе, по всем почти городам Грузии, в Елисаветполе и Имеретин.
Несмотря на все принимаемые меры и на учреждение в Тифлисе особого комитета для сохранения здоровья жителей, болезнь долго не прекращалась. Многие семейства сделались жертвой заразы[566]; жители боялись оставаться в городе и, покидая его, уезжали в селения или укрывались в садах и отдаленных местах. Тифлис был пуст, точно так же, как и многие города Грузии.
С другой стороны, проливные дожди повредили жатве, а появившиеся в значительном числе мыши окончательно истребили хлеб прежде его уборки с полей. В Имеретин реки выступили из берегов, залили поля, а во многих местах унесли дома и скот. Последствием всего этого был голод, болезни и значительная смертность. В весьма короткое время в Имеретин вымерло до 12 тысяч семейств[567] и осталась только третья часть населения. Пораженное всеобщим ужасом, население бежало в горы и леса. Имеретины мололи желуди, косточки от винограда и питались ими, а когда этого не стало, то и трава казалась вкусной[568]. Недостаток пищи заставлял многих родителей отдавать детей своих в рабство за незначительный кусок хлеба.
В январе 1812 года было препровождено главнокомандующему 10 тысяч рублей для вспомоществования страждущему имеретинскому народу и сделано распоряжение о доставлении 10 тысяч четвертей хлеба из Крыма к мингрельским берегам. Для раздачи бедным пособия составлена, под председательством генерала Симоновича, особая комиссия – из двух имеретинских князей и двух духовных особ[569].
В Грузии также ощущался недостаток в хлебе, и сначала на него возвысилась цена, а потом он вовсе не продавался[570]. В Тифлисе четверть дурной муки стоила от 20 до 30 рублей. Жители скитались по лесам, питались кореньями и травой; почти все население Памбак и Шурагели разошлось по соседним провинциям.
Частое вторжение неприятеля в пограничные мусульманские провинции лишило туземцев скота и хлеба настолько, что они не имели семян для будущего посева. Те, которые были в силах, покупали хлеб в селениях за р. Арпачаем, но большинство не имело средств этого сделать. Общее бедствие усиливалось от злоупотреблений мелких чиновников, поставленных в непосредственное сношение с народом.
В то время Кавказ был страной весьма мало известной русскому народу. Отсутствие сообщений и удобств жизни не привлекало достойных людей в столь отдаленный край. Службы на Кавказе искали, в большинстве случаев, те чиновники, которым не было места в России, те, которые рассчитывали, избавившись от надзора, поживиться на чужой счет. Смотря на туземцев как на народ, облагодетельствованный Россией, а на себя как на благодетелей и избавителей, пришедших для обновления жизни населения, чиновники не считали нужным сдерживать свой произвол и находили, что жители, из благодарности, обязаны подчиняться их капризной воле. «Бывший здесь вахмейстер, – писали грузины, – при отдаче мужиками хлеба или ячменя, заставлял их одного вместо стула,