— Значит, Тия — вдовствующая царица. Ее отец был молодым человеком из занимающей хорошее положение семьи, который стремился наверх и стал очень могущественным. Ее брат Эйе остается во внутреннем кругу.
— Да, — сказал Пареннефер. — Его отец, который был не только могущественным, но и достойным человеком, с юного возраста обеспечил своему сыну доступ в гущу событий. Думаю, он был самым молодым за всю историю Главным возничим.
— А какие отношения связывают этого человека с Нефертити, Великой женой фараона? — спросил я.
— Не знаю.
И с этими словами он замкнулся в себе, лицо его выражало не больше, чем запечатанная гробница.
Я размышлял над услышанным, пока мы ехали в вечернем свете по кипящим жизнью улицам. Вот человек в самом сердце царской семьи. Его семья сделала все, чтобы обеспечить преемственность и улучшение данного союза. Похоже, они добились поразительных успехов. И однако же, я ничего не знал ни об этом человеке, ни о его власти.
— Он здесь, в городе? — спросил я у Пареннефера.
Тот словно бы удивился, что я все еще думаю об Эйе.
— В настоящее время, по-моему, нет. Насколько я знаю, он постоянно перемещается между Фивами, Мемфисом и Ахетатоном. У него собственное казенное судно. Но мало кто знает о его передвижениях. Уж точно не я.
Мы прибыли к царскому дворцу. Пареннефер торопливо провел нас через ворота, надменным взмахом рук заставив стражу исчезнуть, и по длинным коридорам повел нас в глубь комплекса. Мы сворачивали за угол, когда он внезапно задержал меня в тени.
— Будьте осторожны в словах во время разговора с царицей-матерью, — сказал он. — Она наслаждается страхом. У нее язык крокодила. Она может обратить вашу жизнь в прах. Она выйдет к вам вместе с принцессами. По-видимому, она настаивает на своем присутствии во время вашей беседы с ними.
— Этого мне только не хватало, — заметил я, кляня себя за то, что по глупости не предусмотрел такого поворота.
Мы подошли к двери, Пареннефер постучал, нас впустили. Я услышал знакомые звуки — девчоночьи крики и препирательства, прерываемые, судя по всему, бесполезными наставлениями какой-то женщины. Няньки и слуги суетились вокруг, напряженные и усталые.
— Принцессам, должно быть, пора спать, — заметил Пареннефер с более тревожным, чем раньше, видом. — Великолепно. Я должен идти. Оставляю вас в надежных руках наставницы. А вот и она. — Затем он снова на меня посмотрел и тихо добавил: — Мы прибыли рано. Я подумал, лучше приехать пораньше.
Я понял его. Он надеялся дать нам немного времени наедине с принцессами до прихода Тии. Я с благодарностью пожал советнику руку.
К нам подошла озабоченная женщина средних лет, обеспокоенная столь ранним нашим появлением. Она была не готова. Едва она открыла рот, чтобы поздороваться, как ее перебил резкий крик; сине-красный кожаный мячик вылетел из открытой двери, неточно пущенный взбешенной рукой раскапризничавшегося ребенка, и ударился о горшок с растением. Земля разлетелась по полу. Дверь захлопнулась.
Женщина покраснела.
— Сюда, быстро уберите это.
Подбежавшие слуги принялись заметать грязь.
— Принцессы настолько полны чудесной радости жизни, что одна мысль о том, чтобы идти спать, выводит их из себя, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Они устают и в результате уже не отвечают за себя так, как, я уверена, на самом деле пожелали бы.
Я правильно истолковал слова женщины и попытался помочь ей выбраться из данной ситуации.
— Мои девочки ведут себя точно так же. Хотя обещание рассказать сказку может ненадолго их утихомирить.
Она кивнула.
— Но с другой стороны, нужно быть осторожными, так как царственная бабушка считает литературу ненужным возбуждающим средством, которое может размаять детей на всю ночь.
— Могу я увидеть их сейчас, до того, как они лягут спать?
— Мне дали строгое указание начать беседу только в присутствии вдовствующей царицы.
— Ну а я уже приехал. И они, похоже, готовы лечь спать. А не могу я хотя бы познакомиться с ними?
Женщина со страхом покачала головой, но тут в дверях появилась девочка. Меритатон. Я помнил ее по церемонии.
— Сейчас же приведи его, — приказала она повелительным тоном и, развернувшись, удалилась в комнату с уверенностью, показавшейся почему-то неприятной.
Мы вошли в детскую. Это была длинная комната с высокими потолками, окна и двери вели на террасу, занавешенную сейчас яркими полотнищами. В центре стоял длинный и низкий деревянный стол. В альковах размещались кровати. Необыкновенно изобретательные и красивые по исполнению игрушки переполняли сундуки. Папирусы с собраниями сказок были сложены на полках. На одной из них стояли в ряд статуэтки и ритуальные фигурки. Стены вокруг каждой кровати были увешаны рисунками, рассказами и стихами на прекрасно иллюстрированных папирусах. Слуги, предчувствуя недоброе, пытались навести некое подобие порядка в этой комнате красочного и живого хаоса.
У стола на низких табуретах сидели три девочки, Меритагон стояла во главе стола. Когда мы вошли, они выжидательно на меня посмотрели. И все девочки были похожи на свою мать: лица тонкие и высокомерные, волосы черные и блестящие, кожа чистая, а осанка изящная и совершенная. Они сидели, словно позируя — с прямыми спинами и полные достоинства, а не с ленивым удовольствием моих дочерей. Наставница принцесс представила меня — сначала Меритатон, затем Мекетатон, Анхесенпаатон и Нефернефруатон.
— Не уверен, что сразу смогу запомнить эти имена, — сказал я.
Меритатон посмотрела на меня сверху вниз:
— Тогда ты, должно быть, дурак.
Последовало непродолжительное молчание, пока другие девочки ждали, как я отреагирую. Я спросил, сколько ей лет.
— Четырнадцать. — Она сердито посмотрела на меня.
— А вам, остальным?
— Двенадцать.
— Десять.
— Семь… и я не самая младшая. Нефернефрура и Сетепенра уже спят.
Я сел на низкий табурет, оказавшись с ними на одном уровне. Молчание продолжалось. Девочки, казалось, пребывали в нерешительности. Я сообразил, что за нами наблюдают придворные дамы, и шепотом спросил у наставницы, нельзя ли мне остаться наедине с принцессами.
— Мужчинам запрещено оставаться одним в детской, — ответила она.
— Тогда вы, наверное, можете удалить свиту, а сами останетесь присматривать.
Она растерялась, но Меритатон кивком выразила свое согласие и хлопнула в ладоши. Придворные дамы покинули комнату, закрыв за собой дверь. Как только они ушли, Меритатон слегка расслабилась. Мекетатон встала из-за стола, уселась, скрестив ноги, на свою кровать и принялась расчесывать глянцевый локон, падавший ей на ухо.
— Вы не возражаете, если мы немного поговорим? — спросил я.
— Вот, значит, зачем ты сюда пришел, — протянула Меритатон. Теперь она посмотрела на меня с любопытством.
— Вы разгадываете тайны? — поинтересовалась Анхесенпаатон.
— Я сыщик фиванской полиции, и ваш отец приказал мне прибыть сюда. Возможно, вы знаете причину, по которой он это сделал?
— Потому что пропала царица, — ответила Меритатон. Таковы были ее слова, произнесенные со странной горечью. Никакого намека на то, что пропавшая — ее мать. Должно быть, она заметила удивление на моем лице, потому что быстро поправилась: — Об этом шепчутся люди.
— А что вы думаете? — спросил я.
— Я думаю, ты здесь для того, чтобы ее найти. Что означает — ее похитили или украли. Или она мертва.
Меня поразил будничный тон девочки.
— Должен быть честен с вами и признаться: пока не знаю, что с ней случилось, но я верю, что она жива, и полон решимости найти ее и вернуть вам. Должно быть, она тоскует по вас не меньше, чем вы по ней.
За спиной у меня кто-то тихонько шмыгнул носом. Появилась Нефернефрура, слезы текли по ее лицу.
— Посмотри, что ты наделал, — сказала Меритатон.
Наставница взяла девочку на руки и принялась успокаивать. Слезы прекратились, и теперь малютка принцесса сердито, с подозрением смотрела на меня.
— Знаю, как трудно говорить, — сказал я, — но я хотел встретиться со всеми вами, потому что нуждаюсь в вашей помощи. Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что вспомните про свою мать в последние дни перед ее исчезновением. Или все про царицу, что, на ваш взгляд, мне следует знать. Это возможно?
Девочки посмотрели на Меритатон, словно молча вырабатывая соглашение. Наставница Меритатон подняла глаза и запустила на столе фаянсовый волчок. Яркие цвета на его поверхности слились — и там, где в покое виделись лишь линии, появилось изображение улыбающегося лица. Редкий и удивительный предмет.
— Прекрасный волчок. Кто вам его подарил?
— Наша мать, — подчеркнуто произнесла Мекетатон.
Мы все молча смотрели на волчок. Принцессы выглядели будто завороженные. Постепенно теряя равновесие, он запрыгал, накренился и затем упал. Меритатон, похоже, посчитала его орудием прорицания или по крайней мере принятия решения, ибо еще немножко поразмышляла и в конце концов кивнула. Девочки подались ко мне чуть ближе.
— Она странно себя вела. Лицо у нее было темное, печальное. По нему пробегала тень, тревога.
Свет лампы мерцал в глазах говорившей Меритатон.
— Вы знаете почему?
Лежавшая на тахте Мекетатон крикнула:
— Они поссорились с отцом!
— Нет, — отозвалась старшая сестра.
— Да, поссорились. Я слышала. Потом она пришла пожелать нам спокойной ночи, а вы все спали. Она плакала, но старалась скрыть это. Я спросила, почему она плачет, и она сказала: «Просто так, моя милая, просто так». И сказала, что это будет наш секрет и чтобы я никому не говорила. Потом она поцеловала меня и обняла, как будто я была куклой какой-то, и велела ложиться спать и не волноваться, потому что она все уладит.
— И когда это случилось? — спросил я.
— День я не помню. Но недавно.
— Больше ни с кем из вас, принцессы, она в таком духе не разговаривала?
Переглянувшись, они покачали головами. Теперь Меритатон разозлилась и молчала.