Я прилежно учусь, много играю в карты, но совсем не пишу того, что бы хотелось. Мои стихи – те, что написаны не на потеху университетской публике – так и валяются на полу под столом, покрытые толстым слоем пыли и паутины.
У меня совершенно нет времени звать свою музу.
Да и незачем это делать.
Глава 40Линор
Безмолвной и ясной ночью в конце ноября, вконец изголодавшись и истосковавшись по моему поэту, я проникаю в украшенное арками здание Западного Крыла Университета Виргинии.
Мелкие крупицы пыли и грязи налипают на кожу, забиваются в горло, мешая мне дышать. Незримая воздушная стена, стена неприятия моего поэта, не дает мне пройти на Лужайку, но я, ловко повернувшись, протискиваюсь мимо этой ограды, насквозь пропахшей горечью поражения.
Беззвучно ступая, я пересекаю кирпичную аркаду, внимательно прислушиваясь, чтобы не пропустить появления Эдди.
– Где же ты? – спрашиваю я голосом, в котором звучит смутная угроза. Мой взгляд скользит по длинному ряду зеленых дверей. – И где Гэрланд О’Пала?
У одной из дверей я резко останавливаюсь.
Из-за нее отчетливо доносится стук сердца.
Тук-ТУК-ТУК-ТУК!
Несмотря на приглушенный мужской смех, доносящийся из комнаты, я отчетливо слышу каждый удар сердца моего поэта.
Поворачиваю ручку и вхожу в комнату с ободранными и щербатыми стенами, насквозь пропахшую алкоголем. Внутри сидит с дюжину студентов, они оживленно переговариваются и смеются за квадратными карточными столиками. Перед глазами они держат веер карт и то и дело попивают из бокалов прозрачный напиток, украшенный листиками мяты. На столах то и дело звенят монеты. Смех, многократно усиленный алкоголем, разносится по всей комнате, ударяя мне в уши оглушительными волнами. Одному из игроков – толстому, как бочонок, мужчине с растрепанными рыжеватыми бакенбардами – на вид не меньше пятидесяти.
Эдгар тоже сидит среди картежников, прикрыв рот своим карточным веером. Под глазами у него залегли темные одутловатые круги – верный знак, что сна ему недостает.
Он изумленно смотрит на меня и опускает карты.
– Позже! – одними губами говорит он. – Уходи!
Нос мне щекочет очередная паутинка, приставшая к лицу. Резким движением срываю ее и спрашиваю своего поэта, силясь перекрыть шум чужих разговоров:
– Поэтому-то ты больше не пишешь стихов?
Эдгар изумленно округляет глаза.
Остальные игроки затихают и поворачиваются ко мне, а потом испуганно замирают.
– Это и есть твои игры, о которых ты мне рассказывал? – спрашиваю я. – Хорошенькое решение, нечего сказать. Нарваться на исключение и уехать обратно в Ричмонд. Этого ты хочешь?
Пузатый мужчина встревоженно вскакивает со своего места.
– То есть как это «исключение»? Неужели руководство обо всём прознало и теперь идет сюда?!
– О господи! – в страхе кричит один из студентов и вскакивает. – Хватайте свой выигрыш – и бежим!
Колени стучат по столешницам, карты и бокалы летят на пол. Игроки торопливо рассовывают по карманам стопки выигранных денег и горсти монет – кто-то при этом жалобно хнычет, а кто-то – нещадно ругается. При взгляде на этот водоворот жалости и страха меня прошибает холодный пот. Студенты вскакивают со своих мест, опрокидывая стулья, и, расталкивая друг друга, спешат к двери. Их рты искривились в гримасе ужаса, а мое появление, кажется, не производит на них никакого впечатления: им плевать, что в их ряды затесался мрачный призрак. Мне даже приходится отскочить в сторону, чтобы меня не раздавили.
Эдгар пробегает мимо и смешивается с толпой.
Я кидаюсь следом.
Но не успеваю я и выкрикнуть имя моего поэта, как кто-то хватает меня сзади и швыряет на траву у аркады. Неизвестный обидчик срывает с моей головы дырявую шляпу.
– Я же велел тебе держаться от него подальше, – цедит он.
Перевернувшись на спину, я поднимаю глаза и вижу Гэрланда. Он склонился надо мной в своих зеленоватых очках, сжимая в руках мою шляпу, которую сам же когда-то и изуродовал.
– Ни у кого, случаем, нет пистолета? – спрашивает он, обращаясь к студентам, торопливо разбегающимся по своим комнатам. – Мне срочно нужно оружие!
За спиной у него распахивается дверь, и краснощекий юноша, которого я видела за карточным столом, хватает Гэрланда за плечо.
– Вот ты где! Я услышал твой голос. Скорее, О’Пала! Прячемся у По, пока нас не поймали!
Он заталкивает Гэрланда к Эдгару, и я следую за ними.
Эдгар заметно напрягается, заметив меня. Он сидит на кровати, приспустив с плеч серый фрак.
– Нет! – кричит он, швыряя фрак на пол. – Этим двоим нельзя пересекаться. Выведи их отсюда, а, Эптон!
– О боже, По! – восклицает, прижав ладонь ко рту, тот самый румяный студент – видимо, он и есть Эптон. – Это и есть твоя мрачная муза? Это она, по слухам, то и дело рыщет в окрестностях университета? Ее обожает Майлз?
Эдди смотрит на меня умоляющим взглядом:
– Умоляю, вернись в холмы! Пожалуйста! Совсем скоро конец учебного года. Мне нужно выдержать экзамены и хорошо закончить первый курс, чтобы хоть как-то спасти свою репутацию!
– Погоди, я сам ее задушу, – злобно цедит Гэрланд и кидается ко мне.
– Нет! – Эдди с силой толкает его в грудь, отбрасывая назад. – Не трогай ее!
– Но…
– Я же сказал, не трогай!
Тем временем Эптон продолжает бессовестно на меня пялиться. Когда он наконец отнимает руку ото рта, то удивленно бормочет:
– Почему ты столько времени ее прятал, а, По?! Ничего подобного в жизни не видел…
– За игорными столами ее вряд ли бы приняли, – отвечает Эдгар, избегая моего взгляда. – Линор, я вижу, что ты вся в паутине. Прости, я был к тебе ужасно невнимателен. – Он с трудом сглатывает, и его кадык нервно дергается. – Мне очень тебя не хватало.
– Правда? – спрашиваю я, подняв на него изумленный взгляд.
Гэрланд недовольно швыряет мне мою шляпу.
– Он не в себе. Так что не особо-то очаровывайся его признаниями.
Эптон подходит поближе и принимается внимательно разглядывать мою пернатую голову, то и дело благоговейно ахая.
– Да это просто жемчужина от мира искусства! Я бы охотно заплатил, лишь бы увидеть ваше совместное выступление!
Гэрланд презрительно ухмыляется.
– Не шутишь? – уточняет Эдгар, удивленно приподняв брови.
– Я же тебе говорила, дорогой мой поэт! – восклицаю я, надев шляпу. – Я готова предстать перед миром! Напрасно ты так меня стыдишься!
– Позволь с тобой не согласиться, – мрачно встревает Гэрланд.
– Плевать мне на ваше несогласие, мистер О’Пала.
– Да хватит уже пререкаться! – кричит Эдди и отшвыривает в сторону ногой свой фрак. – Я планирую сегодня уничтожить вас обоих, так что спорить нет никакого смысла. Всё и так отвратительно, еще и вы усугубляете!
Кровь стынет у меня в жилах.
– О чем ты? – спрашивает Эдгара Гэрланд.
Эдди устало ложится на кровать.
– Эдгар, – зову я, а сердце оглушительно колотится в груди. – Что значит «уничтожить вас обоих»?
Эдди потирает ладони и бросает взгляд на стол.
– Чтобы совсем не замерзнуть ночью… мне придется… – Он прочищает горло. – Мне придется сжечь рукописи.
Мы с Гэрландом встречаемся взглядами. Лицо моего соперника резко бледнеет – теперь его цвет напоминает цвет выбеленной кости, да и у меня вся кровь отливает от лица.
Огонь в камине щелкает и потрескивает, но мне не хватает духа на него взглянуть.
– Мне очень жаль, но у меня нет денег на дрова. Даже на один деревянный брусочек. Я только что проиграл в карты свой последний доллар. А ведь я ужасно боюсь разболеться прямо перед экзаменами.
– Но… Я своими глазами видела, как игроки распихивали деньги по карманам, особо не разбирая, где чье! – тряхнув головой, говорю я.
– Я, по-твоему, похож на любимчика Фортуны? – спрашивает Эдди. – Мне так страшно, что меня сейчас поймают и выгонят из университета, но я ни цента чужого бы себе не присвоил. Ночи сейчас такие холодные, а под столом у меня лежит куча отличной бумаги, которая превосходно подойдет для растопки…
– Нет! Ни в коем случае! – кричит Эптон и бросается к двери. – Приятель, я принесу тебе своих дров…
– Не надо! – Эдгар тут же вскакивает с кровати. – Хватит с меня благотворительности. Забудь, хорошо?
– Я не позволю тебе замерзнуть до смерти, По! – восклицает Эптон.
– Если так за меня беспокоишься, принеси еще бокальчик мятного слинга – он меня согреет. Я вовсе не попрошайка, не думай. – Эдди натянуто улыбается и снова садится на кровать. – Иди-ка к себе, Билл. Как-то нехорошо мне, а допустить, чтобы ты счел меня не только бедным, но и безумным, я никак не могу.
– Прогони Мадам Мрак! – встревает Гэрланд, кивнув на меня. – И твоя хандра мигом развеется!
– Ошибаешься, Гэрланд. – Эдди поднимает с пола фрак и набрасывает его на плечи. – Линор прогоняет демонов, что вторгаются в мой разум. С самого моего детства. Если бы не она, я бы уже давно распрощался со здравомыслием.
С моих губ срывается возглас изумления. Слова Эдгара так меня трогают, что мои глаза застилает пелена слез, а подбородок сотрясает дрожь.
Эдди опускается на пол и на четвереньках заползает под стол.
– Не смей ее трогать, О’Пала. Доброй ночи, Билл! И помни! – хихикнув, кричит он из затянутого паутиной угла. – Я – Поэт с большой буквы!
Эптон приоткрывает дверь, но потом неуверенно поворачивается к Гэрланду.
– Ну, я пойду? С ним же всё будет в порядке?
– Я с тобой, – отзывается Гэрланд. – Мне нужен топор.
Сердце замирает у меня в груди.
– Топор? Но зачем?
Не удостоив меня ответом, Гэрланд выскакивает за дверь следом за Эптоном.
Эдди выбирается из-под стола, прижимая к груди ворох рукописей, опутанных паутиной. С нижней страницы на тонкой нити свисает паучок.
– Если ко мне пристают новые паутинки всякий раз, когда ты бросаешь под стол свои прекрасные стихи о тоске и печали, то что же со мной будет, когда ты швырнешь их в огонь?! – спрашиваю я и невольно вскидываю руки – мне кажется, что из кончиков пальцев у меня сочится белый дым. – Кожу жжет и пощипывает, как будто она вот-вот загорится!