Гимназист был братом школьной подруги — одаренный ученик, который слыл немного «чокнутым», как говорят на юге Германии. Летом 1942 г. Зофи обратилась к нему, чтобы расширить акции по распространению листовок «Белой розы» и на их родной город. Хирцель сразу воспылал энтузиазмом и даже достал подержанный множительный аппарат и необходимые принадлежности. По потом в течение нескольких месяцев ничего не происходило, поскольку Гансу Шоллю и его друзьям пришлось отбывать службу на Восточном фронте. Хирцель, неудержимо стремившийся к действиям, забеспокоился и на свои страх и риск стал искать соратников для собственной акции с листовками в Ульме. Но ему не повезло: уже при первой попытке он попал на известного в Ульме человека по имени Альберт Ристер. Тот был двойственной фигурой. В первые годы Третьего рейха он сам распространял листовки против Гитлера, но потом был арестован гестапо и перевербован. Ристер немедленно сообщил о сопротивленческих взглядах Хирцеля — и тот сразу же оказался под наблюдением гестапо.
«Был у Ганса, вечерами я тоже там, начинаем работать по-настоящему, дело сдвинулось с мертвой точки».
Конечно, члены «Белой розы» в Мюнхене ничего знать об этом не могли, однако некоторые признаки свидетельствуют о том, что они догадывались о грозящей опасности. По-видимому, студентам было ясно, что в их распоряжении немного времени, — казалось, они почти ощущали дыхание преследователей в затылок. Очевидцы сообщают, что Ганс Шолль якобы был предупрежден, что гестапо идет по следам «Белой розы» — если не узкого мюнхенского кружка, то за кем-то из друзей в провинции, более или менее слабо задействованных в акциях.
И все же брат и сестра Шолль и их товарищи продолжали свою работу. Гибель 6-й армии под Сталинградом, о которой в начале февраля 1943 г. было сообщено в немецких газетах, побуждала их к той последней акции, которая привела их к гибели. Под покровом темноты они писали на стенах антигитлеровские лозунги; и снова тиражом в несколько тысяч экземпляров была распространена листовка, обращенная прямо к студенчеству. Однако при пересылке листовок произошли сбои. Во-первых, студенты выписывали адреса из устаревшего расписания лекций; снова не хватало конвертов, чтобы рассылать следующие памфлеты. Поэтому удалось разослать лишь часть тиража. Кроме того, уже в самом Мюнхене было все больше признаков того, что гестапо обратило внимание на авторов листовок. Как всегда, последнюю листовку студенты послали сами себе — и ни один экземпляр не дошел. Кто перехватил их, если не гестапо? Возможно, у Ганса Шолля подобные догадки переросли в уверенность, что петля на его шее неотвратимо затягивается.
И снова в гестаповском деле брата и сестры Шолль незадолго до ареста всплыло имя Ганса Хирцеля. Он снова попытался завербовать сообщников и снова ошибся в выборе. Двое молодых людей из Штутгарта, с которыми он познакомился в кружке художественной самодеятельности «Гитлерюгенд», донесли на него в гестапо. Хирцеля вызвали в полицию, допросили в Ульме 17 февраля 1943 г. и предъявили показания членов «Гитлерюгенд». И здесь он совершил роковую ошибку. Когда сотрудники спросили у него о подстрекателях запланированных акций, он назвал фамилию Шолль. Отсюда стало ясно: не пройдет много времени, как преследователи окончательно выйдут на след тайных руководителей «Белой розы». Стало быть, предателем «Белой розы» был Хирцель? Все не так просто. Фонд «Белой розы», занимающийся наследием группы, не хочет заходить так далеко. «Это была не измена», — объясняет Франц Й. Мюллер, председатель фонда. Все же Хир-цель совершил по меньшей мере огромную глупость. Он это осознал. Сразу после освобождения в конце дня 17 февраля он отправился к дому семьи Шолль в Ульме и попросил родителей предупредить своих детей в Мюнхене.
Но когда Отль Айхер, друг и впоследствии муж их сестры Инги Шолль, на следующий день хотел зайти к Гансу и Зофи в Мюнхене, чтобы передать предупреждение из Ульма, они уже были на пути в университет. Что заставило их поторопиться? Обнаруженные недавно документы говорят о том, что причиной был студент Якоб Бюркле, родом из Ульма. На допросе в американской армейской контрразведке Си-Ай-Си в 1945 г. он показал, что утром 18 февраля он был у Ганса Шолля, чтобы предупредить его о грозящем аресте. Такой совет он, согласно протоколу, получил от связного, Ристера.
Видимо, уверенность в скором аресте у Ганса и Зофи Шолль была настолько велика, что они решили действовать немедленно, не посовещавшись с другими членами «Белой розы». Наконец, у них в квартире лежали тысячи листовок, изготовленных кропотливым трудом. Что было более естественным, чем в стихийной акции распределить там, где находились их адресаты — в университете, — вместо того чтобы сжечь их или уничтожить иным образом? В лихорадочной спешке они упаковали остатки тиража шестой листовки и несколько экземпляров пятой в дорожный чемодан и портфель и поехали в университет. Значит, эта акция была попыткой таким образом спрятать компрометирующий материал? Против такой версии говорит то, что в их квартире еще хранились многочисленные черновики листовок и другие «изменнические» материалы и что у Ганса Шолля с собой в кармане пиджака даже был черновик листовки Кристофа Пробста, за который тот был осужден на смертную казнь.
Было без четверти одиннадцать, когда Ганс и Зофи Шолль приехали в университет. Они знали, что в одиннадцать закончатся лекции и студенты устремятся из аудиторий. Они разложили листовки на ступенях и подоконниках и были уже у выхода, когда решили вернуться. Они пошли назад в световой двор университета и опрокинули с третьего этажа чемодан с остатками листовок. «Из озорства или по глупости я совершила ошибку, сбросила с третьего этажа университета от 80 до 100 листовок в световой двор, из-за чего мой брат и я были обнаружены», — заявила Зофи Шолль на допросе в гестапо. Якоб Шмид, слесарь университета, задержал их и передал полиции. Видимо, лишь предположение, что все равно слишком поздно и гестапо, возможно, уже окружило здание, удержало их оттого, чтобы спасаться бегством, — в конце концов, их было двое против слесаря. В этом смысле их поступок действительно следовало бы считать попыткой дать последний отчаянный сигнал сопротивления — даже ценой собственной жизни.
События в Мюнхене приобретают особый трагизм потому, что спешка, с которой брат и сестра хотели избавиться от своих листовок, была, собственно, совершенно необоснованной. Гестапо в Ульме вовсе не передало своим коллегам в Мюнхен сведения, полученные при допросе Хирцеля. Показания Хир-целя сочли бреднями, а его самого — «явным шизоидным психопатом, страдающим тяжелым невропатологическим заболеванием», — так записал гестаповец. Поэтому известие об аресте брата и сестры Шолль произвело в Ульме впечатление разорвавшейся бомбы. Теперь государственная машина там тоже пришла в движение, последовали многочисленные аресты. Наряду с другими были арестованы Хирцель и его сестра. «Незрелый путаник» Хирцель, как назвал его в мотивировочной части приговора гитлеровский палач Фрейслер, получил за свое участие в акциях «Белой розы» пять лет лишения свободы. После войны он работал редактором журнала «Франкфуртер хефте» и ассистентом у Теодора В. Адорно, пока в середине девяностых в качестве кандидата на пост федерального президента от республиканцев не стал газетной сенсацией. Связной Ристер стал после 1945 г. сотрудником Ведомства по охране конституции, а потом уполномоченным по безопасности в фирме «Даймлер — Бенц». В 1984 г. он был награжден «Федеральным крестом за заслуги» первого класса.
«Я по-прежнему считаю, что сделала самое лучшее, что именно сейчас могла сделать для своего народа. Поэтому я не раскаиваюсь в своих поступках и хочу отвечать за последствия, вытекающие из них».
Ганс и Зофи Шолль заплатили за свой протест против нацистского режима собственной жизнью. Процесс над ними и Кристофом Пробстом был проведен уже через четыре дня после ареста, и приговор был приведен в исполнение в тот же день, 22 февраля 1943 г. Несколькими неделями позже Александер Шморелль, Вилли Граф и профессор Курт Хубер также были приговорены к смертной казни. «Что значит моя смерть, если наш поступок взбудоражил и разбудил тысячи людей?» — спросила Зофи Шолль незадолго до казни. Ее надежда на то, что сопротивление продолжат другие, не оправдалась. Тем не менее ее поступок в самую мрачную эпоху немецкой истории остается образцовым — до сих пор.
1943 год. Бойня на Кефалонии
В 1943 г. Италия расторгла военный союз с Гитлером, после чего тот распорядился применить жестокие меры наказания. То, о чем велись долгие споры, сегодня можно доказать: на греческом острове Кефалония немецкие парашютисты совершили массовое убийство бывших союзников.
Первая пуля сразила итальянского капитана. Немецкий офицер приставил ствол пистолета ему к затылку и выстрелил. Однако Амос Пампалони не умер. С тяжелым ранением он упал на землю и видел, как немецкие солдаты пулеметными очередями косили его людей. Он слышал их крики, они звали матерей, они взывали к Богу. Немного погодя наступила тишина. Немецкие солдаты ходили между рядов и проверяли, не остался ли в живых кто-то из итальянцев. Вдруг короткая очередь — прекращение страданий очередного итальянского солдата. Потом немцы с песнями продолжили свой путь. Остался только Амос Пампалони — единственный оставшийся в живых. Пистолетная пуля прошла навылет через шею, но не убила его. Однако все его товарищи в этот день, 21 сентября 1943 г., за разрыв германско-итальянской «оси» заплатили на греческом острове Кефалония своей жизнью. Немцы и итальянцы в Греции и жестокий конец военного союза — почти забытая глава в истории Второй мировой войны.
Гремя годами ранее казалось, что союз между Италией и Германией не омрачен ничем. В то время как армии Гитлера уже оккупировали пол-Европы, итальянский диктатор Муссолини мечтал о восстановлении древней Римской империи и о господстве над всем средиземноморским регионом. Однако к этому времени дуче в фантазиях Гитлера о мировом господстве был не более чем младшим партнером. В Греции итальянский диктатор хотел еще раз сменить тактику и собственными завоеваниями восстановить равновесие держав на «оси». Однако итальянский поход осенью 1940 г. вылился в катастрофу. Греческие части перешли в контрнаступление, вскоре их поддержали британские солдаты.