История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2 — страница 40 из 77

Божественный дом, весь императорский дом, династия, были призваны на их место волей богов. Этот дом божественен не потому, что, как в эллинистическое время, император и императрица были явлениями и представителями богов, а потому что боги предназначали этому дому судьбоносную задачу. С этим связана примечательная зависимость Септимия Севера от астрологии, как пути заручения волей богов. Не может быть никаких сомнений, что для него расположение звезд и предзнаменования являлись доказательствами его призвания. В соответствии с представлениями времени он перенес это призвание на весь дом, который гарантировал тем самым вечность Империи.

Эта династия снова и снова изображалась, как единство, например, на известной Берлинской станковой картине, которая написана в традиции египетских изображений мумий, или на монетах, которые прославляют объединенный портрет дома, как благоденствие времени. Итак казалось, что преемственность власти фактически гарантирована на долгое время. Однако демонстративные призывы к согласию доказывают, что единство династии в дни Севера было уже под угрозой. Стареющий император, однако, не строил никаких иллюзий по поводу опасностей, грозящих его дому.

Всплывали другие элементы легитимации власти. Функция мстителя за Пертинакса была только временной программой; на долгий же срок, однако, правитель на три месяца Пертинакс едва ли подходил в качестве легитимационной инстанции. Поворот к Марку Аврелию, наоборот, был тождествен с узурпацией уже идеализированных и просветленных правителей. Так как родной отец Септимия Севера, П.Септимий Гета, был незначительным и неизвестным человеком, один сенатор иронически поздравил Септимия Севера после объявления его усыновления Марком Аврелием с тем фактом, что он «теперь нашел отца». Но пусть другие посмеивались над этим шагом, официальные родственные отношения Септимия Севера были возведены до Нервы (CILVI 954. 1032). Фиктивное усыновление Марком Аврелием одновременно связывалось с конкретными материальными интересами. Как уже было сказано, Антонин Пий исключил личное имущество принцепса из прежнего общего состояния, патримония. Это личное имущество значительно возросло прежде всего потому, что Коммод увеличил его большими конфиснациями, прежде всего землевладений своих внутриполитических жертв. Еще при нем в надписях засвидетельствован прокуратор личного имущества. После осуществления своего якобы усыновления Марком Аврелием Септимий Север мог теперь вполне законно распоряжаться личным имуществом Антонинов.

Гораздо проще оказалась демонстрация тесной связи с армией, например, с помощью выпуска новой легионерской серии монет и новых акцептов победной идеологии. При Септимии Севере само собой напрашивалось затушевать события гражданских войн военными успехами на границах. Наряду с конкретными победными именами на монетах появились теперь формулировки, как, например, Вечная победа или Всегда побеждающий. Рука об руку с этим шло настойчивое внушение благоденствия времен, радости времен и вечности империи: пропаганда нового счастливого века и претензии на вечную жизнь Империи.

Для истории Римской Империи правление Септимия Севера и его дома приобрело исключительное значение. После хаоса гражданской войны, размер которой равнялся битвам времен триумвиров и года четырех императоров, Септимий Север добился не только достижения и консолидации власти во всей Империи, но и одновременно реорганизации структур Империи, которая соответствовала изменившимся политическим и общественным условиям. Как и в случае с Августом, для Септимия Севера историческая релевантность власти заключалась не в том, что выполнялось, но и в том, что подготавливалось и предпринималось для будущего обустройства Империи.

Как при Августе и Веспасиане, при Септимии Севере стали неразрывными связи между политикой и личностью. Его внешний вид в биографии «Истории Августа» описан так: «У него было красивое лицо и длинная борода. Волосы были седые и вьющиеся, выражение лица — уважительное, речь благозвучная, но с африканским акцентом, который он никогда не утратил» (19, 9). Официальные изображения подчеркивали густые, часто всклоченные бороду и волосы, но в этом акцентировании, в спадающих на лоб четырех завитках и разделенной на две или более пряди бороде нашел свое выражение патетический стиль времени.

Другие черты портретов подчеркивают преемственность антониновских форм, воздвигнутая около 200 г.н.э. колоссальная маастрихтская статуя является, наоборот, впечатляющим примером монументальной стилизации власти.

В античных сообщениях и в некоторых современных изображениях подчеркиваются прежде всего отрицательные черты характера Севера: его деспотизм, вероломство, корыстолюбие и смертельная ненависть, черты, которые в новое время нередко объяснялись его африканским, пунийско-семитским происхождением или неполноценностью так называемого метиса. Мало известно римских правителей, образ которых был бы так же искажен предубеждениями и принадлежащими настоящему категориями, как в случае Септимия Севера. При этом часто полностью не осознавались предпосылки его действий.

Но Север пришел к власти не в безмятежные годы мира, а во время жестокой гражданской войны, когда со всех сторон его окружали недоверие, обман и предательство. Только с помощью хитрости и лукавства, в которых его часто упрекают, Север вряд ли смог бы утвердиться. Для этого были необходимы не только жестокость и решительность, но и прозорливость. Единственный из трех узурпаторов 193 г.н.э., он в своих действиях объединял взвешенную и дальновидную стратегию с едва ли преувеличенной быстротой и последовательностью в выполнении, Разумеется, все важные битвы были выиграны его полководцами, но там, где речь шла о решениях, Север всегда был на месте лично, у Лугдуна так же, как и у Ктесифона, и когда старый, больной подагрой правитель распорядился носить себя на носилках в горах Северной Шотландии.

Септимия Севера всегда притягивало таинственное: древние египетские культы, усыпальница Александра и всякого рода предзнаменования. Но прежде всего, как и многие из его современников, он верил во влияние звезд на человеческие судьбы. Расположение звезд своего часа рождения он поэтому окружил непроницаемой тайной, чтобы оно не могло быть использовано против него самого. Вполне правдоподобно, что он при выборе второй жены Юлии Домны был укреплен в своем намерении, когда узнал, что астролог предсказал этой женщине брак с правителем.

Иначе, чем когда-то Нерва и Траян, Септимий Север вынужден был подчеркивать преемственность своей власти, будь то в случае с Пертинаксом или Марком Аврелием и Антонианами. Правда, на самом деле его решительная реорганизация Империи была прочной только потому, что он, как Веспасиан, беззастенчиво и без колебаний проводил в жизнь необходимые меры. Ремилитаризация Италии, открытие гвардии, расчленение больших старых провинциальных административных единиц, жесткий курс по отношению к сенату, предпочтение представителей всаднического сословия и офицерского корпуса при замещении новых постов в администрации, материальное содействие армии, многочисленные юридические решения в пользу представителей низших слоев — все это противоречило старым традициям. Однако в основе речь шла в большинстве случаев об исполнении давно назревших изменений. Государственный застой для Римской Империи на рубеже 2 и 3 вв. н.э. был так же невозможен, как и реставрация структур эпохи Антонинов или Августа.

Выдающимся достижением стало то, что Септимий Север предотвратил раскол единства Империи, что он как внутри, так и извне добился консолидации Империи. После больших потерь в гражданской войне дальнейшее напряжение всех сил, разумеется, проходило негладко. Если на Востоке он одержал успех, то в Британии добился только длительной стабилизации положения на границах Империи, большего не достигли и его предшественники.

Все же император в последние годы не обманывался но поводу сомнительности своего дела. То, что ему стало подозрительным его личное достижение, обладание высочайшей властью, видно из его разочарованных слов: «Я был всем, и ничего не улажено». Какой бы обусловленной временем ни была его реорганизация, Септимий Север не нашел симпатий у потомков, и к нему относятся слова Монтескье: «Он обладал большими способностями, однако у него не было мягкости, этой важнейшей добродетели государей».

После смерти Септимия Севера в 211 г.н.э. власть перешла к обоим сыновьям покойного. Из них двадцатичетырехлетний Каракалла с 198 г.н.э. носил пурпурные одежды, тогда как его брат Гета, младше его на год, был возвышен до Августа только в 209 г.н.э. Это совместное правление двух императоров может показаться искусственным и надуманным, но оно не было необычным, прошлое поколение видело совместное правление Марка Аврелия и Луция Вера, и Филострат, принадлежавший к ученым из окружения императрицы Юлии Домны, в своей «Жизни Аполлония Тианского» публично обсуждал возможность разделения Империи. Но здесь речь шла не о теоретически возможном разделении Империи, а в первую очередь о людях и характерах. Располагающий короткое время всей властью дом Северов был устранен не извне, а погубил себя сам.

Твердое стремление к согласию и единству Империи имела только императрица Юлия Домна. Эта женщина происходила из дома жреческих царей, из рода, мужские представители которого возводили свое имя «Бассиан» к древнему восточному жреческому титулу «бас». Тем не менее семья была знаменита не только благодаря своему жреческому положению, но и богатству. Кроме благоприятного гороскопа, существовали и материальные причины, которые способствовали выбору ее второй женой Септимия Севера. Шестидесятисантиметровое мраморное изображение Юлии Домны в Мюнхенской глипотеке, один из самых впечатляющих римских женских портретов вообще, передает сущность этой замечательной женщины. Этот портрет живет контрастом между пышной копной волос и мягкими, задумчивыми чертами лица.

Рис. Юлия Домна.

Политическое влияние Домны оценить трудно, хотя она как мать отечества, мать сената и войск пользовалась поклонением, как ни одна женщина раньше. В первой фазе правления ее мужа власть ее тем не менее была едва ли очень большой. Императрицу тогда вывел из игры преторианский префект Плавциан, которого она люто ненавидела. После его краха ее влияние, вероятно, увеличилось. Во всяком случае она в последние годы почти всегда находилась рядом с мужем, даже в Британии.