Лишь где-то на четвёртый либо даже пятый день вечером, когда пришёл отец, мы, наконец-то, впервые сели за стол все вместе. Говорили мало и о несущественном - политике, стихийных бедствиях, охвативших весь мир, о жутких происшествиях на дорогах, о террористах, взорвавших очередной жилой дом. Но, когда пили чай, отец сказал таки:
- Вот что, молодёжь, мы с мамой считаем, что не время сейчас, да и оснований формальных нет, чтобы устраивать полновесный медовый месяц. Надо всё же заканчивать школу, глупо бросать её сейчас, тем более что у вас обозначились некоторые семейные обязанности. Да и в университеты Европы, тем более наши, не принимают без документа о предыдущей жизни...
Чёрт возьми, отец был, как обычно, совершенно прав! Я за последние дни впрямь ни разу не вспоминал о школе. А тут я словно бы плюхнулся с небес на землю. Или в ледяную воду. Но в который уже раз выручил быстрый житейский ум моей возлюбленной.
- Разумеется, Илья Семенович, - ответила она за мен,. - завтра Вова идет в школу. И будет очень прилежен, чтобы наверстать пропущенное. Карьера - дело святое. Я, кстати, если вас интересует, тоже не намерена сидеть на вашей шее. Завтра пойду вместе с Владимиром. Он - в школу, я - устраиваться на работу. Опытные реализаторы всегда нужны. Конечно, много я заработать не смогу, но себя всем необходимым обеспечу. А если что - так и нас обоих...
Еще бы не произвести ей впечатление на моих предков, в чём-то страшно умных и даже хитрых, а в чём-то очень наивных. Даже мама поглядела на ненавистную соблазнительницу и стерву ехидную как-то мягче, если уместно это слово. Или, может, она вообще впервые за всё время на неё поглядела.
А отец даже стал возражать:
- Ну, что ты, Света, нет никакой нужды возвращаться тебе к прежней профессии, ты лучше немного отдохни ещё, может, я придумаю тебе какое-нибудь занятие в моём банке или лучше тебе бы тоже чему-нибудь стоящему поучиться на каких-нибудь хотя бы курсах, сейчас так много всяких курсов и бухгалтерских и...
Но Светка вдруг заартачилась:
- Спасибо за доброту и участие, дорогие пала и мама, но я мою профессию люблю, и она, между прочим, не такая уж простая, а учиться... Нет уж, дорогие мама и папа, я ещё в четвёртом классе возненавидела учёбу и всевозможных учителей, боюсь, с этим ничего не поделать.. Да, вам. может быть, неприятно, что я вас так называю?
- Что ты! - с невероятной поспешностью отозвался отец. - Совсем наоборот, только, пожалуй, несколько непривычно... Пока...
Ничуть не сомневаюсь, что отец за минуту до того не ожидал от себя подобных слов. Так, наверное, и мама подумала, ибо впервые в её глазах за последние дни помимо беспредельной скорби мелькнуло крайнее изумление, она даже хотела, кажется, вслух возразить отцу, но удержалась.
И на следующий день я пошел в школу с таким чувством. будто я там год не был. Там, как поначалу показалось, никто не усомнился в том, что все эти дни я тяжко болел, поскольку вид мой подтверждал это весьма убедительно. Однако это было ошибочное ощущение. Потому что в первую же перемену на меня обрушился вал ничем не сдерживаемого любопытства.
- Брег, ты, говорят, женился?
- С законным браком тебя!
- Или пока еще - с незаконным?
- Да вы чо, в натуре?! - попытался я извернуться.
- Да вся школа знает!
- Значит, у всей школы крыша едет!
- Не гони, дятел! Ты привёл домой ту биксу из павильона, и она теперь зовёт твоих предков мамой и папой!
- Ага, и вы трахаетесь с ней у них на глазах!
- Точно, и у мамани твоей от этого «шоу» досрочный климакс наступил, а у папика - наоборот...
- Ну, трахаемся! И - что?! Только вовсе не на глазах - комнат, что ли, мало? А про мать если слово еще скажет кто... И Светка вовсе не бикса!
- Бикса, её вся Москва знает!
- Заткнись, овца, сама ты бикса! И вы все - биксы! И голубые, и розовые, и серо-буро-малиновые.
Так что пришел я из школы в тот день с распухшим носом и разбитой губой. А Светка вернулась весёлая и беззаботная - завтра ей уже надо было на целые сутки окунаться в свою любимую стихию. Не соврала - опытные реализаторы, понятия не имеющие о трудовом законодательстве, требовались везде. Впрочем, не исключено, что работодатель учёл и «смежную» Светкину профессию.
Она. увидев мой нос, сразу всё поняла.
- Ага, и ты пострадал за любовь! Я рада - не всё мне отдуваться, миленький. Вот интересно, не в коммуналке живём - в особняке, а сразу все обо всём узнают. Как так?
- Очень просто, - сразу вступил в разговор отец, неслышна вошедший в дом следом за мной, - страна у нас такая. Коммунальная. Такая большая-пребольшая коммуналка. Прихожу утром в банк - все поздравляют. Да ехидно так, будто гнева моего ничуть не страшатся. Хотя обычно - побаиваются, совки...
А вскоре и мама пришла, приняв в третьем чтении какой-то закон. И сообщила, что её в Комитете поздравили тоже, сволочи. Однако ясно видно было, что мама уже почти оправилась от потрясения, чему мы все молча порадовались.
А когда сели кушать, то мало-помалу выяснилось ещё одно благоприятное обстоятельство: ехидная людская молва сблизила нас гораздо больше, чем всё иное. Буквально сплотила. И обстановка за семейным столом была почти дружественная, отец много и удачно шутил, мама, хотя и отделывалась пока односложными репликами, улыбалась часто и совсем не вымученно.
То есть время уже начинало оказывать своё терапевтические действие. Правда, не совсем в том направлении, что было для родителей наиболее желательным. И спустя несколько дней уже никому не казалось непереносимым наше житьё. Я, но, может, и не только я, уже начал подумывать, что рискованный «эксперимент на уживаемость» можно считать удачно завершившимся.
Пожалуй, в иные времена подобная «уживаемость» и вовсе была б невозможной - вездесущая настырная общественность наверняка лезла б в нашу жизнь куда основательней, чем теперь, даже возможно. милицию подключила б. То есть не только нас со Светланкой разогнали б по разным «исправдомам». Но и бедным родителям испортили бы остаток жизни, повыгоняв из партии, ещё откуда -нибудь. Или, считаете, не так всё сурово было в иные времена?.. А потом общественность словно бы вымерла, почти совсем не стало про неё слыхать, молчит даже тогда, когда на её глазах страна погибает.
Но, главное, уже тогда случались во многих более, чем наше, известных почтенных семействах скандалы гораздо шумней и порой даже с пролитием крови. Куда уж там нашему банальному, совершенно бескровному скандалишке.
А мне скоро стало даже приятно носить по «элитной» школке ореол особости моей. Институт семьи как таковой считался моими приятелями давно порушенным до основания, и мне нравилось молча и даже немного скорбно опровергать это заблуждение растленных масс.
Уже многие мои однокашники не могли обходиться без дозы, почти все, достигшие половой зрелости, более или менее регулярно переживали «радости секса», имея такой опыт и мастерство, какие предыдущими поколениями не достигались за целую жизнь. Но состоящим в официальном, государственном, можно сказать, браке был я один. (Так ведь и не знаю, почему именно это чьё-то враньё получилось столь живучим, что его невозможно стало опровергнуть.) Хотя на самом деле..
На самом деле разговор о подобающем оформлении отношений в нашем доме и впрямь заходил не раз. И не мы со Светкой его затевали. Нам было это, как говорится, «по барабану», но мы не перебивая слушали родителей только потому, что произносит они весьма забавные вещи.
Так, они даже заспорили при нас, чего прежде никогда себе не позволяли, каким обрядом нас правильней всего сочетать. Отец полагал, что мы должны оформить наши отношения в синагоге, поскольку это, как он выразился, более конвертируемо, а мама, как общественный деятель, склонялась к православному венчанию, ибо нам выпало жить в православной стране, где это воспринимается общественностью благожелательней всего прочего.
И опять Светлана потрясла всех рассудительностью, а также и великодушием:
- Дорогие папа и мама, вы, конечно, вправе давать нам подобные рекомендации, мы не посмеем вас ослушаться, но если вас интересует наше мнение, то мы бы не спешили. Теперь с этим делом вообще никто не спешит. Зачем? Вдруг мы скоро разочаруемся друг в друге, вдруг зарубежные университеты не принимают женатых абитуриентов. Ведь университеты, надеюсь, не отменяется?Кстати, я передумала тащиться вместе с Владимиром в Европу, пожалуй, это было бы не сметь уместно, как вы считаете?
А у меня от таких ее слов в очередной раз болезненно сжалось сердце. Несмотря на мою сумасшедшую любовь, шестые чувством я отчётливо различал признаки дьявольской игры во всём поведении подруги, явно и небезуспешно усыпляющей бдительность моих далеко не наивных предков.
- Ну, давайте хоть небольшой вечерок устроим, а то общественность ждёт. И назовём это дело, к примеру, помолвкой. Ну, ребята, приличия же требуют - не на облаке живём! - таков был предложенный родителями компромисс.
- А что, это, пожалуй, было бы прикольно! - с энтузиазмом согласились мы. - Только не надо собирать большой шалман, мы с Вовой своих друзей вообще звать не будем, потому что нет у нас настоящих друзей, верно, Вов?
- Ага...
И через неделю в нашем доме состоялось мероприятие, которое даже попало в светские хроники. Разумеется, отнюдь не первой строкой. Что и требовалось. Отец позвал своих деловых партнеров, чтобы, думаю, щегольнуть перед ними широтой взглядов, мама - своих соратников и, в каком-то смысле, оппонентов по Комитету и вокруг него - очевидно, с похожими целями. Ну, и некоторые наши родственники притащились, как же без них, ведь мы родство чтим не меньше самых диких азиатов.
В общем, народу набралось все-таки изрядно, работала бригада поваров-официантов да бригада музыкантов, и надо уж было устроить это дело в каком-нибудь публичном месте, чтоб не выделяться. Впрочем, родители, кажется, поняли и сами свою промашку, да уж ничего нельзя было изменить.