Один единственный человек принял окончательное решение о войне и мире, и этим человеком был президент.
И что случилось бы с НАТО?
А что с Германией? Как продолжалась бы эскалация атомной агрессии? Кто знает? Риск тогда был намного выше, чем мы предполагали».
Примечательно, что Хрущев и Кеннеди исходили из разных предположений. Но Хрущев был информирован. Кремлевский руководитель нес ответственность за больший объем информации, чем мог тогда знать Кеннеди. Сточки зрения Москвы, в конфликте не было обычной первой стадии — Хрущев должен был учитывать это на всех фазах нарастания конфликта. Между тем это было важной предпосылкой умения пойти на компромисс. В сущности, что случилось бы, если бы Хрущев проинформировал американцев о наличии на месте тактического оружия? Пентагону пришлось бы отказаться от намерения вторгнуться на Кубу. Вести с Кубой атомную войну из-за ракет — смогли бы США решиться на это?
В некоторых столицах Европы противники войны в ночь на вторник вышли на улицы. В Лондоне перед посольством США сожгли американские флаги. На следующий день во многих странах люди бросились скупать продукты. По телевидению правительство США давало полезные советы на тему «Как правильно вести себя во время атомной войны?» и представило учебный фил-ьм, вывод которого гласил: «Duck and cover!» — «Нагнись и укройся!» Во всяком случае, это помогало для самоуспокоения.
Напротив, в Советском Союзе пока «функционировала» официальная система оповещения: советских граждан щадили, избавляя от тревожных сообщений о кризисе. Но в Кремле беспрерывно заседало политбюро. Хрущев сознавал, что ставки в игре высоки — и не только в международной политике. Любая промашка с его стороны укрепила бы позиции противников. Рискнул бы он ответить на блокаду Кубы в Атлантике блокадой Западного Берлина?
Хрущев сказал мне: «Скоро поднимется большая буря!» Я ответил: «Никита Сергеевич, только бы лодка не опрокинулась!» А он: «Ну, теперь уже слишком поздно отступать!»
В Шёнебергской ратуше, резиденции правящего бургомистра Западного Берлина, шло чрезвычайное совещание. Вилли Брандт и его близкий друг Эгон Бар понимали, что в сложившейся кризисной ситуации Хрущев может использовать разделенный город как рычаг давления для отвлечения внимания или для мести. Американцы боялись новой блокады Берлина и заранее позаботились о создании нового воздушного моста. Брандт и Бар всерьез обдумывали «через все доступные радиостанции призвать к восстанию в зоне, а народную армию — отказаться выполнять приказы против Берлина и повернуть винтовки в другую сторону». Оба они, как говорит Бар сегодня, были убеждены, что люди последовали бы за таким призывом.
Утром в среду 24 октября перед Кубой опустился занавес блокады. 19 кораблей заняли свои позиции таким образом, чтобы находиться вне досягаемости советских МИГ-21.
В 800 км к востоку от Кубы вокруг острова опустилось кольцо, которое с каждым часом становилось плотнее. Вскоре образовалось второе кольцо из 41 корабля с 20 000 человек на борту.
В четверг 25 октября около восьми утра в военно-морском штабе в Пентагоне царило немыслимое напряжение. Еще несколько минут, и произойдет первое столкновение американского и советского кораблей. «Бухарест» назывался советским нефтяным танкером. Разведывательные самолеты подтвердили: подозрительного груза на борту нет.
То, что во время ракетного кризиса Берлин для военного вторжения беззащитно лежал на блюдечке, стало тяжким бременем для тех, от кого зависело принятие решений.
Судно пропустили через рубежи заграждений.
«Мы пропустили одно это судно, — объясняет Роберт Макнамара, в то время министр обороны, — поскольку опасались, что у Хрущева, возможно, не было достаточно времени, чтобы всем своим капитанам дать ясные инструкции, или, может быть, не работала радиосвязь именно с этим грузовым судном, курсировавшим у берегов Кубы».
Министр обороны вел жаркий спор со своими адмиралами, упрекавшими его в том, что он вмешивается в их дела. Однако Макнамара видел блокаду только как политический рычаг, а как не военное мероприятие. Для некоторых из начальников штабов этого было мало. За спиной президента США и его министров они не скрывали недовольства. Кремлевский руководитель Хрущев смирился с блокадой, хотя пропаганда говорила об обратном, но мог ли он это себе еще позволить? Материалы для изготовления оружия среднего радиуса действия давно находились на острове.
Мы придумали блокаду, чтобы взвалить вину на Хрущева и оставить ему право принимать решение, будем ли мы дальше подниматься по лестнице эскалации.
Что делать, господин президент? Каким будет следующий ход в покере, где на кону война и мир? В это время в соборе Святого Петра в Риме начался Второй церковный собор: епископы со всего мира обсуждали будущие католической церкви, а папа Иоанн XXIII направил обоим противникам настоятельный призыв к миру. Но испытание нервов пока продолжалось: все вооруженные силы стран Варшавского договора были приведены в полную боевую готовность. От Лапландии до Черного моря две вооруженные до зубов армии ожидали войны.
25 октября в Совете безопасности ООН конфронтация достигла сенсационной кульминации в обмене словесными выпадами между послом США Стивенсоном. и его советским коллегой Зориным. Стивенсон в прокурорской манере спросил Зорина: «Сэр, позвольте задать вам простой вопрос. Вы, посол Зорин, отрицаете, что СССР установил и продолжает устанавливать на Кубе ракеты средней дальности и межконтинентальные ракеты? Да или нет?» Зорин ответил: «Я не в зале американского суда, сэр». Сегодня мы знаем, что Зорин действительно ничего не подозревал. Жертвами чрезмерной секретности в действиях Москвы стали ее собственные послы. В те дни действительно было лучше знать не все. О том, что в Висконсине голодный медведь по ошибке вызвал атомную тревогу, которую предотвратили в последнюю минуту, мировое сообщество так и не узнало.
Утром следующего дня, 26 октября, около 7.00 в 300 км к северу от Нассау (Багамы) возникла угроза столкновения на море: американский эсминец «Джозеф Кеннеди-мл.» поднял международный флажный сигнал «лечь в дрейф». Сигнал предназначался зафрахтованному Советами судну «Марукла». Всю ночь эсминец США следил за грузовым судном, а утром президент лично отдал приказ: «Захватить и обыскать!» Однако это был спектакль — все знали, что на судне груз безобидный. Впрочем, Пентагон упустил, что Советы послали в Карибское море подводные лодки с атомным оружием, и эсминцы США поставили их в безвыходное положение. Это была игра с огнем — на воде.
Ситуация обострялась. Во второй половине дня 26 октября в разведывательных полетах удалось получить новые фотоснимки. Сомнений не было: через два дня ракеты средней дальности, установленные на острове Кастро, которые смогут всего за 6 минут достичь любого американского города в радиусе 2500 км, приведут в боевое положение. Ястребы в Пентагоне хотели нанести удар. От DEFCON 2 до DEFCON 1[8], состояния войны с Советским Союзом, оставался всего один маленький шаг. К счастью, советская разведка не заметила очередного испытательного пуска американской ракеты в этот день, который мог быть ошибочно истолкован.
Сомнений не было. Я знал, что это будет не просто исторический момент, а возможно это перерастет в конфронтацию между Соединенными Штатами и Советским Союзом.
Вечером 26 октября в Белый дом пришло письмо примирения от Хрущева. В длинном, витиеватом послании кремлевский руководитель потребовал от Кеннеди далее не накалять ситуацию. «Если узел сейчас станет слишком тугим, чтобы развязать его, поможет только меч». В послании поступило предложение: отвод ракет с острова в обмен на гарантии безопасности для Кубы. Ибо Гавану и Москву больше всего беспокоило то, что США хотели одним ударом избавиться от ненавистного режима у своего порога — ведь в 1961 г. при поддержке ЦРУ такая попытка в Заливе свиней уже предпринималась.
Что же должны были думать о таком предложении в Белом доме? Ведь в субботу, 27 октября, кризисный штаб в Вашингтоне потрясла новость: над Кубой сбит американский самолет-шпион Ц-2, погиб пилот Рудольф Андерсон! «Это был момент истины», — вспоминает Роберт Макнамара. В тот же день американский самолет непреднамеренно попал в советское воздушное пространство. В такой нервозной атмосфере кризиса пришло второе письмо Хрущева, сформулированное намного жестче. В качестве предварительного условия он требовал ликвидировать американские ракеты «Юпитер» в Турции. «Второе письмо, — вспоминает Тед Соренсен, — в штабе произвело эффект разорвавшейся бомбы! Первое письмо еще позволяло нам надеяться, теперь же мы были убеждены: наступит худшее». Хрущев добавил еще одно требование, а именно отвод ракет НАТО от своих границ. Положение усугублялось тем, что это послание стало достоянием общественности. Следовало ли Соединенным Штатам соглашаться и тем самым показывать, что они уступили шантажу? Что подумают партнеры, если во имя безопасности Соединенных Штатов будет сокращаться оборонная мощь альянса? Солидарность в НАТО могла пошатнуться.
Знал ли Кремль, что он делает? Советский посол Добрынин: «С нашей стороны не было никакого плана! В конце концов, можно было предусмотреть не только первый, но и второй, и третий шаг. Но в Москве тогда не было никакого плана. Решения принимались спонтанно, в зависимости от ситуации». На Кеннеди давили военные. Что было бы, если бы он не сумел отклонить требования нанести удар или начать вторжение? В то же время Хрущева подталкивал к действиям Фидель Кастро, объясняя, что сущес