Неожиданно в витринах появилось все. Только мы в тот момент думали: вот собаки, у них все было раньше, почему они не выставили этого в витрине? Но потом нам стало ясно: старые деньги для коммерсантов вообще ничего не стоили; на них нельзя было ничего купить. Только тогда люди поняли.
Запланированный обменный курс 10 к 1 в конце концов в действительности превратился в 100 к 6,5. Одинаковых стартовых условий не было. Цены выросли в среднем на 17 %. Если до реформы было достаточно денег, но не было товаров, то после реформы товары были в изобилии, только большинству немцев не хватало денег.
«Денежная реформа была необходимой, но несправедливой, — констатировала бывшая президент бундестага Анна-мария Ренгер. — С другой стороны, трудно представить, как она могла пройти иначе».
Для большинства современников реформа означала перелом в их собственной послевоенной судьбе: конец нищеты, начало подъема — хотя и медленнее, чем это часто описывается в наше время. То, что от денежной реформы экономика выиграла, стало заметно со временем.
Мои первые 40 марок очень быстро закончились, поскольку я была оштрафована за слишком быструю езду.
Промышленное производство увеличивалось, инвестиции возрастали, однако потребитель почти не ощущал улучшений. Цены росли, для многих слишком быстро. Как показали опросы, в конце 1948 г. более 2/3 немцев снова хотели контроля над ценами.
Период экономических тягот продлился еще несколько лет. И об «экономическом чуде» заговорили только в середине 50-х. Человеком, заложившим его основы, для немцев был и остался Людвиг Эрхард, министр экономики в первом правительственном кабинете ФРГ Конрада Аденауэра. Для простых немцев до сих пор еще создатель немецкой марки он — а не молодой американец по имени Эдвард А. Тененбаум.
Эрхард отпустил тормоза и сделал свободу основой экономики. В этом его достижение.
Эрхард сам поддерживал этот миф. Когда в 1975 г. Тененбаум умер, его вдова получила от Эрхарда телеграмму, в которой немецкий политик отметил заслуги американца во время реформы, но прежде всего не забыл и своих собственных. Вдова Жанет Тененбаум сказала на это: «Людвиг Эрхард, безусловно, был важным человеком — потом. Однако сама денежная реформа была не его детищем».
Время Эрхарда пришло с экономической реформой, которая шла вслед за денежной реформой. От него требовались решительные действия. Впервые он проявил активность на должности директора управления экономики при экономическом совете во Франкфурте-на-Майне, своего рода предпарламенте федеративной республики.
Эрхард самоотверженно боролся за то, чтобы после реформы (поначалу к большому сожалению многих граждан) отпустить цены, как важное условие управления рыночной экономикой и устранить государственный контроль над ними. Поскольку стратегия Эрхарда совпадала со взглядами американцев на рыночную политику, постепенно ему удалось расширить свое влияние.
В памятной записке моего мужа, написанной в то время, говорится, что денежная реформа немедленно приведет к возникновению двух Германий.
Вскоре возлагали ответственность только на него: когда в 1949 г., через год после денежной реформы, была создана Федеративная Республика Германии, Людвиг Эрхард смог форсировать планы развития рыночной экономики без консультаций с американцами — на благо своей страны.
1953 годВосстание за свободу
До сих пор восстание 17 июня 1953 года считают прежде всего протестом рабочих-строителей Восточного Берлина против повышения норм выработки. Однако новые свидетельства современников и документы из бывшей ГДР доказывают: бастующим нужно было больше — они хотели свободы.
Хорст Баллентин раздумывал недолго. Кто-то сказал: «Нужно снять красный флаг!» Вместе с товарищем 22-летний рабочий по лестнице с колоннами взобрался на Бранденбургские ворота. Было около 11.00 17 июня 1953 года, когда он взятым на время перочинным ножом принялся отрезать советский флаг от флагштока. В 50 м от них далее находился пост вооруженных советских солдат и слегка смущенных сотрудников народной полиции. Однако двум парням на монументе это, похоже, не мешало. Тысячи пар глаз напряженно смотрели на ворота, туда, где происходило нечто неслыханное. Баллентин сделал несколько попыток, и наконец флаг советских оккупационных властей оказался в его руках. Со словами «Мы приветствуем свободный Берлин!» он бросил вниз мокрый от дождя флаг. «Словно дикие звери», — как позднее рассказал водитель грузовика, набросились демонстранты на кусок ткани, порвали его на мелкие кусочки, а потом сожгли. Около двух часов дня Баллентин еще раз взобрался на ворота, чтобы водрузить флаг с медведем, символ объединенного города Берлина. Флаг был поднят наполовину, когда люди в форме отрыли огонь. Баллентин ощутил вибрацию флагштока, в который попадали пули, видел в ткани дыры от пуль. Вместе со своим приятелем под градом пуль он бежал и смог укрыться в безопасном месте.
Толпа чествовала Хорста Баллентина как героя. Но 17 июня он был не единственным, кто решился на подобное. Трижды демонстранты взбирались на Бранденбургские ворота, чтобы водрузить черно-красно-золотые флаги под градом пуль из советских винтовок. А на Потсдамской площади в это время протестующие шли против советских танков Т-34. Это был безнадежный, опасный бой.
Что же заставило людей рисковать жизнью 17 июня 1953 года? Был ли это протест против только экономической эксплуатации, или это была борьба за свободу и единство? Было ли это восстание рабочих, или в тот день поднялся весь народ, чтобы освободиться от оков социализма? Едва ли какая-либо другая дата немецкой истории обрастала таким’количеством мифов и легенд.
Генеральный секретарь СЕПГ Вальтер Ульбрихт считал, что крепко держит бразды правления. Вся власть в ГДР принадлежала Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Однако построение «новой Германии» по сталинскому образцу у Ульбрихта шло слишком медленно. В 1952 г. Ульбрихт потребовал проведения «новой политики» для ускорения «построения социализма». Это означало: сокращение объемов товаров широкого потребления, увеличение доли тяжелой промышленности, а также проведение целенаправленной принудительной коллективизации крестьян. Кроме того, народную полицию, находившуюся на казарменном положении, следовало обеспечить тяжелым пехотным оружием. За короткое время на это было израсходовано несколько миллиардов.
Существовал возмутительный тезис: «Лучше сто раз ошибиться вместе с партией, чем один раз противопоставить себя партии».
Эти меры дали ощутимые результаты, но в государственном бюджете образовалась огромная дыра. Продуктов питания и предметов широкого потребления не хватало, и многие граждане повернулись к социалистическому эксперименту спиной: за первые шесть месяцев 1953 г. почти четверть миллиона людей покинули «рай рабочих и крестьян» — это больше, чем за предыдущий год.
Кто имеет самый большой флот? — Восточная Германия: 16 000 000 угольных пароходов, 2 000 000 уходящих пароходов и 3 эсминца — Пик, Гротеволь, Ульбрихт![7]
Но вместо того чтобы выпустить из котла пар, СЕПГ повысила давление. Ульбрихт пошел на «обострение классовой борьбы»: тех, кто критиковал систему, обвиняли в «подстрекательстве к войне» и объявляли «шпионами на службе США»; те, кто не выполнял плана, получали клеймо «внутреннего врага» и «саботажника». Чтобы предотвратить «отток крови», государство решило ограничить пограничное сообщение. 28 мая 1953 года Ульбрихт объявил о повышении норм выработки на 10 %.
Расчет политбюро СЕПГ был прост: если план будет выполнен, производство возрастет; в противном случае — а чаще бывало именно так — зарплаты рабочих и крестьян на государственных предприятиях понизятся, а с ними и расходы государства. Синхронно поднялись цены на товары широкого потребления. В результате рабочие потеряли до 1/4 заработка. На предприятиях росло недовольство.
Почти тремя месяцами ранее, 5 марта 1953 года, умер Сталин. У «большого брата» наступило время X. Новые правители в Кремле — Георгий Маленков, Лаврентий Берия и Никита Хрущев — заговорили с классовым врагом на Западе в более умеренном тоне. В захваченной коммунистами Европе удушающая советская хватка стала ощутимо ослабевать. Новое кремлевское руководство всерьез рассматривало возможность свободного воссоединения Германии, но обязательно с строгим соблюдением нейтралитета.
Саксонский сталинизм Ульбрихта вдруг стал не соответствовать заданному курсу. В начале июня немецких товарищей вызвали в Москву «на ковер». Кремлевское руководство критично отметило, что их политическая линия «ошибочна», следует немедленно осуществить радикальный поворот «на 180°». Приверженец Сталина Ульбрихт, низвержение которого было уже делом решенным, против воли повиновался.
11 июня было объявлено о банкротстве государства СЕПГ. В коммюнике политбюро провозгласило «новый курс»: следовало увеличить объемы производства потребительских товаров, на сей раз за счет тяжелой промышленности; отменялись налоговые санкции против крестьян, ремесленников и частных предпринимателей; было принято решение о возврате экспроприированных земель и упрощении процедуры возвращения сбежавших граждан ГДР. Сменив курс, руководство партии признавало допущенные серьезные ошибки.