Я склонилась, чтобы снова вдохнуть ее запах изо рта, и меня передернуло от отвращения к самой себе, но в то же время мне стало интересно.
Она заговорила совсем тихим голосом – тише обычного:
– Я все не устаю уверять себя: тревога – это проблема. Ее надо преодолевать, так?
Я заколебалась:
– Не знаю.
– Это проблема моего сознания.
– Ну… – Я подумала над ее словами. Тут явно была какая-то загвоздка, какой-то подводный камень. – Что вы имеете в виду?
– Что я имею в виду? – Такое было впечатление, что мой вопрос прочистил ей мозги, очистил ей душу. Патра высунула язык – она что, смеется надо мной? И я увидела, как ее язык, под слоем белых остатков пищи, втянулся назад. По сравнению с Патрой вчерашней Патра сегодняшняя была менее собранной, более разболтанной, более интригующе провокационной. Она сглотнула и схватила мою руку. Ее взгляд перепрыгивал с предмета на предмет.
– Ты права, Линда. Конечно, ты права. Глупо тревожиться о тревоге. Смотри: Дрейк вернулся, Лео с нами и ты с нами тоже. Все хорошо!
– И я с вами тоже.
– Все просто отлично!
– Да, все! – кивнула я. – Я вижу, вижу.
– На небе ни облачка. А это птички поют, да?
– Синицы.
– О, ты знаешь! Я знала, что ты это знаешь!
И раз уж сейчас так легко было ее обрадовать, я добавила:
– И пурпурные ласточки.
– Ласточки, очень хорошо!
– Да, и еще… – Я прислушалась. – Две гагары. – Хотя это было, скорее всего, урчание лодочного мотора. А может, я просто выдумывала, немного преувеличивала.
– Ну, конечно, две гагары. Надо было догадаться. Надо было. Главное для меня – научиться воспринимать вещи такими, какие они есть в реальности, ну вот как этот…
Перед глазами вспыхнула картинка: белое поле льда, сковавшего озеро.
– Нам просто нужно познать истину, – закончила она.
Вот истина: все в доме спят – все, кроме нас. Я кивнула.
– Э, да на тебе мой обруч для волос! – Ее взгляд упал на мою голову.
– Ну… – Я не стала возражать, наслаждаясь ее пристальным взглядом. Боль от обруча не прошла, но она сейчас была другая. Эта боль стала частью моей головы: она как бы вросла в мою кожу и – исчезла.
– Тебе идет!
А потом зазвонил ее сотовый. Прозвучали три такта музыкальной темы «Звездных войн», после чего из-за двери показался Лео – внезапно, как взлетает рябчик из кустов. Патра схватила сотовый и подбежала поближе к веранде, где связь была лучше.
– Алло? Спасибо, да!
Я тоже встала, придерживая одеяло, все еще хранившее тепло наших тел. Я не спускал глаз с Лео в дверях, но он ни разу не взглянул на меня. Он смотрел на Патру, которая с энтузиазмом соглашалась с собеседником и ходила взад-вперед, беспрестанно кивая:
– Хорошо, хорошо, хорошо!
Потом она замерла, чтобы лучше понять смысл сказанного.
– Я стараюсь так и делать. Я очень-очень стараюсь. Правда! – Она просияла. – Я чувствую себя намного лучше сегодня. Сейчас, наверное, наступил решающий момент. Да-да, он безупречен в глазах Господа. Именно об этом я думала в последнее время. И знаете что? Я же не рассказала вам самого главного. – Она пошла к столу. – Он позавтракал. Что? Блины. Что вы говорите? Простите, у нас плохая связь, но совершенно верно, да, это так. Да-да, мы вам очень благодарны!
Закончив разговор по телефону, она обернулась к Лео с неуместной широченной улыбкой, которая моментально увяла.
Одного взгляда на Лео было достаточно, чтобы улыбка исчезла.
В суде меня спросили: вам известно, они, в принципе, обращались к врачу?
Патра произнесла неуверенно:
– Это была целительница… мизис Джулиен?
– Да, – подтвердил Лео. Хотя, разумеется, с ней только что беседовал вовсе не он, а Патра.
– Она сказала, что мы должны быть благодарны, – с той же интонацией.
– Мы благодарны, – сообщил он.
В то утро в нем проявилась невозмутимость, экономность в жестикуляции, как будто он наконец осознал, как мало ему требуется движений, чтобы оставаться самим собой. Я наблюдала, как он пытается сложить некое подобие улыбки. Уголки его губ поползли вверх и вбок.
– Как насчет горячего какао? – обратился он к Патре. – Поставь чайник, Пи!
Она послушно тряхнула головой, а когда двинулась через комнату к нему, произошло нечто странное: все вязаные половики у нее под ногами стали сначала разъезжаться, а потом съезжаться. Так стремительно она шагала.
Лео остановил ее, расставив навстречу ей руки и заключив ее в объятия.
Когда он ее обнял, его голос переменился. Он зазвучал с музыкальными интонациями, с чередующимися высокими и низкими нотами:
– Ну что с тобой, Патти Пи? Давай не будем нарушать наш уговор, Патти Кекс. Будем делать то, что и всегда: сварим какао, вычистим кошачий лоток, как в самое обычное утро. Ты можешь это сделать для меня?
Я видела, как он прижал губы к ее уху.
А потом обратился ко мне поверх ее головы – его голос уже не пел:
– Линда, поможешь мне сделать одну вещь?
Я-то думала, что он меня полностью игнорирует, поэтому его вопрос застиг меня врасплох. Я нахмурилась и уже приготовилась отрицательно помотать головой. Но потом ощутила, как мои плечи приподнялись, как бывало всегда, когда требовалось занять оборону. Когда он выпустил Патру из объятий и повернулся, я невольно поплелась за ним.
Меня разобрало любопытство: я ничего не могла с этим поделать.
– Патра! – строго произнес он, когда она двинулась за нами следом. – Свари какао. Потом кошачий лоток. Оденься. Может быть, повторишь урок? Сегодня замечательный день.
В моем сне Пол был ловкий и быстрый. И вел себя одновременно озорно и возбужденно, чем забавлял и одновременно раздражал меня. В моем сне я в конце концов на него рассердилась не на шутку. Было в его поведении что-то зловредное – в том, как он полз на животе по хрупкому льду. И когда я последовала за Лео в детскую, я еще ощущала остатки негодования, которое Пол у меня вызвал во сне. Но стоило мне только взглянуть на него, лежащего в кровати, как мое негодование вмиг улетучилось. Он же был всего лишь маленьким ребенком. И сейчас этот маленький ребенок спал. Я даже успокоилась, увидев, как он тихо лежит на животе, по самую шею укрытый одеялом, из-под которого торчала его золотистая головка. Его потрескавшиеся губы были разомкнуты, глаза закрыты.
– Ну вот, Линда, ты только не бойся, – пробормотал Лео за моей спиной, и, как только он это произнес, меня разобрал жуткий страх. – Линда, все в полном порядке. – Мне почудилось, что он захотел похлопать меня по плечу.
Лео прикрыл дверь, и моим первым побуждением было отпрянуть прочь от кроватки. Вторым – стало желание срочно найти выход. Я пока не поняла, в какую западню он меня завел. Я почувствовала, как у меня свело икры и сотни иголочек впились в кончики пальцев.
У Лео было перекошенное лицо. Он ощупывал одну щеку кончиком языка, и я сразу интуитивно поняла, что так он делал, только когда оставался один.
– Мы играем в «Конфетную страну», – объяснил он почти сконфуженно, указав рукой на пол.
– Во что?
Но и так все было понятно. На ковре была разложена картонная доска, по которой змейкой извивалась тропинка из разноцветных клеточек.
– У Пола синяя фишка. У меня красная.
– Ясно.
Но Пол спал.
– Поиграй за него. Сейчас его ход. – Лео ободряюще кивнул. – А я сбегаю в туалет, я быстро, а потом мне надо сделать короткий звонок. Позови меня, если что…
Лео произнес это так жалобно, таким извиняющимся тоном, что мне даже стало его жалко. Он стоял и складывал на прикроватном столике Библию и еще какие-то книжки неровной низенькой башенкой. Потом посмотрел на тарелку с несъеденными блинками на комоде, – так поспешно, не повернув головы, словно не хотел, чтобы я заметила его взгляд, словно не смог удержаться, чтоб не посмотреть туда. Потом просто стоял и ничего не делал. Глаза красные, язык тычется в щеку изнутри.
– Лео… – обратилась я к нему.
Он начал кончиками пальцев заправлять рубашку за пояс.
– Вы только не бойтесь, – услышала я свой голос. Лео заправлял рубашку, заталкивая ткань поглубже. Он подтянул шорты и снова стал заправлять рубашку. Ткань натянулась на его плечах, и такое было впечатление, что он готов всего себя по самые плечи затолкать за пояс.
Чтобы отвлечь его, я присела на ковер рядом с доской «Конфетной страны».
– Пол, – позвала я, чтобы заставить Лео уйти. – Твой ход!
Вообще-то я не умела играть в «Конфетную страну». Я никогда не играла в такие настольные игры, когда была ребенком, поэтому я не имела никакого представления о правилах, о том, как нужно передвигать фишки по клеткам. Тут не было ни костей, которые надо бросать, ни указателей-стрелочек, которые надо вращать. Я слышала, как дышит Пол под бременем одеял, но не пыталась его разбудить. Не думая, я вытащила карту из колоды. И сдвинула синего Пряничного человека – им играл Пол – на желтый квадрат, которому соответствовал цвет карты. Потом сдвинула красного человека Лео. Синий, красный… И тут с грустью поняла, что мне и не нужно знать правила игры. Тут и так все было понятно. Это была погоня, гонки. Пряничный человек Лео прошествовал мимо Скрюченного орехового домишки. Пряничный человек Пола выбрал короткий маршрут через Мармеладные горы. После нескольких ходов я сильно заскучала, как будто раньше играла в эту игру сто раз. Я машинально передвигала фишки по нарисованному маршруту. Лео плутал по тропинкам Карамельного леса, а Пол застрял на Леденцовом поле. И когда фишка Лео уже почти настигла мою на Повидловом болоте, когда исход гонок уже казался очевидным, хотя от финиша нас отделяло еще немало ходов, я оторвала взгляд от доски.
– Пол?
Он смотрел на меня из кроватки. Его дыхание стало глубоким, а потом вдруг оборвалось. Половина его лица утонула в подушке, и меня разглядывал только один глаз. Немигающий, голубой.
– Пол? – повторила я.
Его подушка потемнела от слюны, когда он снова задышал.