— Который час? — наконец спросил я и немедленно почувствовал себя идиотом, задав такой простой и не относящийся к делу вопрос.
— Час Ахет. — Голос ее был спокойным и чистым.
— Пожалуйста, напомните, что это значит. — Рядом с ней я чувствовал себя невеждой.
— Это означает час перед рассветом. Книги еще называют его временем, когда становишься деятельным. По-иному это можно объяснить так: «Ах» — имя, которым мы называем воссоединение личности со своей душой после смерти. Некоторые полагают, что это воссоединение длится вечность.
— Как долго!
На мою нервную иронию она отреагировала внимательным взглядом. Это напомнило мне, что нет нужды изображать перед ней полицейского. Задача была потруднее: быть самим собой.
— И еще одно истолкование: на священном языке знак «Ах» означает священного ибиса, птицу мудрости. Подумай об этом в рассветные часы своей новой жизни.
Мгновение мы смотрели друг на друга. Что со мной происходило?
— Это моя новая жизнь? — спросил я. — Я умер? И родился заново?
— Возможно, если ты посмотришь на это правильно. По истине. — Она наклонила голову набок, рассматривая и оценивая меня.
— Для меня честь познакомиться с вами, — сказал я.
— Ох, прошу, не надо о чести. Я устала от почестей. Сожалею, что так осложнила тебе жизнь. Наполнила ее таким драматизмом. Все эти задания и проверки. Ты, наверное, чувствовал себя попавшим в сказку. Но я должна была знать, можно ли тебе доверять. Истинный ли ты человек. Ты голоден? Хочешь пить?
Она жестом указала на стол и налила мне бокал воды. Я выпил ее залпом, не сознавая, насколько пересохло у меня во рту, как тепло сделалось в комнате. Видимо, потому я болтал такую чушь. Она пополнила кувшин из маленького фонтанчика, устроенного в стене, и поставила его передо мной. Каждый жест и движение царицы были совершенными. Женщина, полностью владеющая собой. Казалось, даже воду в кувшин она наливала, полностью и с удовольствием этому отдаваясь. Она жила полной жизнью.
— У вас здесь свежая вода?
— Да, под зданием есть источник. Отчасти поэтому я выбрала данное место.
— Для чего?
— Для своего убежища.
— Убежища от чего?
Она помолчала.
— Я не должна забывать, что ты человек, который разгадывает серьезные загадки, задавая простые вопросы. — Она налила мне еще воды, затем медленно отошла в глубь комнаты. — Ты так меня и нашел? Задавая вопросы? — Глаза ее блестели. Весельем. Любопытством. Интересом. — Откуда ты знаешь то, что знаешь?
В тот момент ответа у меня не было. Я почувствовал, будто работа всей моей жизни, мои поступки и мысли, мечты и идеалы рассыпались в прах, повергнутые ее рукой, которая, опускаясь, сверкнула белизной в свете ламп. И это чувство мне понравилось.
— Наш Владыка.
— Назови его по имени. Имена обладают силой. Назови его Эхнатоном.
Она произнесла его имя как сложную музыкальную фразу. В нем прозвучала мелодия любви, но еще и диссонансы, и более резкие, противоречивые эмоции. Царица отступила дальше в темноту комнаты.
— Эхнатон вызвал меня, а не начальников городской полиции, чтобы найти вас.
— Он тебя не вызывал. Это сделала я. И наблюдала за тобой с момента твоего прибытия.
Мне показалось, будто дверь отворилась там, где прежде ее не было. Царица снова повернулась ко мне, ее изумительное лицо опять вышло на свет. Она невозмутимо ждала моей реакции, встретившись со мной сдержанным, оценивающим взглядом. На мгновение я смешался, пытаясь соединить ее слова с теми сведениями, что успел собрать, — пытаясь, честно говоря, увидеть всю тайну в новом свете, с позиции, которой потребовали эти несколько простых слов. Внезапно у меня страшно закружилась голова. Сешат, погибшая девушка? А как же Тженри и Мерира? К чему эта великолепная и жуткая головоломка?
Ко мне бочком подошла кошка и, выгибая спину, потерлась о мои ноги, породив каскад серебристых искорок, от которого мы оба вздрогнули. Я погладил ее. Нефертити улыбнулась, на этот раз более открыто.
— Ты ей нравишься.
— Она нравится мне.
— Но ты же не любишь кошек.
— Вкусы меняются. Как вы узнали, что она найдет меня и приведет к вам?
Кошка перешла к своей хозяйке, вспрыгнула к ней на колени и оглянулась на меня, немного наклонив голову и аккуратно подобрав хвост.
— Я не знала. Я верила.
Я снова почувствовал себя заблудившимся на неисследованной территории, где вещи не то, чем кажутся. Где истина — множественна. Где верой совершаются дела. Где я не знал, что мне известно.
— Я знала, что она вернется ко мне. И верила, что ты можешь последовать за ней.
— У меня страннейшее чувство, что я персонаж и вы пишете мою судьбу.
— Мы персонажи одной и той же истории. Я вынуждена была вызвать тебя к себе, потому что не знаю конца. Дело сдвинулось, но мы теперь находимся в самой середине этого трудного пути и можем узнать конец, только прожив предстоящее. Я знаю, какого завершения хочу для себя, но оно не бесспорно. Его не может быть, пока оно не воплотится, свершится, сделается настоящим. Книга живых, если хочешь. И для этого мне нужна твоя помощь.
Ее ум возбуждал; пока она говорила, я упивался оттенками выражения ее лица — быстрая смена эмоций, остроумие. У меня промелькнула мысль, что я наблюдаю за великой актрисой, глубоко чувствующей каждое слово, однако великолепно владеющей собой. К тому же я начал постигать кое-что еще: потребность в ней, затягивающую, как абсолютно темный колодец. Она отчаянно желала раскрыться, поведать свою историю, мотивы и, возможно, страхи. Ей нужен был кто-то, с кем она могла бы поговорить. И я вдруг осознал, что она одна, в утлой лодчонке, брошенная на произвол судьбы в море тревог. И просит моей помощи.
Я скептик по части слов. Я научился не доверять им, поскольку часто они заводят нас в дебри или сообщают простые на первый взгляд факты, которые маскируют или отрицают более темные и менее приятные парадоксы и правду. В словах есть обманчивость, ненадежность, но есть в их силе нечто, обладающее иногда собственной неизбежной красотой. И разве не верно, что правда о словах отчасти заключается в том, что они преобразуются, превращаясь в истории, которые мы рассказываем о мире, о себе или друг о друге, о полузабытых снах или о молчании, которое выше слов? Мне пришлось выслушать историю царицы. В конце концов, теперь я часть этой истории.
— Скажите, что мне нужно сделать, — проговорил я. — И прошу вас объяснить для чего.
Она села напротив меня.
— Это длинная история.
— А я в ней есть?
— Да.
29
— Я вынуждена вернуться к началу, — сказала Нефертити. — Большинство историй начинаются с рождения и детства, не так ли? Я родилась в таком-то месте, в такой-то час и в такое-то время года. Звезды засвидетельствовали момент моего рождения и тайну моей судьбы, встав благоприятным или неблагоприятным образом. Но подобные вещи ныне так далеки, так далеки, что я их и не знаю. Мне, полагаю, повезло, что я выросла в семье, обладавшей властью, влиянием, богатством и фамильной гордостью. Какое изобилие! Мы забыли о бренности всех богатств.
Я слушал. Она нащупывала нить своего повествования.
— Помимо мозаичных отрывов, которые с таким же успехом могут быть и снами — беготня по зеленому саду с переходом из света в тень, звуки Великой реки во время вечернего катания на лодке, возвращение домой как-то вечером в паланкине, положив голову на колени матери, я разглядываю звезды, — первым моим настоящим воспоминанием стала поездка с отцом на праздник Ипет, чтобы пройти под новой колоннадой шествий в Луксоре. Я держала его за руку, потому что боялась Аллеи сфинксов: они казались чудовищами с радостными лицами. Я не могла понять, почему их так много! Пока мы шли, отец рассказывал мне легенды — о Тутмосе, который поверил сну и в обмен на трон Великой империи освободил Большого сфинкса от занесшего его песка пустыни; об удалом Аменхотепе, который больше всего любил лошадей, развешивал трупы врагов на городских стенах и был погребен со своим любимым боевым луком; о его внуке, Аменхотепе Прекрасном, нашем фараоне, скорбевшем тогда о внезапной смерти своего первенца. Я помню, он поведал мне об умершем принце, похороненном со своей любимой кошкой по имени Пусс. Пусс отправилась за ним в Загробный мир. Мне нравилось представлять, как Пусс сидит на носу Солнечной ладьи, разглядывая зелеными глазами тайны потустороннего мира и зеленое лицо самого Осириса.
Когда же я, как это обычно делают дети, которым нравятся рассказы о благородных и сильных мужчинах и женщинах, спросила отца, что было дальше, он ответил: «Увидишь». И однажды я увидела. Как-то раз отец позвал меня и сказал: «Я хочу, чтобы ты была очень храброй. Ты постараешься ради меня?» У него было такое серьезное лицо. Я посмотрела на него и ответила: «Теперь мне можно отрастить волосы?» И он, улыбнувшись, сказал: «Теперь самое время». Я захлопала в ладоши и подумала: теперь я вот-вот стану женщиной! Он отправил меня к женщинам нашего семейства, и меня посвятили во все их секреты: флаконы, ложечки и гребни, хихиканье, мелкую ложь и сплетни. Но еще я помню, как смотрела на меня мать, словно издалека, и что-то невысказанное оставалось между нами. Как будто она хотела что-то мне сообщить, но не знала, как это сделать.
Нефертити спустила кошку с колен, поднялась и прошлась по комнате, будто движение помогало ей вспоминать.
— На следующее утро женщины вернулись все вместе с многочисленными платьями и украшениями. Они были молчаливы. Что-то произошло. Они нарядили меня в несколько золотых и белых одежд, как подарок завернули. Вместе с моим отцом вошел Верховный жрец, женщины покинули комнату, и он дал мне наставления — что говорить, чего не говорить, когда говорить, а когда хранить молчание. Я посмотрела на отца, который сказал: «Это большой день для тебя и для всей нашей семьи. Я очень горжусь». Затем он подхватил меня на руки, мама поцеловала меня на прощание, и он унес меня из дома.