Обнаружилась существенная слабость политбюро: недостаточная связь с массами и боязнь правды.
Это обстоятельство использовали политические противники Ульбрихта, члены политбюро. «Главный идеолог» Фред Эльснер, глава «штази» Вильгельм Цайсер и руководитель центрального органа СЕПГ «Нойес Дойчланд» Рудольф Херрн-штадт начали расшатывать кресло генерального секретаря и публично его критиковать.
Функционеры пребывали в растерянности: как объяснить народу радикальную перемену курса, не потеряв лица? Граждане «государства рабочих и крестьян» реагировали на заявление с радостью и недоверием.
На предприятиях начались бурные дискуссии: почему СЕПГ велит убрать из лозунгов слово «социализм»? Поговаривали и о близком конце партии и правительства. Зародилась надежда на объединение Германии.
Правда, рабочие сразу заметили, что «новый курс» не отразился на повышенных нормах. Прозвучали первые призывы к забастовке. В первую очередь их поддержали рабочие-строители, поскольку потери в заработной плате больше всего коснулись их. На зимний сезон их увольняли, а значит, они не имели доходов и не могли позволить дальнейших потерь в заработке. Строители были решительно настроены отстаивать свои интересы.
13 июня на загородном пикнике коллектива народного предприятия «Индустрибау» дело двинулось с мертвой точки. После обильного употребления спиртных напитков бригадир строителей Альфред Метцдорф призвал всех берлинских строителей, с понедельника прекратить работу.
Двумя днями позже строители, работавшие на строительстве больницы в районе Фридрихсхайн, составили письмо протеста премьер-министру Отто Гротеволю с единственным требованием — отменить десятипроцентное повышение норм. Если ничего не изменится, будет забастовка. Новость разнеслась быстро, прежде всего среди рабочих на аллее Сталина, «первой социалистической улице Германии».
Гротеволю посоветовали проигнорировать резолюцию. В Берлине все спокойно, и, если только не уступать, опасаться нечего. Не следует бояться и возможной забастовки строителей: «Как только делегация бастующих пройдет по красным коврам в резиденции премьер-министра, у них появится такое праздничное настроение, что они станут сговорчивой», — такой была краткая оценка одного из сотрудников штаба Гротеволя. Реакция Ульбрихта была более резкой. Глава СЕПГ, которого недавно критиковали, узнав о демонстрациях и забастовках против повышения норм, ударил кулаком по столу и прорычал: «Об этом не может быть и речи. Мы не отступим».
На следующий день, 16 июня, чашу терпения переполнила статья в профсоюзной газете «Трибюне». Когда рабочие прочитали, что представитель их интересов считает повышение норм выработки «правильным», их терпение лопнуло. Строители 40-го квартала на аллее Сталина побросали кельмы и лопаты и колонной направились к правительственному кварталу на Вильгельмштрассе. Они несли транспаранты с требованием «Долой повышение норм!», к ним присоединялись строители из других районов, и вскоре раздались первые оскорбительные призывы: «Пик, Ульбрихт, Гротеволь — дайте больше сливочного масла подешевле», «Бородач, пузан и очкарик — это не воля народа!» Постепенно требования демонстрантов становились смелее.
Шествие рабочих с аллеи Сталина превратилось в демонстрацию жителей Восточного Берлина — добровольную, стихийную демонстрацию, которой не бывало на Унтер-ден-линден со времен революции 1918 года.
Под лозунгом «Берлинцы, присоединяйтесь, мы хотим быть свободными людьми» колонна демонстрантов быстро увеличилась до 10 000 человек.
Поднялся не только Восточный Берлин. Вся страна ждала сигнала из столицы. Утром прекратили работу «трудящиеся» в Галле и Лейпциге, Дрездене и Эйслебене. Вскоре забастовки охватили почти все округа ГДР.
Придя к восточноберлинскому зданию министерств, демонстранты потребовали: «Пусть выйдет Ульбрихт! Мы хотим слышать Ульбрихта». Тот отказался: глава СЕПГ посчитал, что раз идет дождь, демонстранты скоро разойдутся. Но он ошибся. Там, перед восточноберлинским зданием министерств, бастующие добились первого успеха. Около полудня 16 июня политбюро приняло непростое решение — отменило повышенные нормы. Но когда министр промышленности Фриц Зельбман — один из немногих функционеров, решившийся выйти из здания, — хотел сообщить о решении демонстрантам, тем уже этого было недостаточно. Вдруг раздались требования «Свобода!» и «Долой правительство!»
Я сказал себе: «Это история, ты должен принять участие».
И я присутствовал там до конца.
В одно мгновение у позорного столба оказалась вся система, созданная СЕПГ. Призыв «Всеобщая забастовка» облетел весь город: его провозглашали из захваченной автомашины с громкоговорящей установкой. Многие даже не знали о всеобщей забастовке. Эрика Зарре из Союза свободной немецкой молодежи вспоминает: «Мне объяснили, что утром мы все не пойдем на работу. Моей первой мыслью было: “Тогда я и денег не получу”». Надежды были устремлены к Западу. Как отреагируют на восстание Западный Берлин и ФРГ, как отреагируют американцы? Придут ли они на помощь?
Редакторы западноберлинской радиовещательной станции РИАС, руководимой американцами, поняли, что это их счастливый случай. На помощь решил прийти и «Голос свободного мира», который на протяжении многих лет регулярно слушали немцы в советской зоне оккупации.
«Нам было ясно, что речь шла о революционной ситуации», — вспоминает Эгон Бар, в те годы главный редактор РИАС. Во второй половине дня на радиостанцию прибыла делегация бастующих из Восточного Берлина. «Они настоятельно попросили нас объявить о начале всеобщей забастовки в зоне, точнее, призвать к этому. Но мы решили сначала перевести дух». При содействии Бара и его редакторов они составили резолюцию: немедленное сокращение норм, снижение стоимости жизни, разрешение проводить свободные демократические выборы, а также амнистия бастующим.
Требования, вместе с призывом к всеобщей забастовке, вышли в эфир уже вечером 16 июня.
Однако у американцев это вызвало панику. На станцию РИАС из Вашингтона посту-, пила директива не предпринимать ничего, что могло бы спровоцировать Советы: «Do nothing that could provoke the Soviets!» «Свободная радиостанция» должна ограничиться по возможности нейтральными сообщениями о событиях в Восточной Германии, при этом не используя слов «всеобщая забастовка». Так был упущен прекрасный шанс, считает сегодня Эгон Бар: «Это была трагедия, мы хотели помочь и не имели на это права. Нужно было самую малость — пламенным призывом поднять на ноги Западный Берлин. Но истории было угодно, чтобы этого не случилось».
Тем не менее я предостерегаю каждого жителя советской зоны: не дайте вовлечь себя в необдуманные действия вследствие необходимости или провокации. Никто не должен подвергать опасности себя и своих близких.
Коренное изменение вашей жизни может быть достигнуто только путем восстановления немецкого единства и свободы.
Федеральное правительство в Бонне тоже вело себя крайне осторожно. Разве верхушка СЕПГ спровоцировала демонстрации? Не хочет ли режим показать, что при своем «новом курсе» он вдруг решил начать заботиться о гражданах? Министр по общегерманским вопросам Якоб Кайзер в тот же вечер призвал восточных немцев к сдержанности: «чтобы вследствие нужды или же провокации» жители советской зоны «не дали вовлечь себя в необдуманные действия».
Накануне, 17 июня, СЕПГ провела во дворце Фридрихштадт «заседание партактива». Политбюро чувствовало себя уверенно — оно же выполнило требование об отмене повышенных норм. В эмоциональной в таких обстоятельствах речи Ульбрихт призвал партию к сплоченности и готовности начать борьбу против «западноберлинских провокаторов».
Дворец Фридрихштадт. Партийный съезд начался в 20.00. Присутствуют, в частности, премьер-министр Отто Гротеволь, Вальтер Ульбрихт и члены ЦК. На аллее Сталина не применяли силовой вариант, поскольку там присутствовало много детей. Молодых людей, устроивших дебош перед дворцом Фридрихштадт, разогнали группы добровольцев Союза свободной немецкой молодежи и партии.
Однако до завершения кризиса было далеко. Перед дворцом продолжались протесты. В недавно обнаруженном протоколе народной полиции сообщается, что в 20.00 «300 молодых людей устроили дебош возле дворца Фридрихштадт».
Во многих районах Восточного Берлина люди собирались и до глубокой ночи обсуждали события этого дня.
Ситуация в Берлине только обострялась, и в Кремле прозвучал сигнал тревоги. Угроза падения режима в ГДР показала новым кремлевским руководителям неустойчивость их господствующего положения в Восточной и Центральной Европе. Значит, нужно усилить хватку Москвы.
План объединения Германии с сохранением статуса нейтрального государства пришлось отложить. Еще ночью советское правительство привело размещенные в Восточной Германии части в полную боевую готовность. «Это была молниеносная реакция на молниеносно сложившуюся ситуацию. Восстание стало для нас полной неожиданностью», — вспоминает Валентин Фалин, в то время дипломат в советском министерстве иностранных дел. Конфликт уже нельзя было предотвратить.
Призыв к всеобщей забастовке с быстротой молнии распространился по всей ГДР. Уже на рассвете 17 июня в центр города стали стекаться рабочие. В семь часов поути все предприятия Восточного Берлина не работали. Но в шествии участвовали не только «трудящиеся»: под проливным дождем к колонне рабочих присоединялись школьники и студенты, домохозяйки и пенсионеры.