- Ну, бывают же какие-то... - И вдруг она, будто ничего ужасного, ничего непоправимого не случилось, заставила меня сесть на массивный старомодный табурет, сама взгромоздилась ко мне на колени, при этом одна половинка халата как бы нечаянно сползла, обнажив умопомрачительную загорелую ногу до самой... И губы блудницы этой уверенно приблизились к моим плотно сжатым губам.
Но я, помня о том, что ещё несколько минут назад этот рот целовал «гориллу» и, весьма вероятно, делал кое-что ещё, нашёл в себе силы отстраниться. На прежде успел уловить запах того мохнатого чудовища, что затаилось в комнате и готовится к броску...
Однако «чудовище» вовсе не затаилось. Потому что из комнаты вдруг послышался отчётливый бархатистый храп умиротворенного, всем довольного самца, не ощущающего за собой даже ничтожной вины, что вновь всколыхнуло мой праведный гнев: «Они оба прекрасно понимают, что нанесли мне смертельную рану, однако совершенно не принимают меня всерьёз!»
- Я хочу, чтобы он немедленно ушёл, - вот всё, что я смог внятно произнести.
Возможно, в этот самый момент я и пропал окончательно. Если, разумеется, не считать момент моего появления на свет. До того еще была хотя бы призрачная возможность проявить мужскую твердость и принципиальность, но, произнеся жалкие, рабские слова тогда, когда нужно было, как говорится, стукнуть кулаком по столу, я стремительно поплыл вниз по течению туда, где ждали меня бесчисленные водопады и водовороты немыслимой для нормального человека жизни...
- Ишь ты! - так отозвалась на мою смиреннейшую просьбу моя потаскушка. - А он, наверное, хочет, что бы ушёл ты. И как мне быть? А может, испробуем третий или нулевой вариант?
- Какой ещё «третий-нулевой»?
- Эх, ты, потёма! - Светка беззаботно расхохоталась и снова полезла целоваться.
И я не смог противиться ей. Мы поцеловались. Бр-р-р...
- Замечательный вариант, Вовка! Мы смогли бы порезвиться втроём. Я один раз пробовала - классно! И можешь за меня не беспокоиться, я - сильная!
И снова я онемел. Но не надолго. На мгновение лишь. Ведь был просто щепкой, ни на что не годным сором, затянутым в водоворот.
- Да-а-а... Можно было предвидеть даже и это.. - произнёс я тоскливо, - ты многому научила меня в прошлый раз, не приходится сомневаться, что это была не вся учебная программа... Однако втроем я не могу. Никак. Я лучше пойду отсюда к чёртовой матери. Нет, я лучше здесь тихонько посижу, пока вы не закончите. Не возражаешь?
- Ну, ты, Вовец, тоже... Извращенец! Хотя - сиди. Тем более что мы, в принципе, закончили.
- Да кто хоть он? - спросил я даже не из любопытс тва. а просто чтобы не молчать, как возле гроба с по койником.
- Какая разница! Человек. Мужчина. Как говорится, «кавказской национальности». Но он заплатил. Не слишком щедро, как всякий кавказец, у которого в основном - понты, однако - сходно. И я была бы последней дурой, если б отказалась. Мы ведь с тобой должны как-то существовать.
А я только и жаждал какой нибудь «соломинки»! И на сей раз уже я кинулся целоваться.
«Вот оно! - просияло в бальном мозгу, готовом как угодно обманываться, лишь бы не взорваться от ужаса, - вот в чём суть! Эта юная русская женщина - есть сама жертвенность! Она ради меня пошла на панель, не ведая, что в этом нет никакой необходимости! А я то, болван...»
И я пал на колени посреди маленькой кухни, забормотал безумно и страстно:
- Любимая! Глупенькая моя! «Коня на скаку...», «В горящую избу...» - да ведь это же всё - про тебя! Но больше никогда никогда не делай этого ради денег - нет никакой нужды! Если ты станешь только моей, навсегда моей, я подарю тебе весь мир! Ну, если не весь, та изрядный кусок...
На дорогом лице при моих последних словах мелькнула недоверчивая, ироничная усмешка, что ещё больше меня раззадорило.
- Будто ты не знаешь, кто мои родители?
- Шишки какие-то. Как и все евреи. Были когда-то шишками.
- Не только были, но и есть! Они дико богаты, а я - их единственный сын!
- Что ж ты сразу об этом не сказал, дубина! - В голосе теперь, пожалуй, была и обида, словно девушка впрямь только из-за жестокой нужды решилась торговать телом.
- Так повода не было.
- Эх, ты, «Вовка-дурак, курит табак!» А ещё еврей. - Обида в момент исчезла, взамен неё вступила неслыханная ни разу прежде нежность. - Если не врёшь, тогда это многое меняет. Сейчас же прогоню клиента. В конце концов, его паршивые копейки я с лихвой отработала. Если не врёшь, я, пожалуй, и вправду постараюсь быть только твоей, хотя это, наверное, будет чертовски скучно. Но, вообще-то, дорогой, по моему, ты неправильно всё воспринимаешь, старомодно, А секс - это всего лишь приятная такая физкультура. И тот, кто это понимает, живёт долго, счастливо, безо всяких проблем. Однако пока ты преодолеваешь свою старомодность, я обещаю терпеть, только не слишком долго...
Может быть, в тот момент она была искренна и верила сама, что способна к сколько нибудь продолжи тельной верности?...
Света пошла, решительно растолкала храпевшего «гориллу», тот что-то недовольно бурчал, он особо не сопротивлялся. Прежде, чем уйти, он, сволочь, заглянул в кухню, нагло подмигнул и показал оттопыренный большой палец. Будто я тоже клиент. Будто без него не знаю Светкиных талантов.
Скажете, что, по сути дела, я и был клиентом, при-чём пообещавшим заплатить за всю жизнь вперёд? Но в таком случае, разве большинство добропорядочных мужчин не такие же клиенты?...
И стали мы со Светланой жить, как настоящие муж и жена. И целых четыре дня мы так жили - не улыбайтесь, это очень большой и не только для нас срок - изо всех сил демонстрируя друг другу основательность отношений. Так, я за три дня собственными руками починил выключатель, чего ни разу не делал, ни до этого, ни после, а она постирала мне рубаху и уверяла, что ей стала гораздо понятней душа рачительной домохозяйки
А в конце четвёртого дня Светлана вдруг увидела за окном знакомую машину. И сделалась бледная как снег, - это Тенгиз со своими головорезами нагрянул я наше тихое гнёздышко.
Но только мы успели представить в общих чертах, что с нами сейчас будет, как знакомую машину за окном увидел я. Это была папина машина. И он - в сопровождении людей внушительной наружности.
Папа всё и уладил в один момент. А нам через занавеску эта замечательно было видно. Кто не знал, в чём дело, мог бы подумать, что случайно повстречались двое добрых знакомых. Но если бы оба босса не выехали лично на разборку, то совсем без крови вряд ли обошлось.
В итоге Тенгиз, которого я никогда больше не видел, сел в машину и уехал, кинув на занавешенное окно полный тоски, как мне показалось, взгляд. А папа, оставив свою "Security" во дворе, позвонил в дверь. И на вид это был мой всегдашний отец, невыразимой мукой во взгляде и тихим, скорбным голосом напоминающий самого Христа.
И, не удостоив Светку даже взглядом, сказал:
- Ну, хватит же, блудный мой сын. Потерял постылую невинность, и довольно. С каждым это случается, но потом приходит время взрослеть и умнеть. Я полагаю, что девушка не будет в обиде, если я дам ей сейчас определённую сумму, и мы расстанемся навсегда. Кроме того, я же только что выкупил ее из рабства, а свобода вообще бесценна.
Только после этих слов папа, наконец, счел возможным глянуть на мою возлюбленную и даже произнести нечто, отдалённо напоминающее комплимент.
- А вы, Света, и впрямь красавица. Хотя, пожалуй, на любителя. Ну, подумайте, на кой вам сдался наш дуралей? Поверьте слову старого еврея: жизнь с нашим братом скучна и пресна, мы совсем не склонны к житейским бурям и катаклизмам, нам дороже всего устоявшийся быт и размеренность существования. И вы, такая яркая да эффектная, очень скоро затоскуете с Вовой. К тому же он - маменькин сынок, если что, имейте а виду, может даже сесть вам на шею, наплевав на свои сегодняшние рыцарские будто бы принципы. Впрочем, он, кажется, уже на них наплевал.
И тут Светка вдруг обоих нас ошарашила.
- Но я люблю вашего сына, - произнесла она с бесконечной кротостью на лице и в голосе, - он меня тоже любит... Да вы, Илья Семёнович, сами всё прекрасно знаете...
И дальше, по-моему, разговор стал развиваться в непредвиденном для отца русле. Тогда мне впервые пришла в голову мысль о том, что моя возлюбленная -самая настоящая ведьма Только это исчерпывающе объясняет вообще всё и со всех, кроме, разумеется, самой ведьмы, снимает всякую ответственность.
- Но как вы представляете дальнейшее, девушка?! - словно бы моментально забыв обо мне, вдруг с несвойственной ему страстностью воскликнул мой всегда предельно рассудительный родитель. - Или вы о нём, как и Вовка, совершенно не думаете? Ни за что не поверю!
- Правильно. - сказала Светлана невозмутимо, - я думаю о дальнейшем. Но, боюсь, моя расчётливость напугает вас ещё больше.
- Расчётливость - самая уважаемая мною человеческая черта, хотя желательно иметь что-то в дополнение к ней.
- Тогда... В общем, я знаю, что Володя скоро поедет учиться в Европу. И пусть едет - никто не должен ему мешать. А когда мы оттуда вернёмся, то официально поженимся. Если никто не передумает, конечно.
- А ты тоже хочешь - туда?!
- Да мне то и здесь нормально. Однако дело не во мне. Дело - в нём. Он же дня без меня не протянет в той загранице.
- Понятно, - отец вдруг разом успокоился, - в общем, ты считаешь, что надо пустить дело на самотёк и ждать, когда всё само собой образуется. Куда, говоря по-русски, «кривая выведет».. Но что я скажу матери?! Вовка, болван, что я маме скажу, ведь у неё - сердце!
- Так и скажи, - промямлил я, не поднимая глаз, - что я ее по прежнему люблю, но ничего не могу с собой поделать, потому что - заболел. И никто не сможет меня вылечить. Разве что - время. А мы со Светой тут пока поживём. Дозреете - позовёте. Чтоб там ни было, я же пока не стал законченным наркоманом и алкоголиком, не заразился проказой и спидом, не умер.